Вилли выудил наконец спичечный коробок и зажег спичку.
– Сюда, папа!
"Стой!" – приказала спичка.
Батальоны в древних маскарадных костюмах справа застыли на полушаге, роты слева со скрипом выпрямились, бросая зловещие взгляды на непрошенное пламя, мечтая только о порыве сквозняка, чтобы снова рвануться в атаку под прикрытием тьмы, добраться до этого старого, ну вот же – совсем старого, а вот – еще старше, добраться до этого ужасающе старого старика и убить его же собственной неотвратимой судьбой.
– Нет! – произнес Чарльз Хэллуэй.
"Нет", – задвигался миллион мертвых губ.
Вилли выставил горящую спичку вперед. Навстречу из зеркал какие-то высохшие полуобезьяны протянули бутоны желтого огня. Каждая грань метала дротики света. Они незримо вонзались, внедрялись в плоть, кололи сердце, душу, рассекали нервы и гнали, гнали дерзкого мальчишку вперед, к гибели.
Старик рухнул на колени, собрание его двойников, постаревших на неделю, на месяц, год, пятьдесят, девяносто лет, повторило движение. Зеркала уже не отражали, они высасывали кровь, обгладывали кости и вот-вот готовы были сдуть в ничто прах его скелета, разбросать тончайшим слоем мотыльковую пыль.
– Нет! – Чарльз Хэллуэй выбил спичку из рук сына.
– Папа!
В обрушившейся тьме со всех сторон двинулась орда старцев.
– Папа! Нам же надо видеть! – Вилли зажег вторую, последнюю спичку.
В ее неровном свете он увидел, как отец оседает на пол, закрыв руками лицо. Отражения приседали, приспосабливались, занимали удобное положение, готовясь, как только исчезнет свет, продолжить наступление. Вилли схватил отца за плечо и встряхнул.
– Папа! – закричал он. – Ты не думай, мне и в голову никогда не приходило, что ты – старый! Папа, папочка! – В голосе слышались близкие рыдания. – Я люблю тебя!
Чарльз Хэллуэй открыл глаза. Перед ним метались по стенам те, кто был похож на него. Он увидел сына и слезы, дрожащие у него на ресницах, и вдруг, заслоняя отражения, поплыли образы недавнего прошлого: библиотека, Пыльная Ведьма, его победа, ее поражение, сухо треснул выстрел, загудела взволнованная толпа.
Еще мгновение он смотрел на своих зеркальных обидчиков, на Вилли, а потом… тихий звук сорвался с его губ, звук чуть погромче вырвался из горла. И вот он уже обрушил на Лабиринт, на все его проклятые времена, свой единственный громогласный ответ. Он широко раскрыл рот и издал ЗВУК. Если бы Ведьма могла ожить, она узнала бы его, узнала и умерла снова.
– 50 -
Джим Найтшед с разбегу остановился где-то на карнавальных задворках.
Где-то среди черных шатров сбился с ноги Человек-в-Картинках. Карлик застыл, Скелет обернулся через плечо. Все услышали… нет, не тот звук, который издал Чарльз Хэллуэй, другой, ужасный и длительный звук заставил замереть всех. Зеркала! Сначала одно, за ним – другое, третье, дальше, дальше, как костяшки стоящего домино, взрывались изнутри сетью трещин, слепли и падали звеня. Целую минуту изображения сворачивались, извивались, перелистывались, как страницы огромной книги, пока не разлетелись метеорным роем.
Человек-в-Картинках вслушивался в стеклянные перезвоны, чувствуя, как сеть трещин покрывает и его глазные яблоки, и они, того и гляди, начнут выпадать осколками. Это Чарльз Хэллуэй, словно мальчик-хорист, спел на клиросе сатанинской церкви прекрасную, высокую партию мягкого добродушного смеха и тем потряс зеркала до основания, а потом и само стекло заставил разлететься вдребезги. Тысячи зеркал вместе с древними отражениями Чарльза Хэллуэя кусками льда падали на землю и становились осенней слякотью под ногами. Все это наделал тот самый звук, не удержавшийся в легких пожилого человека. Все это смогло случиться из-за того, что Чарльз Хэллуэй наконец-то принял и Карнавал, и окрестные холмы, и Джима с Вилли, а прежде всего – самого себя и самое жизнь, а приняв, выразил свое согласие со всем на свете тем самым звуком.
Как только звук разбил зеркальную магию, призраки покинули стеклянные грани. Чарльз Хэллуэй даже вскрикнул, неожиданно ощутив себя свободным. Он отнял руки от лица. Чистый звездный свет омыл его глаза. Мертвяки-отражения ушли, опали, погребенные простыми осколками стекла под ногами.
– Огни! Огни! – выкрикивал далекий теплый голос.
Человек-в-Картинках метнулся и исчез среди шатров. Последний посетитель давно покинул Карнавал.
– Папа! Что ты делаешь? – Спичка обожгла пальцы Вилли, и он выронил ее. Но теперь и слабого звездного света хватало, чтобы увидеть, как настойчиво разгребает отец горы зеркального мусора, прокладывая дорогу к выходу.
– Джим?
Задняя дверь Лабиринта распахнута. Блики далеких фонарей слабо озаряют восковых убийц и висельников, но Джима среди них нет.
– Джим!
Они стояли у раскрытой двери и тщетно всматривались в тени между шатрами. Последний электрический фонарь на карнавальной земле потух.
– Теперь нам никогда не найти его, – проговорил Вилли.
– Найдем, – пообещал отец в темноте.
"Где?" – подумал было Вилли, но тут же насторожился и прислушался. Так и есть! Карусель запыхтела, калиоп начал пережевывать музыку. "Вот, – мелькнуло в голове Вилли, – если где и искать Джима, так возле карусели. Старина Джим! У него же еще бесплатный билет в кармане. Ну, Джим, ну, проклятый, старый… Не надо! – остановил он себя, – не проклинай его. Он уже и так проклят или вот-вот схлопочет. Ну как тут найдешь его! Ни спичек, ни фонарей. И нас ведь всего двое против всех этих… да еще на их собственной территории!"
– Как… – начал он, но отец остановил его. Чарльз Хэллуэй благоговейно произнес лишь одно слово: "Там". Вилли шагнул к посветлевшему дверному проему.
Ура! Господи, луна поднимается над холмами!
– Полиция?..
– Некогда. Тут минуты решают. Нам о троих людях надо думать.
– Да не люди они, а уроды!
– Люди, Вилли. Перво-наперво Джим, потом – Кугер с его Электрическим Стулом, ну а третий – мистер Дарк со своим паноптикумом. Спасти первого, прикончить к дьяволу двух других, тогда и остальные уроды дорогу найдут. Ты готов, Вилли?
Вилли огляделся по сторонам, поднял глаза.
– Слава Богу, луна!
Крепко взявшись за руки, отец и сын вышли за дверь. Навстречу приветственно взметнулся ветер, взвихрил волосы на головах и пошел хлопать парусиной шатров, словно над лугом взлетал огромный воздушный змей.
– 51 -
Тени обдавали их запахом аммиака, лунный свет – запахом чистого речного льда.
Впереди сипел, стучал и свиристел калиоп. Вилли никак не мог разобрать, правильную музыку он играет или вывернутую.
– Куда теперь? – прошептал отец.
– Вон туда! – махнул рукой Вилли.
В сотне ярдов позади шатров разорвал темноту каскад синих искр.
"Мистер Электрико! – догадался Вилли. – Они пытаются поднять его. Хотят притащить на карусель, чтобы уж либо оживить, либо окончательно угробить. А если они и вправду оживят его, вот он рассвирепеет! И Человек-в-Картинках тоже. И все на нас с папой. Ладно. Джим-то где? И какой он? На чьей стороне? Да на нашей, конечно же! – попытался он уверить себя. Но тут же подумал: – А сколько живет дружба? До каких пор будем мы составлять одно приятное, круглое, теплое целое?"
Вилли взглянул налево. Там, полускрытый полотнищами шатра, стоял и чего-то ждал Карлик.
– Посмотри, папа! – тихонько вскрикнул Вилли. – А вон там – Скелет! – Действительно, напоминая давно засохшее дерево, неподвижно торчал высокий тощий человек. – Интересно, почему уроды даже не пробуют остановить нас?
– Потому что боятся.
– Кого? Нас?!
Отец Вилли, пригнувшись, словно заправский разведчик, выглядывал из-за угла фургона.
– Им уже прилично досталось. И они прекрасно видели, что стало с Ведьмой. Другого объяснения у меня нет. Посмотри на них.
Уроды мало чем отличались от подпорок шатров. Много их виднелось в разных местах луга. Прячась в тени, все они чего-то ждали. Чего?
Вилли попытался сглотнуть пересохшим горлом. Может, они не прячутся вовсе, может, просто собрались сматываться? или драться? Скоро м-р Дарк ка-ак свистнет, а они все ка-ак набросятся… а пока просто время не пришло. Опять же, м-р Дарк занят. Вот освободится и свистнет. Ну и что тогда делать? А почему – тогда? Надо попробовать так сделать, чтобы он вообще не свистнул.
Ноги Вилли умело скользили по траве. Отец крался впереди. Уроды провожали их остекленевшими под луной глазами.
Голос калиопа изменился. Теперь он звучал даже мелодично, и звуки печальным ручейком струились между шатров.
"Так! Вперед играет! – отметил про себя Вилли. – А раньше, значит, назад играл. Интересно, куда еще расти мистеру Дарку?" И вдруг до него дошло.
– Джим! – заорал Вилли.
– Тихо! – одернул его отец.
Но имя уже было сказано. Оно само рванулось из Вилли, как только он услышал заманчивые, завлекающие звуки. Джим где-то там, поблизости, затаился и гадает, покачиваясь в такт: каково это, стать шестнадцатилетним? А восемнадцатилетним? О, а вот еще лучше – двадцатилетним? Могучий вихрь Времени прикинулся летним ветерком и наигрывает веселенький мотивчик, обещая все-все на свете. Даже Вилли чуть заметно пританцовывает под музыку, вырастающую персиковым деревцем со спелыми плодами.
"Ну уж нет!" – Вилли категорически отверг все соблазны и заставил ноги перейти на другой ритм, шагать под собственный мотив и держать, держать его, горлом, легкими, костями черепа гася гнусавые звуки калиопа.
– Посмотри, – тихо сказал отец.
Впереди между шатрами двигалось диковинное шествие. В знакомом Электрическом Стуле, как султан в паланкине, ехала усохшая ископаемая фигура. Стул равномерно покачивался на плечах пятен темноты разных форм и размеров.
Тихий голос отца вспугнул их. Шествие разом подскочило и бросилось наутек.
– Мистер Электрико! – узнал Вилли. – Это его на карусель тащат! – Маленький парад скрылся за углом шатра. – Вокруг, за ними! – увлекая за собой отца, крикнул Вилли.
Калиоп расплывался медовыми сотами звуков. Он выманивал, вытаскивал, притягивал Джима, где бы тот ни скрывался.