День этот заметно продвинул дело вперед, и Дмитрий Алексеевич ушел из отдела в хорошем настроении. На улице стояла прекрасная предвечерняя тишина. В синем небе, как белое перышко по водной глади, уже плыл полумесяц. Поднимая пыль, в тишине, по улице двигалось стадо. Щелкал кнут, коровы брели навстречу Дмитрию Алексеевичу по дороге, по деревянным тротуарам, заглядывали в открытые калитки. Чтобы пропустить их, Дмитрию Алексеевичу пришлось сойти с досок. Он прижался к забору, пережидая. Теплый запах молока, вместе с пылью, наплыл на него, и тут он услышал шепелявящий, добродушный голос Араховского:
- Не уступают дороги изобретателю! А? Как вы на это смотрите?
Дмитрий Алексеевич засмеялся. Араховский, одетый в льняную косоворотку с русской вышивкой, повесив пиджак на одно плечо и держа под мышкой папку, подошел к нему.
- Вот вы смеетесь, гуманный человек, - все так же добродушно сказал он, подбоченясь и окидывая стадо взором философа. - А ведь это не случай, а явление. Если бы вместо вас на тротуаре стоял их сиятельство господин волк, картина была бы другая! Вот в чем беда...
Они замолчали, думая каждый о своем. И когда стадо прошло, двинулись не спеша вдоль улицы.
- Вот так, товарищ изобретатель, - сказал Араховский. - Вы знаете, что вы избрали самую красивую и самую опасную дорожку?
- Я ее почти всю прошел. Я уже два года...
- Прошли? Ну, дорогой...
- Вы не знаете... - перебил его Дмитрий Алексеевич.
- Я все знаю. Послушайте, что вам говорят. Послушайте, опыта у вас не убавится! Так вот, верьте мне или нет - ваше дело. Но вы не прошли и десятой части того, что для вас заготовила фортуна. Если хотите - я помогу вам сделать один шаг вперед. Если вы, конечно, хотите...
- Ну, конечно же, хочу!
- Ах, хотите? Ну так слушайте. Вы ничего не смыслите в проектном деле. Вы не знаете деталей машин. Вам неведом язык чертежей. Не смейтесь, а слушайте, что вам говорят! Того, что вы знаете, достаточно для оформления идеи. Чтобы создать проект, этих знаний уже мало. А для того, чтобы работать с Урюпиным, эти ваши знания - ничего. Вам, дяденька, уже заехали оглоблей в рот, а вы улыбнулись и сказали спасибо. Хорошо, что Колька вас спас! Потому что человек он молодой и сперва говорит, а потом уж думает. Я тоже хочу спасти вас - только солиднее, капитально. Для начала я вручу вам три книжечки страниц по триста, заставлю вас их подзубрить и приму экзамен. Когда вы освоите эти книги, вы сможете увидеть кое-какие палки, которые вам суют в колеса. Будет меньше поломок в пути.
- Кирилл Мефодьевич, я вас заранее благодарю...
- Нечего благодарить. Завтра у нас воскресенье? Приходите завтра вечерком ко мне... - Араховский остановился и подал Дмитрию Алексеевичу руку.
- Простите, а где вы живете?
- Живу я в домике, против которого мы стоим.
И Дмитрий Алексеевич увидел знакомый домик 141. Он был теперь весь затянут ползучей зеленью. Сарайчика уже не было видно. Яркая зелень кипела в огороде, желтые светила подсолнухов глядели в одну сторону - туда, где опустилось за дома солнце. Кусты смородины были обсыпаны зелеными и коричневыми ягодами, а на низеньких, растущих в стороны деревцах висели бледные яблочки. В глубине, между березами, белел гамак.
- Я видел вас здесь! - сказал Дмитрий Алексеевич. - В первый день, когда приехал.
- Возможно. Я здесь каждый день копаюсь. Это мой, так сказать, сад Эпикура. Видите вон гамак? Там есть еще столик, - Араховский засмеялся и поднял вверх палец. - Прошу завтра в семь.
На следующий день, когда вечереющие улицы затихли, Дмитрий Алексеевич потянул за проволочное кольцо у высокой решетчатой калитки дома номер 141. Потянул - и в глубине двора раздались угасающие удары в медную певучую посудину. С мирным лаем подбежал к ограде высокой красно-шоколадный сеттер и завилял хвостом. Медлительная, пожилая женщина открыла калитку и пропустила Дмитрия Алексеевича. Кирилл Мефодьевич был в огороде - раскинув руки, полулежал в гамаке. Косоворотка его была расстегнута, он был здесь другим человеком - гордым и гостеприимным хозяином, смотрел героем и не отводил глаз в сторону. На столике, около гамака, лежала вверх обложкой раскрытая книга. "Ньютон. Математические основы натуральной философии", - прочитал Дмитрий Алексеевич и проникся глубоким уважением к хозяину книги.
- Садитесь в гамак, места хватит, - сказал Араховский. - Марья Николаевна! - крикнул он, оборачиваясь.
- Знаю, знаю! - донеслось из дома.
Лопаткин опустился в гамак и почувствовал, что рядом с ним сидит мускулистый и тяжеловесный человек.
- Кирилл Мефодьевич, сколько вам лет? - спросил он.
- Давайте торговаться. Сколько вы дадите?
- Лет сорок восемь?
- Эк, куда хватил! - Араховский захохотал, обнажив десны. - Хватай выше. Шестьдесят, не хотите?
- Не может этого быть!
- А между тем есть. Это все, знаете, отчего? - он засмеялся. - Оттого, что изобретательством не занимаюсь! - протрубил он на ухо Дмитрию Алексеевичу.
- Не-ет! Какой же я изобретатель? Ваша шпилька здесь не подходит, Кирилл Мефодьевич!
- Не подходит, говорите? - Араховский нетерпеливо оглянулся на дом, но Марья Николаевна уже несла поднос с графином и тарелками.
- Несу, несу, - сказала она и поставила поднос на столик.
- Давайте-ка выпьем, Дмитрий, как вас по батюшке, - Алексеевич. Между прочим, хорошее русское имя. - Говоря это, Араховский налил в рюмки из графина. - Вам повезло. Настоящая разливная. Вчера талон получил. Так, давайте за знакомство...
Выпив рюмку, Араховский приумолк, веки, его покраснели, он подцепил вилкой ломтик огурца и начал ловко его жевать одной половиной рта.
- Так, говоришь, не изобретатель? А какого ж черта я привел вас? Не-ет. Изобретатель - каждый человек, который в своей области создает новое. Изобретатели могут быть везде. И в технике и в науке. И вы не скромничайте, вы - самый настоящий изобретатель.
Он сказал последние слова с особенным весом и посмотрел прямо в глаза Дмитрию Алексеевичу.
- Так вот: вы избрали тяжелую дорожку. Техника - король. За королем идет свита: хранители знаний, передатчики, популяризаторы. Большинство профессоров, которые учат нас, а сами ничего не создают. Около них вы найдете и изобретателя. Только он идет не в парадных одеждах. Ему перепадают пинки. И вы, Дмитрий Алексеевич, раз вы лезете в эту свиту - приготовьтесь к хорошим пинкам. Я вижу вашу судьбу у вас на лице. Идея ваша очень важна, а судьба - печальна. И вы поймете это, когда проштудируете все, что я вам дам.
Араховский налил водки в рюмку и выпил не чокаясь. Выпил, горько засмеялся и покачал головой.
- Да, был и я автором. И у меня есть это... голубенькое, с лентой и печатью. Вид на изобретение!
- Что же вы изобрели, если не тайна?
- Изобрел, Дмитрий Алексеевич. Даже сам сначала не поверил. Машина для проходки горных выработок в скале. В скале, понял? У меня и модель действующая была. Я ставил ее перед кирпичной стеной, и она прямо на глазах у почтенной публики проходила ее насквозь.
- Ну и что?
- Есть такие стены, товарищ изобретатель, которые никакой машиной не возьмешь. - Араховский опять налил в рюмку, выпил и стал шевелить ломтик огурца в беззубом рту. - Со мной, Дмитрий Алексеевич, говорили открыто: иди в кассу, получи и отойди в сторону. Я не отошел, и мне вежливо переломили хребет. И вы еще услышите открытую речь. Грамотную, гладкую, вежливую, открытую речь.
- Я все это знаю...
- Всего вы не можете знать...
- Ну, догадываюсь Иду на это.
- Что же вы думаете сделать? Ну-ка, ну-ка... Как вы намереваетесь победить капитализм в сердце Урюпина?..
- Как-нибудь победим. Народ-то существует или нет?
- Что такое народ? Народ - это я и вы, и мы все. Одного врага мы с вами видим. Потому что близко прикоснулись. А других, в прочих областях - мы не видим. Там все профессора для нас с вами - архангелы и пророки.
- А зачем в чужие области вникать? Будем ориентироваться на наших... Раз существую я - значит есть еще люди, такие же, как я. Вот, например, Коля. Да и вы...
- А кто тебе сказал, что я такой, как ты? Может, я - волк? Возьму сейчас тебя и съем!
- Видали мы таких волков! - Дмитрий Алексеевич улыбнулся.
Но Араховский поднял палец.
- Вы говорите красивые слова, но все это - гарольдов плащ. В жизни все суровее и прямее. Пойдите в наше министерство, в отдел изобретений, или в НИИЦентролит к вашему Авдиеву, и там вы найдете на полках подтверждение тому, что я говорю. Десятки, сотни гробиков - и все ваша братия, изобретатели. Девяносто пять процентов - макулатура, пустая порода, ей и место в гробу. Но пять - настоящий радий, и он там будет лежать, пока не протрубит архангел. Свита ее величества науки - они спецы хоронить.
- А кто же все-таки вы? - спросил Дмитрий Алексеевич.
- Я - старый енотишко. Побежденный. Когда-то и я, как вы, выбегал из норы, лез в самую гущу. А сейчас я - енот-калека. Меня спасает только защитная окраска. По принципу "открой глазки, закрой ротик". Ротик закрою и сижу в углу, подальше, хе-хе, от драки! - Он умолк, с минуту сидел, вздыхая, покачивая головой. - Нет, - сказал он вдруг. - Я, конечно, другой. Потому что я не устаю верить. Увидел вас - и надежда затеплилась. И Колька - другой. Правда, еще желторотый, но Урюпин его уже боится. Вот был у нас начальником один светлый человек. Убрали. А сюда - волчка серенького...
- Урюпина?
- Да. Вы его еще не знаете. Это во-олк! Люпус! Назначили - и надежда моя погасла. Увидел вас - опять надеюсь. Дмитрий Алексеевич! Помните, как Брюсов сказал: "Унесем зажженные светы в катакомбы, в пустыни, в пещеры", - он не прав! Когда они зажгутся, мы уже не можем их уносить! Вот скажите - что делать с ними, с зажженными светами? Я уже гашу мысли, нашел способ: изобретаю для спиннинга блесну, не задевающую за коряги. Я ведь рыболов. Или по садовому делу придумываю какую-нибудь мелочь. Замечательно! С тем же огнем! Увлекусь - время и проходит. Вы понимаете, какая беда! Мыслитель не может мыслить!