Таким образом, не корыстью или амбициями, а принципиальной позицией, искренним желанием изменить экономические отношения в журнале и литературе в целом, установить порядки, отвечающие требованиям справедливости, общего блага и одновременно требованиям современной экономической науки, борьбой с Некрасовым-капиталистом, воплотившим и утверждавшим (по их мнению) ложные, несправедливые порядки в издательском деле, объяснялось предъявленное бывшими сотрудниками «Современника» требование контроля над изданием и участия в доходах от нового журнала.
В свою очередь, однако, и Некрасов, отказавший бывшим сотрудникам в их притязаниях, не просто не был материально заинтересован в том, чтобы не делить прибыль со своими «работниками», а не считал такую конструкцию журнала разумной и справедливой. Судя по позднему письму Г.К. Репинскому, Некрасов воспринимал или стремился воспринимать журнал не только как коммерческое предприятие, приносящее доход, но как «кровное дело». Сам же он ощущал себя и как капиталист, собственник предприятия, которое могло его «кормить», но и как труженик, посвятивший «Современнику» «20 лет жизни». Сотрудники же его - не только наемные рабочие, но и «товарищи по журналу». И он проявил тем самым склонности к идеологизации и идеализации экономических отношений, но его идеализация вступила в непримиримое противоречие с экономическими фантазиями его бывших сотрудников.
Девятая глава«Специфика литературы, ориентирующейся на конкретного «потребителя» (на примере несостоявшегося некрасовского сборника «Для детей»)» посвящена несостоявшемуся проекту книги для детей Некрасова и Салтыкова-Щедрина, она показывает те трудности и проблемы, которые несет в себе требование «материализации» читателя-потребителя (таких трудностей не было показано в главе шестой).
В этой главе рассматривается несостоявшийся совместный проект Некрасова и Салтыкова-Щедрина 1868 – 1869 годов по изданию книги для детей. Само издание подобной книжки было в это время вполне предсказуемым коммерческим планом, почти обреченным на успех. Детская литература издавалась тогда большими тиражами и пользовалась большим спросом. Если во второй половине 50-х годов 19-го века вышло только 5 детских книг, то в 60-е годы количество их увеличилось в разы. В качестве примеров, хорошо знакомых Некрасову, можно привести сборник «Детская книжка» Плещеева и Берга, изданный с огромным успехом в 1861 году, и знаменитую книгу для чтения К.Д. Ушинского «Родное слово» 1864 года, в которую издатель включил стихотворение Некрасова «Несжатая полоса» (опустив строки, идущие после стиха «Вашему пахарю моченьки нет…») и отрывки из его «Крестьянских детей». Существовали и процветающие издатели, специализировавшиеся на детской литературе (прежде всего, издательство М.О. Вольфа).
Однако и для Некрасова, и для Салтыкова-Щедрина задача создания текстов для детей была новой (мы показываем, что их прежние произведения, где дети являлись героями или фиктивными адресатами, не являлись произведениями детскими в точном смысле этого слова).
Решение делать книжку вместе с Щедриным у Некрасова было обусловлено общностью взглядов на то, какой должны быть литература для детей, что допустимо, а что нельзя рассказывать и показывать детям. Примерами такой рефлексии у обоих авторов вляются рецензия Салтыкова-Щедрина на книгу «Сказки Марко Вовчка» (СПб., 1864) и стихотворение Некрасова «Железная дорога», написанные обоими писателями почти одноврменно (в 1864 году). План совместного издания детской книжки является своего рода ответом Некрасова на столь дорогой его прежним сотрудникам (Жуковскому, Антоновичу и Пыпину) «артельный принцип». Образцом для обоих сотрудников, возможно, стало знаменитое «творческое объединение», имеющее, в значительной степени, просветительский характер - «Товарищество передвижных художественных выставок», выросшее в 1869 году из «Санкт-Петербургской артели художников», вызывавшее большой интерес в особенности Салтыкова-Щедрина.
Неудача и отказ от реализации проекта после напечатания ряда произведений обоими писателями обусловлен различием творческих принципов, обнаружившимся в ходе работы над сборником. То, что смог сделать Некрасов, - превратить объект изображения в конкретный адресат текста, в реального читателя – не может сделать Салтыков-Щедрин (то есть превратить ребенка как героя или ложного адресата в ребенка как настоящего потенциального читателя книжки). Причина в том, что мотивация работы, ее цель (воспитание ребенка) превращается у сатирика в ее тему.
Такой способ построения текста противоположен «коммерческому» отношению к литературе. Идеальный литературный объект в таком случае не материализуется в реального читателя. Именно такая способность «материализовывать» объекты, переходить от темы детства к ребенку как адресату текста, от идеального читателя к читателю реальному была присуща Некрасову.
Десятая глава«Некрасовский проект «Красных книжек» для народа как литературно-рыночная утопия – попытка преодоления противоречия между эстетическими и материальными оценками «культурных продуктов» на примере некрасовского проекта издания книг для народа показывает попытку поэта непротиворечиво соединить два этих вида оценки.
В 1862 году Некрасов издал за свой счет быстро разошедшуюся брошюру под названием «Красные книжки. Книга первая. Коробейники. Сочинил и издал Некрасов» (СПб., 1862). Странность условий, заключенных поэтом с книгопродавцем Голышевым, бросается в глаза: в соответствии с ними, треть дохода от книги получал Голышев, две трети – офени, самому автору и издателю не доставалось ничего. На первый взгляд, некрасовский проект производит впечатление благотворительного или/и пропагандистского. Если это так, то ответ на вопрос о смысле договора с книготорговцем прост: Некрасов на самом деле в скрытом виде платит офеням и Голышеву за распространение книжек. Раздавать же книги крестьянам бесплатно он не хочет, потому что боится опасных ассоциаций с прокламациями. Именно в таком духе описывали это издательское предприятие Некрасова советские исследователи. Ясно, что и то и другое (благотворительность и пропаганда) в замысле Некрасова присутствуют, однако, на наш взгляд, не исчерпывают смысл и цели его проекта. Дело в том, что коммерческий характер издание все равно имеет: все-таки деньги офени получать должны не с самого Некрасова, а с крестьян. Если не за производство продукта, то за его распространение должны заплатить потенциальные читатели.
Наша реконструкция некрасовского замысла заключается в том, что поэт стремится в этом случае выйти на специфический литературный рынок, поставить своеобразный эксперимент, целью которого является преодоление разрыва, противоречия между эстетической ценностью и материальной стоимостью культурного продукта (книги). Рынком, на котором этого возможно достичь, с точки зрения поэта Некрасова, является рынок лубочной народной литературы. Его особенности в следующем. Во-первых, этот рынок характеризуется анонимностью. Центральную роль в стоимости книжки здесь играет не громкое или неизвестное имя ее автора, а название книжки и то «удовлетворение» (выражаясь языком неоклассической экономики), которое получает от нее читатель. Иначе говоря, в случае лубочной литературы писательское имя не является капиталом и не играет роли в стоимости и оценке продукта. Во-вторых, поскольку этот рынок прямо ориентирован на читателя, на его собственный вкус, каким бы он ни был, на нем нет посредников в виде экспертов, критиков, других культурных институтов, которые определяли бы относительную стоимость и ценность разных книг. Это почти идеальный рынок, на котором роль единственного критерия успеха предпринимателя (или писателя) играют деньги, вырученные за товар, полученная им прибыль. Деньги же являются и единственным критерием читательской оценки книги.
Еще одна черта этого рынка позволяет надеяться, что деньги здесь могут стать полноценным инструментом эстетической оценки. Фактор, делающий это возможным, - специфика покупателя литературы, т.е. крестьянства. И эта специфика заключается в данном случае не только в особенностях (предположительной «примитивности») вкусов этой аудитории, но и в своеобразии экономических отношений, характерных, с точки зрения Некрасова, для крестьян.
Это своеобразие заключается в том, что в крестьянском мире, согласно представлениям Некрасова, деньги играют иную роль, чем в мире богатых людей. Будучи трудовыми, заработанными, они одновременно не являются ни предметом накопления, ни чем-то лишним, что легко потратить на ненужную вещь, бесполезную в хозяйстве. Это придает самому акту траты крестьянином монетки на книжку значение не просто праздного одобрения, но признания той пользы, которая книга может ему принести. Цена книжки, указанная Некрасовым, не настолько велика, чтобы быть очень обременительной, но и не настолько мала, чтобы совсем ничего не значить. Таким образом деньги становятся весомым (а не пустым) знаком действительного признания пользы и достоинства книги. Отказ же автора от получения прибыли превращает деньги как бы в чистый и одновременно весомый знак, лишенный спекулятивного характера.
Так народ оказывается важен не только Некрасову-поэту, позволяет ему разрешить не только творческие проблемы, обрести новые язык и содержание поэзии. Он дает надежду и на гармоничное, справедливое решение проблем литературного рынка. Это рынок, где противоречие между материальным успехом книги и ее литературным качеством снимается. Поэт и Предприниматель могут здесь без «противоречий» слиться в одном человеке. Материальный успех культурного продукта может стать не признаком спекуляции, лежащей в основе замысла его изготовления, но знаком признания, выражаемого писателю, народному заступнику, знаком народной любви и доверия.