В тот же день Абросимов допросил Максютенко и Урюпина и узнал несколько интересных, подробностей о свидетельнице Дроздовой. Он вдруг почувствовал, что есть группа людей, по разным причинам заинтересованных в обвинении Лопаткина. Но все это были ненужные оттенки, которые могли только помешать. В ученых и ведомственных кругах любая история всегда обрастает интересами самыми противоречивыми. Копаться в них - значит растянуть срок следствия, заволокитить дело и прийти опять-таки к одному и тому же выводу. Надо искать основу - разглашение государственной тайны и причину этого разглашения, которая между прочим уже ясна: "Ищи женщину". А прочее все - от лукавого. Этой линии и решил придерживаться следователь и выписал повестки: Лопаткину - на утро двадцать четвертого, а Дроздовой - на двадцать пятое октября.
Он шел теперь в прокуратуру, обдумывая вопросы, которые нужно было задать Лопаткину.
Дмитрий Алексеевич сидел в полутемном пустом коридоре, чувствуя во всем теле щекочущую слабость, и вытирал иногда сухой подбородок и щеку, как будто на них еще остались слезы Нади. Расставание с нею было очень тяжелым.
Раздались шаги. В конце коридора показался молодой военный с бледным лицом и вьющимися усами. Он пристально посмотрел на Дмитрия Алексеевича и, пока неторопливо шел по коридору, не сводил с него темных, изучающих глаз.
- Лопаткин? - учтиво спросил он, отпирая ключом дверь в комнате номер семь, против которой сидел Дмитрий Алексеевич. - Ничего, сидите, я вас позову, - добавил он, видя, что Лопаткин встал.
Дверь была закрыта минут двадцать, потом следователь выглянул и так же учтиво пригласил Дмитрия Алексеевича. Сам он сел за свой стол и белыми с голубизной, поповскими пальцами начал перелистывать пухлое дело страниц на четыреста. "Мое дело! О чем же это?" - растерянно подумал Дмитрий Алексеевич. Он не знал того, что Абросимов специально для этого эффекта положил на стол старое и запутанное хозяйственное дело - уловка, придуманная следователями, наверно, еще лет двести назад.
- Ну хорошо. Давайте знакомиться, - сказал вдруг следователь, отодвинув папку и кладя перед собой бланк с надписью: "Протокол допроса". Он неторопливо вписал в протокол фамилию, имя, отчество, возраст Дмитрия Алексеевича и официальные подробности его жизни. Предупредил его об ответственности за дачу ложных показаний, дал ему расписаться, затем написал в протоколе: "По существу дела мне известно следующее" - и положил ручку.
- Расскажите-ка мне по порядку все, что касается вашего изобретения.
- Курить можно? - спросил Дмитрий Алексеевич и, не успев получить разрешения, с треском зажег спичку и глубоко затянулся папиросой. Сделав в молчании несколько затяжек, вздохнув несколько раз, приспосабливаясь к своему новому положению подследственного, он начал обстоятельный рассказ с того момента, как он с экскурсией школьников пришел в литейную комбината в Музге. Обо всем этом он когда-то рассказывал Надежде Сергеевне - о дедовских приемах при литье труб, об автомобильном конвейере и о старичке Иване Зотыче.
Следователь слушал его минут сорок. За это время он нарисовал на листке бумаги женскую голову, затем пририсовал ей усы, очки и шляпу. Потом, перечеркнув свой рисунок, он поднял на Дмитрия Алексеевича внимательные глаза.
- Хорошо. Я понял вас. Теперь вот так же подробно начните с того времени, как вам дали секретное поручение...
У капитана Абросимова за несколько лет следственной работы выработалась своя, особенная манера допрашивать. Он вел допрос осторожно, без нажима, как загоняют голубей в голубятню. Дмитрий Алексеевич последовательно рассказал ему со всеми подробностями о своем знакомстве с новыми заказчиками, начиная с того момента, когда за ним приехала пепельно-серая "Победа". Затем перешел к работе в проектной группе. Видя, что он не упоминает имени Надежды Сергеевны, Абросимов подумал: "Не пройдет", - и, мягко перебив его, попросил перечислить всех сотрудников группы. Дмитрий Алексеевич назвал всех и опять ничего не сказал о Надежде Сергеевне.
- Вы забыли еще одну сотрудницу - Дроздову, - спокойно напомнил ему капитан.
- Она не состоит в штате, - возразил Дмитрий Алексеевич.
Наступила пауза. Следователь, скрипя пером, писал. Потом он посмотрел на окно, закурил и сквозь дым, словно издалека, взглянул на Дмитрия Алексеевича.
- Говорите, не в штате? - он словно бы очнулся. - А какое она имеет к вам отношение? Почему она ходит к вам? Она имеет допуск?
- Она мой соавтор.
- Ах, вот как! Она что - специалист? Труболитейщик?
- Нет, она учительница географии... Мы с нею давно знакомы, и она постепенно вошла в курс. Сейчас она во многом разбирается. Она мне подала идею отливки центробежным способом двухслойных труб.
- Не знаете, она замужем?
- Да, она была женой начальника технического управления. Не знаю, как у них сейчас. По-моему, они разошлись.
- А у вас на какой почве знакомство?
- Мне кажется, что она ко мне немного... неравнодушна.
- А как вы к ней относитесь?
- У меня к ней сложные чувства. Иногда мне кажется, что и я... Например, сегодня, когда мы прощались.
- Так... - Абросимов окутался голубым облаком дыма и, нажимая подбородком на руку с папиросой, спросил между прочим и весь напрягся: - У вас с нею не было половой связи? Извините, в нашей работе приходится иногда прикасаться...
Дмитрий Алексеевич затянулся папиросой, помолчал и сухо ответил:
- Нет.
И Абросимов, склонив голову набок, заскрипел пером. "Что ему нужно?" - подумал Дмитрий Алексеевич.
В эту минуту открылась дверь и в кабинет, держа руку в кармане, степенно вошел пожилой, добродушный майор с желтоватым, водянистым лицом - начальник Абросимова. Он любил лично принять участие в допросе и всегда путал карты капитану - вспугивал его голубей. Вот и сейчас он подошел к Абросимову и через его плечо стал читать протокол допроса.
- Темнишь, Лопаткин, темнишь, - сказал он, выходя из-за стола.
Абросимов побледнел и двинул ноздрями. Дмитрий Алексеевич сощурился, посмотрел на майора с холодным любопытством и ничего не сказал.
- Да, - сказал майор и прошелся по кабинету. - Не годится, Лопаткин, государственную тайну разглашать. Враг только и ждет, чтобы такие вот... Которые свои личные интересы ставят превыше государства.
"Вот оно что-о-о!" - подумал Дмитрий Алексеевич.
- Но ведь она же соавтор! - закричал он.
- Брось ты, Лопаткин, вола вертеть, - сказал майор. - Небось щупача ей каждый день устраивал. Порисуешь часок-другой - и щупача! Давай, Абросимов, нечего церемониться с ними. А то они тебе наговорят здесь...
Когда он ушел, Абросимов некоторое время помолчал, как бы приходя в себя. Потом посмотрел на Дмитрия Алексеевича.
- Вы были предупреждены о том, что работа ваша секретная?
- Был. Но я считаю, что авторы в силу своего положения не могут не знать того, над чем они работают.
- Опять авторы. Значит, вы настаиваете на том, что Дроздова является вашим соавтором?
- Совершенно верно! - подтвердил Дмитрий Алексеевич.
- ...И что между вами не было физической близости...
- Нет, не было, - солгал Дмитрий Алексеевич.
Если в первый раз он скрыл правду, чтобы защитить Надежду Сергеевну, то сейчас он уже защищал себя. "Сказать "да" - значит, нужно к этому короткому звуку присоединить еще трехчасовой анализ наших отношений, - думал он. - А капитану требуется только этот, короткий звук "да", "нет". Пусть будет лучше "нет".
Между тем капитан закончил протокол и, положив его перед собой, доставая новую папиросу, стал читать его вслух. Все было записано очень точно, и Дмитрий Алексеевич подписал протокол внизу каждой страницы.
- Можно идти? - спросил он.
- Подождите минутку в коридоре, - сказал следователь.
Он вышел вслед за Дмитрием Алексеевичем, запер кабинет и, стуча сапогами, ушел в дальний конец коридора. Через полчаса он вернулся, держа в руке белую бумажку.
- Зайдите, - сказал он, отпирая кабинет.
И когда Дмитрий Алексеевич сел на свое место у стола, следователь стоя сказал ему:
- Мы берем вас под стражу. Вот постановление - прочитайте!
Дмитрий Алексеевич взял постановление, стал его читать: "Учитывая, что подследственный Лопаткин Д.А., находясь на свободе, может скрыться от суда или помешать раскрытию истины..."
- Понятно вам постановление? - сказал следователь. - Распишитесь.
Дмитрий Алексеевич послушно расписался. Следователь пристально посмотрел на него.
- Не здесь, а здесь, вот видите - черта...
И Дмитрий Алексеевич послушно расписался еще раз. Он сразу стал каким-то тихим, чуть согнулся, чуть побледнел. Но его не тюрьма испугала - нет. Он словно поднялся на гору и смотрел сквозь эти стены на внезапно открывшиеся новые дали. Там вилась, уходя к новым горизонтам, все та же дорога, и на ней маячили новые, далекие столбы... 6
Надежда Сергеевна получила повестку в тот же день, что и Дмитрий Алексеевич. Конверт был вручен ей тем же солдатом в мокрой от дождя шинели, и, прочитав о том, что ей надлежит явиться в военную прокуратуру, Надежда Сергеевна за полгода в первый раз решила сама заговорить с мужем. Когда Леонид Иванович приехал на обед и уселся один за большим столом (теперь он обедал один), Надя вошла к нему и положила перед ним повестку.