Красный татарин не любил Жилина. Как увидит, нахмурится и прочь отвернётся, либо обругает. Был ещё у них старик. Жил он не в ауле, а приходил из‑под горы. Видал его Жилин, только когда он в мечеть проходил богу молиться. Он был ростом маленький, на шапке у него белое полотенце обмотано. Бородка и усы подстрижены, белые, как пух; а лицо сморщенное и красное, как кирпич; нос крючком, как у ястреба, а глаза серые, злые и зубов нет ‑ только два клыка. Идёт, бывало, в чалме своей, костылём подпирается, как волк озирается. Как увидит Жилина, так захрапит и отвернётся.
Пошёл раз Жилин под гору посмотреть, где живёт старик. Сошёл по дорожке, видит ‑ садик, ограда каменная, из‑за ограды черешни, шепталы и избушка с плоской крышкой. Подошёл он поближе, видит ‑ ульи стоят плетённые из соломы, и пчёлы летают, гудят. И старик стоит на коленочках, что‑то хлопочет у улья. Поднялся Жилин повыше посмотреть и загремел колодкой. Старик оглянулся ‑ как визгнет, выхватил из‑за пояса пистолет, в Жилина выпалил. Чуть успел он за камень притулиться.
Пришёл старик к хозяину жаловаться. Позвал хозяин Жилина, сам смеётся и спрашивает:
‑ Зачем ты к старику ходил?
‑ Я, ‑ говорит, ‑ ему худого не сделал. Я хотел посмотреть, как он живёт.
Передал хозяин. А старик злится, шипит, что‑то лопочет, клыки свои выставил, махает руками на Жилина.
Жилин не понял всего, но понял, что старик велит хозяину убить русских, а не держать их в ауле. Ушёл старик.
Стал Жилин спрашивать хозяина: что это за старик? Хозяин и говорит:
‑ Это большой человек! Он первый джигит был, он много русских побил, богатый был. У него было три жены и восемь сынов. Все жили в одной деревне. Пришли русские, разорили деревню и семь сыновей убили. Один сын остался и передался русским. Старик поехал и сам передался русским. Пожил у них три месяца; нашёл там своего сына, сам убил его и бежал. С тех пор он бросил воевать, пошёл в Мекку [Мекка ‑ священный город у мусульман] богу молиться, от этого у него чалма. Кто в Мекке был, тот называется хаджи и чалму надевает. Не любит он вашего брата. Он велит тебя убить; да мне нельзя убить, ‑ я за тебя деньги заплатил; да я тебя, Иван, полюбил; я тебя не то что убить, я бы тебя и выпускать не стал, кабы слова не дал. ‑ Смеётся, сам приговаривает по‑русски: ‑ Твоя, Иван, хорош ‑ моя, Абдул, хорош!
IV
Прожил так Жилин месяц. Днём ходит по аулу или рукодельничает, а как ночь придёт, затихнет в ауле, так он у себя в сарае копает. Трудно было копать от камней, да он подпилком камни тёр, и прокопал он под стеной дыру, что впору пролезть. "Только бы, ‑ думает, ‑ мне место хорошенько узнать, в какую сторону идти. Да не сказывают никто татары".
Вот он выбрал время, как хозяин уехал; пошёл после обеда за аул, на гору ‑ хотел оттуда место посмотреть. А когда хозяин уезжал, он приказывал малому за Жилиным ходить, с глаз его не спускать. Бежит малый за Жилиным, кричит:
‑ Не ходи! Отец не велел. Сейчас народ позову!
Стал его Жилин уговаривать.
‑ Я, ‑ говорит, ‑ далеко не уйду, ‑ только на ту гору поднимусь, мне траву нужно найти ‑ ваш народ лечить. Пойдём со мной; я с колодкой не убегу. А тебе завтра лук сделаю и стрелы.
Уговорил малого, пошли. Смотреть на гору ‑ недалеко, а с колодкой трудно, шёл, шёл, насилу взобрался. Сел Жилин, стал место разглядывать. На полдни [На полдни ‑ на юг, на восход ‑ на восток, на закат ‑ на запад] за сарай лощина, табун ходит, и аул другой в низочке виден. От аула другая гора, ещё круче; а за той горой ещё гора. Промеж гор лес синеется, а там ещё горы ‑ всё выше и выше поднимаются. А выше всех белые, как сахар, горы стоят под снегом. И одна снеговая гора выше других шапкой стоит. На восход и на закат всё такие же горы, кое‑где аулы дымятся в ущельях. "Ну, ‑ думает, это всё ихняя сторона".
Стал смотреть в русскую сторону: под ногами речка, аул свой, садики кругом. На речке ‑ как куклы маленькие, видно ‑ бабы сидят, полоскают. За аулом пониже гора и через неё ещё две горы, по ним лес; а промеж двух гор синеется ровное место, и на ровном месте далеко‑далеко точно дым стелется. Стал Жилин вспоминать, когда он в крепости дома жил, где солнце всходило и где заходило. Видит ‑ там точно, в этой долине, должна быть наша крепость. Туда, промеж этих двух гор, и бежать надо.
Стало солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых ‑ алые; в чёрных горах потемнело; из лощин пар поднялся, и самая та долина, где крепость наша должна быть, как в огне загорелась от заката.
Стал Жилин вглядываться ‑ маячит что‑то в долине, точно дым из труб. И так и думается ему, что это самое ‑ крепость русская.
Уж поздно стало. Слышно ‑ мулла прокричал [Мулла прокричал. ‑ Утром, в полдень и вечером мулла ‑ мусульманский священник ‑ громкими возгласами призывает к молитве всех мусульман]. Стадо гонят ‑ коровы ревут. Малый всё зовёт: "Пойдём", а Жилину и уходить не хочется.
Вернулись они домой. "Ну, ‑ думает Жилин, ‑ теперь место знаю, надо бежать". Хотел он бежать в ту же ночь. Ночи были тёмные, ‑ ущерб месяца. На беду, к вечеру вернулись татары. Бывало, приезжают они ‑ гонят с собой скотину и приезжают весёлые. А на этот раз ничего не пригнали и привезли на седле своего убитого татарина, брата рыжего. Приехали сердитые, собрались все хоронить. Вышел и Жилин посмотреть. Завернули мёртвого в полотно, без гроба, вынесли под чинары за деревню, сложили на траву. Пришёл мулла, собрались старики, полотенцами повязали шапки, разулись, сели рядком на пятки перед мёртвым.
Спереди мулла, сзади три старика в чалмах рядком, а сзади их ещё татары. Сели, потупились и молчат. Долго молчали. Поднял голову мулла и говорил:
‑ Алла! (значит бог. ) ‑ Сказал это одно слово, и опять потупились и долго молчали; сидят, не шевелятся.
Опять поднял голову мулла:
‑ Алла! ‑ и все проговорили: "Алла" ‑ и опять замолчали. Мёртвый лежит на траве ‑ не шелохнётся, и они сидят как мёртвые. Не шевельнётся ни один. Только слышно, на чинаре листочки от ветерка поворачиваются. Потом прочёл мулла молитву, все встали, подняли мёртвого на руки, понесли. Принесли к яме; яма вырыта не простая, а подкопана под землю, как подвал. Взяли мёртвого под мышки да под лытки [Под лытки ‑ под коленки], перегнули, спустили полегонечку, подсунули сидьмя под землю, заправили ему руки на живот.
Притащил ногаец камышу зелёного, заклали камышом яму, живо засыпали землёй, сровняли, а в головы к мертвецу камень стоймя поставили. Утоптали землю, сели опять рядком перед могилкой. Долго молчали.
‑ Алла! Алла! Алла! ‑ Вздохнули и встали.
Роздал рыжий денег старикам, потом встал, взял плеть, ударил себя три раза по лбу и пошёл домой.
Наутро видит Жилин ‑ ведёт красный кобылу за деревню, и за ним трое татар идут. Вышли за деревню, снял рыжий бешмет, засучил рукава ‑ ручищи здоровые, ‑ вынул кинжал, поточил на бруске. Задрали татары кобыле голову кверху, подошёл рыжий, перерезал глотку, повалил кобылу и начал свежевать, кулачищами шкуру подпарывает. Пришли бабы, девки, стали мыть кишки и нутро. Разрубили потом кобылу, стащили в избу. И вся деревня собралась к рыжему поминать покойника.
Три дня ели кобылу, бузу пили ‑ покойника поминали. Все татары дома были. На четвёртый день, видит Жилин, в обед куда‑то Собираются. Привели лошадей, убрались и поехали человек десять, и красный поехал; только Абдул дома остался. Месяц только народился ‑ ночи ещё тёмные были.
"Ну, ‑ думает Жилин, ‑ нынче бежать надо", ‑ и говорит Костылину. А Костылин заробел.
‑ Да как же бежать, мы и дороги не знаем.
‑ Я знаю дорогу.
‑ Да и не дойдём в ночь.
‑ А не дойдём ‑ в лесу переднюем. Я вот лепёшек набрал. Что ж ты будешь сидеть? Хорошо ‑ пришлют денег, а то ведь и не соберут. А татары теперь злые, за то, что ихнего русские убили. Поговаривают ‑ нас убить хотят.
Подумал, подумал Костылин.
‑ Ну, пойдём!
V
Полез Жилин в дыру, раскопал пошире, чтоб и Костылину пролезть; и сидят они ‑ ждут, чтобы затихло в ауле.
Только затих народ в ауле, Жилин полез под стену, выбрался. Шепчет Костылину:
‑ Полезай.
Полез и Костылин, да зацепил камень ногой, загремел. А у хозяина сторожка была ‑ пёстрая собака. И злая‑презлая; звали её Уляшин. Жилин уже наперёд прикормил её. Услыхал Уляшин, забрехал и кинулся, а за ним другие собаки. Жилин чуть свистнул, кинул лепёшки кусок ‑ Уляшин узнал, замахал хвостом и перестал брехать.
Хозяин услыхал, загайкал из сакли:
‑ Гайть! Гайть, Уляшин!
А Жилин за ушами почёсывает Уляшина. Молчит собака, трётся ему об ноги, хвостом махает.
Посидели они за углом. Затихло всё, только слышно ‑ овца перхает в закуте да низом вода по камушкам шумит. Темно, звёзды высоко стоят на небе; над горой молодой месяц закраснелся, кверху рожками заходит. В лощинах туман как молоко белеется.
Поднялся Жилин, говорит товарищу:
‑ Ну, брат, айда!
Тронулись, только отошли, слышат ‑ запел мулла на крыше: "Алла, Бесмилла! Ильрахман!" Значит ‑ пойдёт народ в мечеть. Оли опять, притаившись под стенкой.
Долго сидели, дожидались, пока народ пройдёт. Опять затихло.
‑ Ну, с богом! ‑ Перекрестились, пошли. Пошли через двор под кручь к речке, перешли речку, пошли лощиной. Туман густой да низом стоит, а над головой звёзды виднёшеньки. Жилин по звёздам примечает, в какую сторону идти. В тумане свежо, идти легко, только сапоги неловки, стоптались. Жилин снял свои, бросил, пошёл босиком. Подпрыгивает с камушка на камушек да на звёзды поглядывает. Стал Костылин отставать.