- В пятницу... - говорил Дмитрий Алексеевич. - Может, на этом все и кончится...
- Ну, ну... Сходите, сходите, - отвечал профессор после некоторой паузы, и опять наступала тишина.
В пятницу Дмитрий Алексеевич побрился, отгладил костюм и начистил ботинки. В половине четвертого, держа в руке Надин портфель, он поднялся на второй этаж по парадной лестнице министерства. Здесь у Дмитрия Алексеевича вторично проверили пропуск, и он вошел в длинный зал с ковровой дорожкой от одних высоких дверей до других. Пройдя через вторые двери, Дмитрий Алексеевич очутился в приемной. Это был тоже большой зал квадратной формы, и стены его сверкали полированным деревом, лаком и свежей краской. Вдоль стен стояли диваны в белых чехлах. На них раскинулись в ожидании вызова привычные посетители - молодые и пожилые люди в белых кителях и с громадными портфелями. За одним из двух столов сидел молодой человек с красиво выписанными черными бровями и, не поднимая глаз, с непонятной улыбкой, слушал седого и полного добряка, должно быть директора завода, который склонился к нему с искательным видом. За вторым столом строгая Заря снимала телефонные трубки, сразу по две, и вполголоса что-то говорила сразу в обе.
Дмитрий Алексеевич чуть заметно поклонился ей. Она посмотрела на него и даже не двинула бровью. Дмитрий Алексеевич понял все и подошел к молодому человеку.
- Лопаткин? - сказал тот, не поднимая глаз. - Присядьте, пожалуйста. - И так же, не поднимая глаз, ответил добряку, раскрывшему перед ним портсигар: - Спасибо, не курю.
Дмитрий Алексеевич сел на диван. Несколько минут длилась та особая, настоящая тишина, которая бывает в комнатах с хорошей звуковой изоляцией. Потом в приемную быстро вошли, шаркая и оживленно беседуя, заместитель министра Шутиков и начальник технического управления Дроздов. Дмитрий Алексеевич поднялся, приветствуя своих старых знакомых, но те его не заметили.
- У себя? - спросил Шутиков.
- Да, да... - ответил молодой человек и встал, одергивая пиджак.
И оба они, секунду помешкав, вошли под синюю портьеру, в коридорчик, который вел к двери министра. Опять наступила тишина. Дмитрий Алексеевич знал, что в кабинете министра сейчас говорят о нем. "Ах, как это долго", - подумал он и вдруг почувствовал сильнейший укол в груди: это засипел электрический сигнал за спиной молодого человека. Тот мгновенно встал и ровным шагом ушел под портьеру.
"Меня", - подумал Дмитрий Алексеевич. Но молодой человек вернулся и как ни в чем не бывало сел за свой стол. Опять потекли долгие минуты. Потом еще раз засипел сигнал, молодой человек ушел под портьеру, вернулся и чуть не убил Дмитрия Алексеевича тихими словами:
- Товарищ Лопаткин...
Пройдя полутемным коридорчиком, Дмитрий Алексеевич открыл высокую дверь, облицованную карельской березой, и увидел еще один зал с громадными окнами в двух противоположных стенах. Это и был кабинет министра. У правого окна, ближе к дальней стене, стоял письменный стол и перед ним два кресла. За столом сидел министр в генеральских белых погонах. В креслах - Шутиков и Дроздов.
Дмитрий Алексеевич пересек обширное светлое и мягкое поле ковра, и когда он уже подходил к столу, министр встал и поспешил ему навстречу, наклоняясь вперед, протянув руку. Он был коренаст, плотен и не стар - лет пятидесяти. Он сильно встряхнул руку Дмитрия Алексеевича, сказал ему: "Садитесь", и Дроздов тотчас вскочил со своего кресла и пересел на стул около окна. Дмитрий Алексеевич подержал мягкую, с жемчужным глянцем руку Шутикова, потом пожал сухонькую, но сильную ручку Дроздова и осторожно сел в нагретое им кресло.
- Так я разбирался, товарищ Лопаткин! - сказал министр. Лицо у него было лобастое, под глазами коричневые мешки, взъерошенные волосы стояли над костяным лбом, и был похож на портрет Бетховена. - Идея мне нравится, - сказал он. - Только я не все тут понял...
- Может, вы разрешите доложить? - спросил Дмитрий Алексеевич.
- Ну, ну! Показывайте, что тут у вас...
Дмитрий Алексеевич сразу же развернул и положил на стол большой лист.
- Вишь ты, изобретатель! - министр ухмыльнулся. - Уже и светокопию успел сделать!
Он внимательно выслушал объяснения автора, ни разу не перебив его. Только один раз спросил осторожно:
- Что же это у вас - шток, кажется, неравнопрочен?
- Он не инженер, Афанасий Терентьевич, - защищая Лопаткина, ответил Шутиков. - Это мы исправим...
И приветливо засветился желтым золотом коронок и тонкой золотой оправой очков.
В эту минуту дверь кабинета вдали приоткрылась.
- Можно, Афанасий Терентьевич? - спросил молодой человек с круглыми бровями. Неслышно ступая на носках, он подошел и положил с краю на стол штук пятнадцать мраморно-разноцветных тяжелых дощечек с наклеенными на них бумажками - должно быть, образцы каких-то материалов.
- Все здесь? - спросил министр. Не глядя, протянул руку в сторону, потрогал, передвинул образцы, и молодой человек, так же неслышно ковыляя на носках, ушел.
- Да... так идея мне нравится, - сказал министр Шутикову. Потом, положив руку на чертеж, он посмотрел на Дмитрия Алексеевича. - У нас уже делают одну такую машину. Максютенко со товарищи. Вот... Леонид Иванович Дроздов опекает. Вы незнакомы с их машиной?..
- Как же! Приходилось, - сказал Дмитрий Алексеевич с недоброй улыбкой. Недобро улыбнулся и Дроздов, не глядя на Лопаткина. Но министр ничего этого не заметил.
- Леонид Иванович! Твой соперник! Ты должен быть благородным! А? Соревноваться придется! - Он засмеялся, и Дроздов, улыбаясь, наклонил голову.
Потом министр нахмурился.
- Вы что-то пишете, вас два года мариновали? - сказав это, он достал из ящика объемистый портфель из матово-шоколадной толстой кожи и одну за другой стал укладывать дощечки в его атласное нутро.
- Это гипролитовцы. Не разобрались сразу, - сказал Шутиков.
- Тут вот какая история, - с серьезным видом перебил его Дроздов. - Разрешите, Афанасий Терентьевич? У товарища Лопаткина был другой проект, встретивший ряд принципиальных возражений как со стороны нашей науки, так и со стороны...
- Вот из этого негодного проекта вы и взяли идею для своей машины, - сказал ему Дмитрий Алексеевич. - Для той, которую вы строите.
Министр захохотал и припал к столу, качая головой.
- Ах ты, господи! Молодец! Ей-богу, молодец! Сразу видно - изобретатель! Ну, честное слово, все по одной мерке скроены.
Только сейчас Дмитрий Алексеевич заметил, что министр куда-то торопится. Афанасий Терентьевич смеялся, движения его были свободны, но рука - рука выдавала все. Она дрожала, ей хотелось побарабанить по столу. Она не удержалась, протянулась к портфелю и громко защелкнула замок.
- Так что ты говоришь, Леонид Иванович? - спросил министр.
Дроздов, который смеялся вместе с Шутиковым и министром, откашлялся и продолжал, весело косясь на Дмитрия Алексеевича:
- Тот проект встретил ряд возражений по существу, и товарищ Лопаткин это знает. Что касается волокиты с этим, с новым вариантом, то...
- Что же вы мне не позвонили, Дмитрий Алексеевич? - мягко удивился Шутиков. - Я же вам говорил тогда, в личной беседе: звоните, заходите! В одиночку вы не сможете протолкнуть самый идеальный проект. У нас в институтах, знаете, нужно идти напролом, как идет лосось. Видели когда-нибудь, как лосось прыгает вверх через водопад? Нет? Ну, так когда-нибудь мы с вами съездим на Карельский перешеек...
- Погоди, рыбак, - сказал ему министр. - Про рыбу потом.
И Шутиков, виновато сияя, стал смотреть на свои колени.
- Что же мы будем делать с товарищем Лопаткиным? - спросил министр.
- На заключение? - осторожно предложил Дроздов.
- Ты кого имеешь в виду?
- Василия Захаровича Авдиева.
- А он не угробит? Василий Захарович-то? Может, Флоринскому - для разнообразия? Авдиев-то теперь все оправдаться норовит. А?
- Он даст объективный отзыв, - уверенно сказал Шутиков. - Отзыв, по-моему, должен быть положительным.
- Что ж! Если отзыв будет благоприятный, создавайте группу. Пусть прикидывают. И автора - в штат. Ну, ладно. - Министр встал, и все поднялись за ним. - Вот так, значит, и сделаем. А вы, товарищ Лопаткин, если что, не стесняйтесь, звоните сразу мне.
Когда они вышли из кабинета, Дроздов весело посмотрел на Дмитрия Алексеевича черными глазами. "Как это ты сумел прорваться к министру?" - спрашивали эти умные, живые глаза.
- Павел Иванович, смотрите, а ведь это лосось! - сказал он одобрительно.
- Лосо-ось, - согласился Шутиков, обнимая. Дмитрия Алексеевича, сияя ему прямо в лицо своей золотой улыбкой. - Ну что же, пойдем ко мне?
Кабинет Шутикова бы на том же втором этаже. Перед ним блестела свежей краской такая же просторная приемная розовато-молочного цвета. А в кабинете по всем четырем стенам шла панель из темного ореха вперемежку с экранами, затянутыми темно-зеленым сукном.
Войдя в кабинет, Шутиков бросился на большой диван, сделанный словно из множества кожаных подушечек. Он шутя потянул Дмитрия Алексеевича за пиджак, и тот упал рядом с ним, и диван мягко принял обоих. Шутиков раскрыл портсигар, и они закурили. В открытое окно была видна отвесная стена огромной пропасти - министерского двора. На дне ее вдруг зашумел автомобильный мотор и раздалось грозное "би-би".
- Уже поехал! - сказал Шутиков.
Дмитрий Алексеевич понял, что речь идет о министре.
- Задержали мы его, - сказал Шутиков. - Н-да-а. - И он улыбнулся в потолок. - Право, как интересно складывается судьба. Наблюдаешь так... Самые неожиданные сочетания!.. Это я говорю о вас, Дмитрий Алексеевич, - сказал он и вдруг застенчиво улыбнулся. - Вы все время действуете так... Каждый ваш шаг вызывает против вас огонь. Даже я, скажу вам по чести, даже я был вынужден иногда преграждать вам путь. Потому что вы ничего не видите и не знаете, кроме вашей машины, и даже мешаете иногда проводить важную работу.
Дмитрий Алексеевич усиленно дымил и хмурился, стараясь понять, куда гнет этот ласковый, светлый, как летний день, человек в дорогом тонком костюме цвета цемента.