Покуда жизнь моя жива была!
Но Смерть пришла - и ей закрыла вежды.
О тщетные надежды!
Земля мое сокровище взяла.
Я жив, но жизнь без милой немила.
Плохую службу мне не сослужи,
Мой бедный разум, не оставь меня
В минуту рокового помраченья,
Прочел бы я во взоре госпожи:
"Ты на пороге горестного дня,
Отрады - в прошлом, впереди - мученья" -
И был бы рад земного облаченья
Лишиться первым и, освобожден
От ненавистной тесноты телесной,
В обители небесной
Увидел бы, что пуст Мадонны трон.
Но нет, - уйду, годами убелен.
Канцона, всем влюбленным говори:
"Ты счастлив? Так умри,
Пока тебе твой путь подлунный дорог,
И не ищи весомых отговорок".
CCCXXXII
Удел счастливый мой, пора блаженства,
Златые дни, безоблачные ночи,
И вздохи нежные, и сладость лада
Моих латинских строф и новых песен
Внезапно вылились в печаль и в слезы,
И немила мне жизнь, и жажду смерти.
Жестокой, злой, неумолимой Смерти
Я говорю: Лишив меня блаженства,
Ты сделала моим уделом слезы,
И мрачны дни мои, унылы ночи.
Мучительные вздохи - не для песен,
И скорбь, моя сильней любого лада.
Где признаки утраченного лада?
В словах о муках, в помыслах о смерти.
Где пламя строф, где жар любовных песен,
В которых сердца чуткого блаженство?
Где о любви слова под сенью ночи?
И на устах и в думах - только слезы.
Мечта когда-то порождала слезы,
А сладостные слезы - сладость лада,
И, плача, долгие не спал я ночи,
Тогда как нынче слезы горше смерти,
Закрывшей взгляд, исполненный блаженства, -
Высокое начало низких песен.
Прекрасный взор, предмет любовных песен,
В последних песнях заменили слезы
Воспоминаний о поре блаженства,
И мысль рождает перемену лада,
И без конца взываю к бледной Смерти:
Прерви мои мучительные ночи!
Покинул сон томительные ночи,
Глухие звуки - новый признак песен,
В которых говорится лишь о смерти,
И что ни песня - в каждой слышны слезы.
Изменчивее не бывает лада
В стране любви, где начал я с блаженства.
Никто не знал подобного блаженства,
Никто сильней не страждет дни и ночи.
Двойная боль двойного просит лада,
Рождающего звуки скорбных песен.
Надежду прежних дней сменили слезы,
И смерть одна - лекарство против Смерти.
Убитый смертью, только волей Смерти
Увижу лик в обители блаженства,
Что вздохи делал сладкими и слезы -
Зефир и дождь под сенью нежной ночи:
Из светлых мыслей ткал я строфы песен
Любовного, возвышенного лада.
Когда, найдя опору в скорби лада,
Лауру смог бы я отнять у Смерти,
Как милую - Орфей звучаньем песен,
Я прежнее бы испытал блаженство!
А не найду - пусть мрак ближайшей ночи,
Закрыв истоки, остановит слезы.
Амур, уж много лет, как льются слезы,
Как скорбного не оставляю лада,
На лучшие не уповая ночи.
Поэтому я и взываю к Смерти
С мольбою взять меня в приют блаженства,
К той, без которой плачут строфы песен.
Взлети слова моих усталых песен
Туда, где неизвестны гнев и слезы,
Она, чья красота - небес блаженство,
Тотчас же новизну заметит лада,
Неузнаваемого волей Смерти,
Оставившей меня во мраке ночи.
Вы, кто в безоблачные верит ночи,
Кто пишет сам иль ждет любовных песен,
Глухой к моей мольбе скажите Смерти,
Страданий порту, где излишни слезы, -
Пусть отрешится от былого лада,
Что всех печалит, мне ж сулит блаженство.
Сулит блаженство после долгой ночи:
И лада скорбь, и безысходность песен,
И слезы - все уйдет с приходом Смерти.
CCCLIX
Когда мой нежный, верный мой оплот,
Чтоб тяжких дней моих ослабить муку,
По левую стоит над ложем руку
И речь свою премудрую ведет,
Я с трепетом дерзаю в свой черед
Спросить: "Откуда ты, душа благая?"
Ветвь пальмы прижимая
И лавра ветвь к груди, она в ответ:
"Сюда, на этот свет
Я поспешила с неба эмпирея,
Тебя, мой безутешный друг, жалея".
Ответом ей - мой благодарный взор.
"Но для меня, - я говорю, - задача,
Что послужило знаком..." - "Волны плача,
Неиссякаемые с неких пор,
И вздохи, одолев такой простор,
Смущают мой покой в святом пределе.
Послушай, неужели
Ты огорчен, что я из мира зла
В мир лучший перешла?
Ты был бы этим счастлив беспримерно,
Любя меня признаньям соразмерно".
"Я плачу о себе, вообрази,
Лишь о себе, на муки обреченном,
Что ты взошла на небо, убежденном,
Как в том, что видит человек вблизи.
Господь бы не явил благой стези
Особе юной, полн благоволенья.
Будь вечного спасенья
Ты недостойна, редкая душа,
Что вознеслась спеша,
Свободна от одежд, в приют блаженства,
Высокое мерило совершенства.
Что, одинокому, помимо слез,
Мне остается при моем уделе?
Милей угаснуть было в колыбели,
Дабы не стать рабом любовных грез!"
"Зачем терзаться? - слышу я вопрос. -
Ты лучше бы крылам себя доверил
И суету измерил,
И этот плач любовный - тот же прах! -
На правильных весах
И радостно последовал за мною,
Вознагражден из двух ветвей одною".
"Нельзя ли мне, - я говорю тогда, -
Узнать, что ветви означают эти?"
Она: "Ты не нуждаешься в ответе,
Ты, чьим пером одна из них горда.
Победы символ - пальма. Навсегда
Над миром и собою одержала
Я верх и лавр стяжала,
Триумфа знак. Всевышний и тебе
С соблазнами в борьбе
Поможет, и, найдя защиту в Боге,
Найдешь меня в конце твоей дороги".
"Ужели очи вижу наяву,
Что солнцем были мне, и те же косы,
Чей пленник я?" - "Подобные вопросы
Напоминают глупую молву.
Бесплотная, на небе я живу;
Что ищешь ты, давно землею стало,
Но я тебе предстала
Такою, чтобы скорбь прошла твоя,
И верь, что стану я
Еще прекрасней и тебе дороже,
Тебя да и себя спасая тоже".
Я плачу, и она
Мне вытирает терпеливо щеки.
И вновь звучат упреки -
И камень был бы ими сокрушен.
И вдруг исчезли - и она, и сон.
ПРИМЕЧАНИЯ
На жизнь Мадонны Лауры
С. 21. Был день, в который... - Петрарка имеет в виду Страстною пятницу (6 апреля 1327 г.), когда он впервые встретил Лауру.
...Скорбя, померкло Солнце... - Согласно преданию, в день распятия Христа "померкло солнце".
...Добро одних над злом других подняв... - Речь идет о планетах Юпитер и Марс, иначе говоря, о торжестве благого начала (Юпитер) над злым (Марс).
...И рыбаков Петра и Иоанна... - По преданию, Петр и Иоанн были рыбаками...
...И ныне городку... - Речь идет о селении Комон, где родилась Лаура.
С. 22. Сонет построен на восхвалении не только имени Лауры, но даже слогов, его составляющих.
С. 23. С тобой, мой друг... - Сонет явно обращен к какому-то конкретному лицу, которое, однако, Петрарка не пожелал назвать.
С. 30. Сонет XXV адресован другу-поэту, отошедшему от любовной лирики и вновь к ней вернувшемуся.
Сонет XXVI обращен к тому же другу-поэту.
С. 31. Благой король... - французский король Филипп VI.
...на чьем челе корона // Наследная... - то есть корона Карла IV. Далее речь идет о крестовом походе 1333 года. Под "безжалостными сатрапами Вавилона" подразумеваются сатрапы Багдадского падишаха.
...Что Божий самый ревностный слуга... - папа Иоанн XXII.
...Твой нежный агнец... - подразумевается Агнесса Колонна.
...в троице планет... - по тогдашней космогонии: Луна, Меркурий и Венера.
С. 32. А свет звезды, что немила Юноне... - свет Венеры.
С. 33. Коль скоро, Аполлон, прекрасный пыл... - пыл (любовь) к Дафне.
...Когда ты жил среди простого люда... - Речь идет об изгнании Аполлона с Олимпа.
...Она сидит на травке - наше чудо, // Сама сплетая над собою сень. - Подразумеваются сразу и Дафна (возлюбленная Аполлона) и Лаура (возлюбленная Петрарки), обе они уподобляются вечнозеленому лавру.
С. 34. Нет, Орсо... - Сонет посвящен Орсо дель Ангаллара.
С. 35. Сонет XXXIX посвящен Джованни Колонна, и речь в нем идет о предполагавшейся встрече автора с этим кардиналом весной 1337 года. Однако боязнь повстречаться с Лаурой удерживает поэта.
Когда Амур иль Смерть в средине слова // Начатой мною ткани не порвут... - Речь идет о новом сочинении, над которым Петрарка в ту пору работал (предположительно над "Африкой" или "Жизнеописанием знаменитых мужей").
Но часто мне для моего труда // Недостает благословенных нитей, // Которые мне Ливии мог бы дать. - Как явствует из заключительного следующего терцета, речь вдет о манускрипте, который Петрарка просил своего адресата (предположительно Джакомо Колонна или Джованни Колонна) прислать для работы. О том, что Петрарка просил прислать именно Тита Ливия, в оригинале не сказано. Это - предположение переводчика. Вероятнее, что под mio dilecto padre (любимый мой отец) оригинала скрыт св. Августин, а не Тит Ливий.
С. 36. Когда из рощи Дафна прочь уйдет... - Под метафорической Дафной скрывается Лаура. Сонет написан по случаю отъезда Лауры в июле 1336 года; в тот день разразилась сильная гроза.
Вместе с предыдущим сонет XLII образует определенное поэтическое единство,
...В глубинах Монджибелло труд замрет // Хромого Сицилийца-великана. - Согласно мифу, кузница Вулкана находилась в Монджибелло (вулкан Этна) или на острове Липари.
...И с ним Юнона вновь благоуханна. - Юнона - сестра Вулкана. В данном случае - олицетворение воздуха.
С. 37. Латоны сын с небесного балкона... - то есть бог солнца Аполлон.
...Ту, по которой, как другой сейчас... - Под "той" подразумевается Дафна, в которую был влюблен Аполлон.
Кто, проявив неумолимый нрав... - Речь идет о Юлии Цезаре, всплакнувшем над головой Помпея, разбитого им при Фарсале.
...И тот, кто был сильней, чем Голиаф... - то есть Давид, рыдавший над трупом мятежного сына Авессалома и трупом своего гонителя Саула.
С. 38. Мой постоянный недоброжелатель... - зеркало.
Хоть нет на свете трав, достойных стать // Цветку неповторимому оправой. - В переводе несколько приподнято. В оригинале проще: растительность недостойна такого красивого цветка. Вот смысл уподобления Лауры Нарциссу,