Автор: Шукшин В.М.
Василий Шукшин. Брат мой...
---------------------------------------------------------------
© Copyright Василий Шукшин
Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского ---------------------------------------------------------------
В путанице ферм, кранов и тросов большой стройки девушка-почтальон нашла бригадира Ивана Громова. Иван, задрав голову, кричал кому-то:
- Смотреть надо, а не ворон считать!
Сверху что-то отвечали.
- Слезь у меня, слезь... Я тут с тобой потолкую! - проворчал Иван.
- Вы Громов?
- А?
- Громов Иван Николаич?
- Ну.
- Телеграмма...
Иван взял телеграмму, прочитал... Посмотрел на девушку, сел на груду кирпичей, вытер рукавом лоб. (Девушка, видно, знает содержание телеграммы, понимающе смотрит на бригадира, ждет с карандашиком и квитанцией, где Иван должен расписаться.) Иван еще раз прочитал телеграмму... Склонил голову на руки.
Подошли двое рабочих из бригады.
- Что, Иван?
- Отец помирает, - сказал Иван, не поднимая головы.
- Распишитесь, - попросила девушка.
- А?
- За телеграмму...
Иван машинально чиркнул, куда ему показали. Девушка ушла.
- Наука. - Один из рабочих взял телеграмму; прочитал.
- Семен-то... кто это?
- Брат.
- Нда...
Подошли еще рабочие.
- Что?
- Отец у Ивана помирает.
...Взвыл с надсадной тоской паровоз.
Иван в тамбуре вагона. Курит. Смотрит в окно.
...Сеня Громов, маленький, худой парень, сидел один в пустой избе, грустно и растерянно смотрел перед собой. Еще недавно на столе стоял гроб. Потом была печальная застолица... Повздыхали. Утешили как могли. Выпили за упокой души Громова Николая Сергеевича... И разошлись. Сеня остался один.
...Вошел Иван.
Сеня, увидев его, скривил рот, заморгал, поднялся навстречу...
- Все уж... отнесли.
Иван обнял щуплого Сеню, неумело приласкал. Тот, уткнувшись в грудь старшего брата, молча плакал, хотел остановиться и не мог... Досадливо морщился, вытирал рукавом глаза.
- Ладно, перестань. Ладно, Сеня...
- Он все ждал... кхэх... На дверь все смотрел...
- Ладно, Сеня.
Братья не были похожи. Сеня - поджарый, вихрастый, обычно непоседа и говорун - выглядел сейчас много моложе своих двадцати пяти лет. Ивану - за тридцать, среднего роста, но широк и надежен в плечах, с открытым крепким лицом, взгляд спокойный, твердый, несколько угрюмый...
- Ладно, Сеня, ничего не сделаешь.
Сеня высморкался, вытер слезы, пошел к столу.
Иван огляделся.
- Что же один-то?
- А кому тут?.. Были. Посидели маленько, помянули и ушли. Вечером тетка Анисья придет, приберется.
Иван закурил, присел к столу, отодвинул локтем тарелку с кутьей. Еще раз оглянулся.
Сеня тоже сел.
- Поглядел бы, какой он сделался последнее время - аж просвечивал. Килограмм двадцать, наверно, осталось... А до конца в памяти был.
Иван глубоко затянулся сигаретой.
- Может, поешь с дороги?
- Пошли на могилу сходим.
Когда вышли из ограды, Иван оглянулся на родительскую избу. Она потемнела, слегка присела на один угол... Как будто и ее придавило горе. Скорбно смотрели в улицу два маленьких оконца... Тот, кто когда-то срубил ее, ушел из нее навсегда.
- Завалится скоро, - сказал Сеня, догадавшись, о чем думает брат. - Перебрать бы - никак руки не доходят.
- Тут, я погляжу, все-то не лучше.
- А кому строиться-то? Разъехались строители... города строить.
Некоторое время шли молча.
- Почему так пусто в деревне-то? - спросил Иван. - Как Мамай прошел.
- Я ж тебе говорю...
- Да ну, все, что ли, разъехались?
- Много. А кто есть - все на уборке.
- У вас совхоз, что ли?
- Теперь совхоз... Отделение, а центральная усадьба в Завьялове. Когда колхоз был, поживее было. И район был в Завьялове - рядом совсем.
- А сейчас где?
- В Березовском.
- А ты шоферишь все?
- Шоферю. У нас в отделении шесть машин, я - главный.
- Механик, что ли?
- Старший шофер, какой механик.
Пришли на кладбище.
Остановились над свежей могилой, обнажили головы... Мир и покой царства мертвых, нездешняя какая-то тишина кладбища, руки-кресты, безмолвно воздетые к небу в неведомой мольбе, - все это действует на живых извечно одинаково: больно.
Иван стиснул зубы, стараясь побороть подступившие к горлу слезы. Сеня шаркнул ладонью по глазам.
- Давай помянем, - сказал он.
Он, оказывается, прихватил бутылку красного вина и рюмку. Налил брату...
Иван выпил... Помолчал. Склонился, взял горсть влажной земли с могилы, размял в руке, сказал:
- Прости, отец.
- Уберемся с хлебом - оградку сделаю, - пообещал Сеня. - И березу посажу.
Налил себе, тоже выпил.
- Пошли, Сеня. Тяжело. Хоть по деревне пройдемся.
Обратно шли медленно.
- У тебя в семье-то все хорошо? - расспрашивал Сеня.
- Нету семьи, - неохотно ответил Иван. - Разошлись.
- Почему?
- Потом...
Сеня качнул головой, но больше об этом говорить не решился.
- Поживешь здесь хоть маленько-то?
- Некогда, Сеня.
- Поживи, братка. А то мне одному... Хоть с недельку. А?
Иван переменил тему разговора:
- Ты-то почему не женишься?
Сеня горестно оживился.
- Женись... когда они, паразитки, не хочут за меня. У меня душа кипит, - он стукнул себя в грудь сухим крепким кулачком, - а им - хаханьки. Пулей прозвали - и довольны. А я просто энергичный. И не виноват, что не могу на месте усидеть. Вон она - недалеко живет, Валька-то Ковалева... Помнишь, нет?
- Ефима Ковалева?
- Но.
- Так она же вот такая была...
- А счас под потолок вымахала. Вот люблю ее, как эту... как не знаю... Прямо задушил бы, гадину! - Сеня говорил скоро, беспрестанно размахивая руками. - Но я ее допеку, душа с меня вон.
- Красивая девка?
- На тридцать семь сантиметров выше меня. Вот здесь - во, полна пазуха! Глаза горят, вся гладкая... Я как увижу, так полдня хвораю.
- Выбрал бы поменьше. Куда она тебе такая?
- Тут на принцип дело пошло. Вот тут оглобля одна рядом поселилась, на сорок три сантиметра выше меня...
- Кто?
- Ты не знаешь, они с Украины приехали. Мыкола. Он тоже в нее втюрился. Так тот хочет измором взять. Как увидит, что я к ней пошел, надевает, бендеровец, бостоновый костюм, приходит и сидит. Веришь - нет, может два часа сидеть и ни слова не скажет. Сидит и все - специально мешает мне. Мне уж давно надо от слов к делу переходить, а он сидит.
- Поговорил бы с ним.
- Говорил! Он только мычит. Я говорю: если ты - бык, оглобля, верста коломенская, так в этом все? Тут вот что требуется! - Сеня постучал себе по лбу. - Я говорю, я - талантливый человек, могу сутки подряд говорить, и то у меня ничего не получается. Куда ты лезешь? Ничего не понимает!
Иван узнавал младшего брата. Как только не называли его в деревне: "пулемет", "трещотка", "сорока на колу", "корсак" - все подходило Сене, все он оправдывал. Но сейчас ему действительно, видно, горько было. Взъерошенный, курносый, со сверкающими круглыми глазками, он смахивал на подстреленного воробья (Сеня слегка прихрамывал), возбужденно крутил головой; показывал руками, какого роста "оглобля" Валька Ковалева и как много у нее всего.
- А она?
- Что?..
- Она-то как к нему?
- Она не переваривает его! Но он упрямый, хохол. Я опасаюсь, что он - сидит и чего-нибудь высидит. Парней-то в деревне - я... да еще несколько.
- Трепешься много, Сеня, поэтому к тебе серьезно не относятся.
- А что же мне остается делать? - остановился Сеня. - Что я, витязь в тигровой шкуре? Мне больше нечем брать. - Сеня вдруг внимательно посмотрел на брата. - Пойдем сейчас к ней, а?
- Зачем?
- Ты объяснишь ей, что внешность - это нуль! Ты сумеешь, она послушает тебя. Ты ей докажи, что главное - это внутреннее содержание. А форма - это вон, оглобля. Пойдем, братка. Ты хоть поглядишь на нее. Я ведь весь уж высох из-за нее. А ей хоть бы что! Я сохну, а она поперек себя шире делается. Это не девка, а Малахов курган какой-то...
- Ты не захмелел?
- Да ничего! Что я? Я редко пью. Это счас уже... Пойдем.
- Ну пошли.
Уже вечерело. На улице появились люди - шли с работы. Возле соседнего с домом Ковалевых двора Сеня остановился, спросил белоголового карапуза, который таскал на веревочке грузовик и гудел:
- Жираф дома?
- Ой, - сказал карапуз, - он тебя мизинчиком поднимет.
- Скажи ему, чтоб он вышел. Иди, скажи. А я тебе завтра петушка привезу.
- Не обманешь?
- Нет. Счас посмотришь эту оглоблю. Иди, Васька, скажи: пошли, мол, крепость брать.
Карапуз побежал в дом.
- Зачем ты? - спросил Иван.
- Счас увидишь...
- Ко-олька, иди клепость блать, Сенька-пуля зовет! - закричал еще на крыльце карапуз.
- Пойдем, ни к чему это, - опять сказал Иван.
- Подожди, подожди... Счас увидишь...
На крыльцо из дома вышел огромный парень, еще в рабочей одежде.
- Здорово, Микола! - вежливо поприветствовал Сеня. - Иди познакомься с братом.
Микола вытер тряпкой грязные огромные ладони, подошел к воротцам, протянул Ивану руку.
- Микола.
- Иван.
- Костюм погладил? - спросил Сеня.
- Он у меня всегда глаженный, - ответствовал Микола, не удостоив взглядом Сеню.
- Все, Микола. - Сеня высморкался на дорогу. - Больше он тебе не понадобится: идем договариваться насчет свадьбы.
Простодушный Микола беспокойно и вопросительно посмотрел на Ивана. Иван, чтоб скрыть неловкость, стал закуривать.
- Мели, Емеля... - сказал Микола.
- В общем, мы пошли. - Сеня первый деловито пошагал к дому Ковалевых.
...Валя только пришла с работы, умывалась во дворе под рукомойником. Увидев входящих Ивана и Сеню, ойкнула и, накинув полотенце, побежала в дом.
- Куда вы?! Я же без кофты!
- Видал? - спросил Сеня, грустно глядя вслед девушке.
- Это Валька? - удивился Иван.
- Она.
- Ну, Сеня... тут, по-моему, тебе нечего делать. Господи, растут-то как!..
- Пошли в дом.
- Она же не одетая.
- Она в горнице, а мы пока в прихожей посидим.
Ковалевы - отец, мать, молодая женщина с ребенком (невестка), младшая сестра Вали, школьница, тоже не по годам рослая, очень похожая на нее, - ужинали. Поздоровались.
- Подсаживайтесь с нами, - пригласил хозяин.