Ничего не замечая вокруг, поглощенная своими вопросами, на которые не было ответа, она медленно шла по коридору по мягкой ковровой дорожке. А ей навстречу то и дело выходили молодые инженеры - посмотреть на знаменитую Дроздову. Даже не пытаясь оценить все, что им наговорили про Надю и Лопаткина, они высыпали из отделов - у каждого вдруг нашлась какая-то забота в коридоре. Перед ними шла жена Дроздова - красавица, отчаянная женщина, любовница авантюриста. И они проходили мимо Нади и возвращались, пытаясь поразить ее своими ватными плечами, кружили, как мотыльки вокруг огня, почти готовые броситься в этот огонь. Но от "почти" до головокружительного броска было все-таки очень далеко. И, покружив, они улетали, оберегая свои детские крылья. А Надя, ничего не замечая, шла по длинному коридору и пожинала незаслуженные лавры.
Крехов опять продемонстрировал, на этот раз публично, свою верность прежним отношениям. Он открыл дверь и пригласив Надю в отдел, предложил ей стул.
- Какими судьбами? - спросил он вполголоса.
Надя оглянулась. Вокруг тихо стояли чертежные "комбайны", там и сям виднелись чьи-то молчаливые прически, чьи-то неподвижно отставленные локти, чьи-то ноги в желтых ботинках. Только один Антонович был весь на виду, он сидел рядом с Креховым и, когда Надя вошла, поклонился ей.
- Дмитрий Алексеевич сказал мне сегодня на процессе...
- Что - уже? - спросил Крехов.
- Да.
- И какой результат?
- Не знаю. Меня удалили. Секрет, - Надя слабо улыбнулась.
- Да, так что он сказал?..
- Он сказал: "Спасайте документы", - Надя покачала головой. - Вот я и пришла спасать...
- А что Дмитрий Алексеевич имеет в виду?
- Хотя бы общий вид. И потом папку с перепиской. С коричневым корешком, - помните? Ее нельзя терять. Это нас отбросит к самому началу. После шести лет борьбы.
- Н-да... - неопределенно сказал Крехов и посмотрел по сторонам. Все "комбайны" стояли так же тихо и по-прежнему виднелись кое-где неподвижные шевелюры, отставленные локти и желтые ботинки конструкторов. - Так вы позванивайте! - бодро возвысил голос Крехов. - Не забывайте нас!
И Надя, поняв все, что он хотел сказать, но не сказал, простилась с ним. "Ничего у тебя не выйдет", - устало подумала она. Направляясь к лестнице, она прошла мимо той комнаты, где помещалась месяц назад их группа, и две желтые мастичные печати, приклеенные к двери и соединенные зеленой ниткой, молча подтвердили: ничего не выйдет.
В то время, когда она задумчиво спускалась по лестнице, директор института уже звонил по телефону председателю трибунала.
- Товарищ, э-э, подполковник?.. Что прикажете с документами делать? Ведь у меня весь отдел опечатан. Вот даже Дроздова приходила, требовала выдать ей...
- Несекретные можете выдать, - ответил председатель. - Снимайте печати и распоряжайтесь документами согласно инструкции. Бумагу? Бумагу я пришлю вам. Пришлю, пришлю. Можете спокойно снимать печати.
- Ну, а что мне с ними делать, с секретными бумагами?
- Нужные - берите в архив, ненужные - составьте комиссию и уничтожьте. У вас должна быть инструкция...
Все же генерал остерегся срывать печати военной прокуратуры на основании одного лишь телефонного разговора. Мало ли что? Он решил подождать, пока придет из трибунала официальное разрешение. А пока он вызвал к себе Урюпина и поручил ему составить комиссию по разборке и сортировке документов бывшей конструкторской группы Лопаткина.
Урюпин подвигал своей короткой седой шевелюрой, улыбнулся одной щекой, показав половину стальных зубов.
- Полагаю, здесь не обойдется без участия науки. Вы позвоните, пожалуйста, пусть Авдиев кого-нибудь нам подошлет в помощь.
- Что ж, можно, - и генерал записал в своем календаре: "Позвонить Авдиеву". Потом он вспомнил: - Надо в комиссию ввести кого-то из лопаткинской группы. Крехова, что ли? Как ты смотришь?
- Крехова ни в коем случае нельзя. У них дружба с Лопаткиным. Еще какую-нибудь штуку выкинет. Одинокого интеллигента - вот кого. Хоть он и выгнал меня, - Урюпин засмеялся. - Антонович - человек закона. Точный. Будет действовать точно по инструкции.
- Ну что ж, добро. Антонович так Антонович.
- Еще Максютенко, я думал бы.
- Куда тебе - целый взвод формируешь! Зачем?
Он улыбнулся, как бы спрашивая: "Ответственности боишься?" - и Урюпин, ежась, осклабился, отвечая хоть и без слов, но ясно: "Еще бы! Дело щекотливое!"
- Ну ладно, - сказал генерал. - Бери Максютенко. Не можете друг без друга шагу ступить...
Через день после этого разговора из трибунала пришла бумага, разрешающая вскрыть опечатанные два шкафа с документами конструкторской группы Лопаткина. В час дня комиссия подошла к двери с табличкой: "Посторонним вход воспрещен", Урюпин эффектно потянул за конец зеленой нитки - слева направо - и разрезал этой ниткой обе желтые печати. Комиссия вошла в комнату, и дверь закрылась. Несколько часов спустя по коридору грузно протопал Авдиев, вызванный, должно быть, по телефону. Постучался в дверь, и его впустили. Около пяти часов вечера приехал из министерства Вадя Невраев, неслышно прошел по коридору и исчез за той же дверью. Вскоре туда же прошел директор института. Потом все они вышли и, громко разговаривая, не спеша направились в директорский кабинет, а комиссия осталась в комнате. Крехов прошел мимо двери, как раз когда из нее выходило все начальство, и он успел кое-что заметить. "Антонович пишет, Урюпин - ходит и диктует", - негромко сказал он, входя в свой отдел.
На следующий день комиссия с утра редактировала акт, затем его печатали на машинке, потом акт был подписан и подан на утверждение директору института. Согласно этому документу некоторые чертежи и расчеты, отобранные комиссией, передавались в архив института, остальные бумаги, как не представляющие ценности, но по своему содержанию секретные, комиссия предлагала уничтожить.
Прочитав бумагу, генерал взял красиво отточенный секретарем карандаш, примериваясь, поводил карандашом над бумагой и наконец оставил в ее левом верхнем углу размашистый зеленый штрих.
Вечером, когда институт опустел, в комнату, где работала когда-то группа Лопаткина, а теперь заседала комиссия, пришли с мешками двое рабочих из котельной. Все бумаги, папки и книги, ворохом сваленные на полу, были уложены в мешки. Как и рассчитал Урюпин, получилось два мешка. Максютенко завязал их, опечатал, и рабочие, взвалив на спины каждый по мешку, отправились вниз, в котельную. Комиссия осталась в комнате покурить.
- Все, что ли, пойдем? - спросил Максютенко.
- Я бы просил, товарищи, отпустить меня, - решительно и очень ласково проговорил молодой кандидат наук, член комиссии от НИИЦентролита. - Я живу за городом. Завтра я приеду и подпишу акт. Очень просил бы...
Урюпин отпустил его. Потом повернулся к встревоженному Максютенко и молчаливому Антоновичу.
- Вы действуйте, товарищи. Я сейчас пойду перехвачу малость - с утра не ел. Давайте. Я минут за двадцать управлюсь.
И тоже исчез. Максютенко и Антонович молча отправились в котельную, застучали по гулкой лестнице. Антонович качался как пьяный, спотыкался и смотрел на Максютенко пьяными глазами.
- А вы и трус же! - сказал ему Максютенко.
Они спустились в подвал, прошли под серыми от пыли сводами, под желто светящей пыльной лампочкой, потом спустились еще ниже, в сырой мрак, в шахту, где был устроен склад угля. Отсюда, стуча по проложенным на угле доскам, храня молчание, они оба пошли на вздрагивающее пятно желтого света и вдруг увидели свои два мешка, освещенные желтым пламенем, низко гудящим в трех окошечках, словно прорезанных в темноте.
- Лампа, черт, перегорела, - раздался в стороне неторопливый, хриплый голос истопника.
- А чего - читать, что ли? - отозвался второй голос, помоложе.
- Нет, товарищи. Лампу надо ввернуть обязательно, - каким-то капризным тоном заявил Максютенко.
- А где ее взять?
- Я сейчас попробую достать, - сказал вдруг Антонович и рванулся в темноту. Максютенко поймал его за пиджак.
- Ладно, давайте в темноте! Чего там - света вон хватит из топок. Бумага загорится - еще светлее будет.
- Извините, товарищи, дело ответственное. Как хотите... Лампочка не помешает.
И Антонович, шарахнувшись вбок, освободился и, что-то бормоча, рысцой затопал по доске в глубь шахты.
- Интересно! - сказал Максютенко. Плюнул, потом повалил мешок с документами и сел на него. - Вся комиссия разбежалась!
Приблизительно через полчаса в темноте шахты застучали шаги. Это вернулся Антонович.
- Ничего себе! - пропел ему навстречу Максютенко. - Достали хоть лампу?
- Знаете, все кабинеты заперты. А та, что в подвале, закрыта сеткой.
- Ну, браток, ты действительно интеллигентный! - Максютенко вскочил, не то улыбаясь, не то плача. Поморгал на огонь, крякнул с досады и побежал в шахту.
Он поднялся в подвальный коридор. Лампочка здесь действительно была защищена проволочной сеткой. Он отогнул сетку, вывернул теплую, пыльную лампочку и, зажигая и роняя спички, спустился в шахту.
- Из коридора вывернул? Правильно, - прогудел хриплый голос. - Дай-ка я полезу, вверну.
Осыпая уголь, истопник ушел в шахту, потом вернулся, волоча что-то, должно быть лестницу.
- А вы приступайте, ребята, к делу, - сказал он. - Это я долго здесь буду колдовать, с лампой-то.
Максютенко развязал один мешок и, взяв охапку бумаги, поднес к топке. Бумага вспыхнула. Он стал торопливо заталкивать ее в топку то одной рукой, то другой, дуя на пальцы.
- Так не пойдет, - к нему подошел рабочий, тот, что был помоложе. - Мне бумаги давайте, а я уж буду с печкой разговаривать.
Максютенко подал ему несколько книг. Рабочий бросил в огонь одну, потом вторую. Третью книгу он стал перелистывать.