...Я разговариваю с одним из организаторов фестиваля кино и литературы, и ко мне подходит молодая, хорошенькая блондинка с сообщением о том, что ей очень понравилось «Время раздирать и время сшивать». Сообщает, что живет в одной балтийской стране и работает в кино. Немедленно опознается ее принадлежность к разряду «тупамарос», поскольку обращается к одному (ко мне, в данном случае), а интересуется другим (организаторами фестиваля). Хотя совершена эта почти непростительная ошибка, все еще остается шанс, что она относится к начинающим Талантам. Организаторша осведомляется, что означает выражение «работаю в кино». Блондинка объясняет, что пишет рецензии для одной газеты и что недавно выпустила книгу (Боже, неужто о кино? Да нет, наверняка о себе, о своей короткой и неинтересной жизни).
Тем временем она совершает тягчайший грех — спрашивает, нельзя ли получить приглашение на этот год. Организатор отвечает, что издательница моих книг в этой балтийской стране, дама весьма деятельная и влиятельная (и очень красивая, добавляю я про себя), уже приглашена. Он возобновляет разговор со мной, а блондинка из племени тупамарос на несколько минут впадает в растерянность, не зная, как тут быть, а потом ретируется.
Поскольку речь идет о литературной премии, большая часть приглашенных — Таланты, Тупамарос и Подносы — принадлежат к артистической среде, а Партнеры делятся на членов попечительских советов и спонсоров, помогающих музеям, симфоническим оркестрам и подающим надежды артистам. И вот ведущий поднимается на сцену, просит всех занять свои места (на столиках расставлены таблички с именами), отпускает несколько шуточек (это часть ритуала, и все мы смеемся) и сообщает, что победители будут названы между закусками и первым блюдом.
Я направляюсь к главному столу: это позволяет мне устроиться подальше от Подносов, но также и не дает возможности общаться с Талантами, исполненными воодушевления, да и вообще — самыми интересными здесь. Место мое оказывается рядом с директрисой фирмы по продаже автомобилей, спонсирующей празднество, и богатой наследницей, решившей вложить средства в искусство, — к моему удивлению, обе дамы не носят вызывающее декольте. Кроме них, за столом сидят: владелец парфюмерной компании, арабский принц (он оказался в это время в Париже, и устроители, заботясь о престиже вечера, затащили его сюда), израильский банкир, коллекционирующий рукописи XIV века, консул Франции в княжестве Монако и белокурая девушка — не знаю, чем она занимается, но подозреваю, что является потенциальной любовницей одного из организаторов.
Надеваю очки и, стараясь, чтобы это получилось незаметно, читаю таблички с именами моих соседок (меня тоже нужно отправить на этом корабле в открытое море и там приглашать на один и тот же вечер раз десять — тогда, может быть, выучу их имена наизусть). Мари, как велит протокол, посадили за другой стол: на каком то витке мировой истории кому то пришло в голову, что на официальных банкетах пары должны быть разделены, с тем чтобы в воздухе повисал вопрос: дама по соседству — замужем, одинока или замужем, но доступна. Или, быть может, этот мудрец боялся, что супруги, оказавшись рядом, будут разговаривать исключительно друг с другом — но зачем бы им в таком случае выходить из дому, брать такси, отправляться на банкет?
В полном соответствии с моим списком тем разговор вертится вокруг последних событий «культурной жизни» — «какая замечательная выставка», «какой талантливый критик». Я пытаюсь сосредоточиться на закуске — икра с лососиной и яйцом, — но меня то и дело отвлекают вопросами: как продвигается работа над моей новой книгой, откуда я черпаю вдохновение и каковы мои творческие планы. Все демонстрируют эрудицию, все цитируют — якобы случайно, так, к слову пришлось — какую нибудь знаменитость, удостаивающую их своей дружбой. Все превосходно умеют скользить по поверхности разговора о политике или о тех проблемах, с которыми сталкивается культура.
— А что, если мы обсудим еще что нибудь?
Эти слова произносятся будто сами собой. Присутствующие замолкают: в конце концов, это верх невоспитанности: прерывать других, а еще хуже — тянуть, так сказать, одеяло на себя. Однако похоже, что вчерашняя прогулка по улицам Парижа в обществе бродяг произвела на меня роковое действие: я больше не выношу подобных разговоров.
— Вот, например, примиритель: то мгновение в нашей жизни, когда мы перестаем двигаться вперед и довольствуемся тем, что имеем.
Особенного интереса не проявляет никто. Что ж, сменю тему:
— А можно поговорить о том, как важно позабыть историю, которую нам рассказывали, и попытаться прожить что то новое. Каждый день делать что нибудь непривычное: ну, скажем, заговорить с соседом в ресторане, зайти в больницу, ступить в лужу, попытаться услышать другого человека, заставить Энергию Любви циркулировать свободно, а не закупоривать ее и не хранить где нибудь в углу.
— Вы имеете в виду адюльтер? — спрашивает устроитель вечера.
— Нет. Это значит, что лучше быть слугой любви, нежели ее хозяином. Это гарантирует нам, что мы спим с кем то потому, что желаем этого, а не потому, что так принято.
Консул Франции в Монако со всевозможной деликатностью, но и не без иронии объясняет мне, что присутствующие пользуются этим правом и этой свободой. Все соглашаются, хотя никто не верит, что это правда.
— Секс! — восклицает белокурая девушка неопределенных занятий. — Почему же мы не говорим о сексе?! Это гораздо интересней и не так сложно!
По крайней мере, звучит это искренне. Одна из моих соседок издает иронический смешок, но я аплодирую.
— Секс и в самом деле гораздо более интересная тема, однако не думаю, что есть большая разница. Разве не так? И, кроме того, ныне эта тема — не запретная.
— ...хоть и свидетельствует о крайнем упадке вкусов, — вставила одна из моих соседок.
— А можно ли узнать, что же находится под запретом? — устроитель явно чувствует себя неловко.
— Деньги, например. У каждого из нас есть деньги, ну или, по крайней мере, мы делаем вид, будто у нас есть деньги. Мы верим, что нас пригласили сюда потому, что мы богаты, влиятельны, знамениты. Но отчего бы нам не узнать сегодня за ужином, сколько зарабатывает каждый из нас? Раз уж мы так уверены в себе, так значительны, то отчего бы не взглянуть на наш мир непредвзято и увидеть его таким, каков он на самом деле?
— Куда это вы клоните? — спрашивает автомобильная дилерша.
— Да это долгая история: можно начать с Ганса и Фрица, которые сидят в одном из токийских баров, перейти к монголу кочевнику, который утверждает, что для того, чтобы стать самим собой, нужно позабыть все прежние представления о себе.
— Ничего не понимаю.
— Я ведь ничего и не объяснял. Но вернемся к тому, что нас интересует: я хочу знать, сколько зарабатывает каждый из нас. То есть что значит в денежном эквиваленте сидеть за главным столом?
Повисает пауза. Сотрапезники удивленно смотрят на меня: финансы — это большее табу, чем секс, измены, коррупция, парламентские интриги.
Но арабский принц — то ли ему до смерти надоели приемы и банкеты с пустопорожними разговорами, то ли его доктор сообщил ему, что он недолго протянет, то ли еще по какой причине — вдруг подхватывает тему:
— По решению парламента моей страны я получаю 20 000 евро ежемесячно. Это не соответствует тому, сколько я трачу, однако у меня есть практически неограниченная статья расходов на так называемое «представительство». Это значит, что посольство выделяет мне машину и водителя, одежда, которую я ношу, принадлежит правительству, а когда завтра я полечу в другую европейскую страну, расходы на личный самолет, пилоты, горючее и аэропорт будут возмещены все по той же статье. — И добавил:
— Внешность обманчива.
Если принц, будучи за нашим столом самой важной особой, говорил так откровенно и честно, то никто не мог привести его высочество в смущение. Однако нужно, чтобы и остальные приняли участие в игре.
— Затрудняюсь сказать точно, сколько я получаю в месяц, — сказал устроитель вечера, один из классических представителей Банка Услуг, которые называются «лоббистами». — Тысяч десять, наверно, но те организации, которыми я руковожу, тоже выделяют мне «представительские». Я могу оплачивать из них все, что захочу, — обеды и ужины, одежду и авиаперелеты. Хотя личного самолета у меня нет.
Он сделал знак официанту, и наши бокалы вновь наполнились. Настал черед дилерши, которую весь этот разговор занимал все больше и больше.
— Полагаю, что и я зарабатываю примерно столько же. И мои «представительские» тоже не ограничены.
Так по кругу мои соседи говорили о том, сколько получает каждый из них. Самым богатым оказался банкир — он зарабатывает десять миллионов евро в год, не говоря о том, что владеет пакетом акций своего банка и они постоянно растут.
Но белокурая девушка, которую никто нам не представил, отвечать отказалась.
— Это — сугубо личное дело. Никому не интересно.
— Разумеется, никому не интересно, но ведь мы затеяли такую игру, — возразил устроитель.
Девушка стояла на своем. И тем самым продемонстрировала свое превосходство над остальными: так или иначе, она была единственной, у кого оказались секреты. И, взлетев на более высокую ступеньку, оказалась под прицелом презрительных взглядов. Чтобы не чувствовать себя униженной своим жалким жалованьем, она, притворяясь существом загадочным, решила унизить всех вокруг. А того не понимала, что большинство людей здесь живут благодаря этим «представительским», которые могут исчезнуть в любую минуту. Оборвется эта ниточка — и они полетят в пропасть.
Как и следовало ожидать, дело дошло до меня.
— Год на год не приходится. Если я выпускаю новую книгу, то получаю что то около пяти миллионов долларов. Если — нет, то выходит порядка двух: их я получаю за продление прав на издание тех книг, что сочинил раньше.