на убийство: сами ли руки или реакция Битти на то, что эти руки готовились
сделать? Последние рокочущие раскаты грома замерли, коснувшись лишь слуха, но не
сознания Монтэга.
Лицо Битти расползлось в чарующе-презрительную гримасу.
- Что ж, это недурной способ заставить себя слушать. Наставьте дуло
пистолета на собеседника, и волей-неволей, а он вас выслушает. Ну, выкладывайте.
Что скажете на этот раз? Почему не угощаете меня Шекспиром, вы, жалкий сноб?
"Мне не страшны твои угрозы, Кассий. Они, как праздный ветер, пролетают мимо. Я
чувством чести прочно огражден". Так, что ли? Эх вы, незадачливый литератор!
Действуйте же, черт вас дери! Спускайте курок!
И Битти сделал шаг вперед.
- Мы всегда жгли не то, что следовало...- смог лишь выговорить Монтэг.
- Дайте сюда огнемет. Гай,- промолвил Битти с застывшей улыбкой.
Но в следующее мгновение он уже был клубком пламени, скачущей, вопящей
куклой, в которой не осталось ничего человеческого, катающимся по земле огненным
шаром, ибо Монтэг выпустил в него длинную струю жидкого пламени из огнемета.
Раздалось шипение, словно жирный плевок упал на раскаленную плиту, что-то
забулькало и забурлило, словно бросили горсть соли на огромную черную улитку и
она расплылась, вскипев желтой пеной. Монтэг зажмурился, закричал, он пытался
зажать уши руками, чтобы не слышать этих ужасных звуков. Еще несколько
судорожных движений, и Битти скорчился, обмяк, как восковая кукла на огне, и
затих.
Два других пожарника стояли, окаменев, как истуканы.
С трудом подавляя приступ дурноты, Монтэг направил на них огнемет.
- Повернитесь! - приказал он.
Они послушно повернулись к нему спиной, пот катился градом по их серым, как
вываренное мясо, лицам. Монтэг с силой ударил их по головам, сбил с них каски,
повалил их друг на друга. Они упали и остались лежать неподвижно.
Легкий шелест, как будто слетел с ветки сухой осенний лист.
Монтэг обернулся и увидел Механического пса. Появившись откуда-то из
темноты, он успел уже пробежать через лужайку, двигаясь так легко и бесшумно,
словно подгоняемое ветром плотное облачко черно-серого дыма.
Пес сделал прыжок - он взвился в воздухе фута на три выше головы Монтэга,
растопырив паучьи лапы, сверкая единственным своим зубом - прокаиновой иглой.
Монтэг встретил его струей пламени, чудесным огненным цветком, - вокруг
металлического тела зверя завились желтые, синие и оранжевые лепестки, одевая
его в новую пеструю оболочку. Пес обрушился на Монтэга, отбросил его вместе с
огнеметом футов на десять в сторону, к подножью дерева, Монтэг почувствовал на
мгновение, как пес барахтается, хватает его за ногу, вонзает иглу, - и тотчас же
пламя подбросило собаку в воздух, вывернуло ее металлические кости из суставов,
распороло ей брюхо, и нутро ее брызнуло во все стороны красным огнем, как
лопнувшая ракета.
Монтэг лежа видел, как перевернулось в воздухе, рухнуло наземь и затихло
это мертвое и вместе с тем живое тело. Казалось, пес и сейчас еще готов
броситься на него, чтобы закончить смертоносное впрыскивание, действие которого
Монтэг уже ощущал в ноге. Его охватило смешанное чувство облегчения и ужаса, как
у человека, который только-только успел отскочить в сторону от бешено мчащейся
машины, и она лишь чуть задела его крылом. Он боялся подняться, боялся, что
совсем не сможет ступить на онемевшую от прокаина ногу. Оцепенение начинало
разливаться по всему его телу...
Что же теперь делать?..
Улица пуста, дом сгорел, как старая театральная декорация, другие дома
вдоль улицы погружены во мрак, рядом - останки механического зверя, дальше -
Битти, еще дальше - двое пожарных и Саламандра... Он взглянул на огромную
машину. Ее тоже надо уничтожить...
"Ну, - подумал он, - посмотрим, сильно ли ты пострадал. Попробуй встать на
ноги! Осторожно, осторожно... вот так!"
Он стоял, но у него была всего лишь одна нога. Вместо другой был мертвый
обрубок, обуглившийся кусок дерева, который он вынужден был таскать за собой,
словно в наказание за какой-то тайный грех. Когда он наступал на нее, тысячи
серебряных иголок пронзали ногу от бедра до колена. Он заплакал. Нет, иди, иди!
Здесь тебе нельзя оставаться!
В домах снова зажигались огни. То ли людям не спалось после всего, что
произошло, то ли их тревожила необычная тишина, Монтэг не знал. Хромая,
подпрыгивая, он пробирался среди развалин, подтаскивая руками волочащуюся
больную ногу, он разговаривал с ней, стонал и всхлипывал, выкрикивал ей
приказания, проклинал ее и молил - иди, иди, да иди же, ведь сейчас от этого
зависит моя жизнь! Он слышал крики и голоса в темноте. Наконец он добрался до
заднего двора, выходившего в глухой переулок.
"Битти, - думал он, - теперь вы больше не проблема. Вы всегда говорили:
"Незачем решать проблему, лучше сжечь ее". Ну вот я сделал и то и другое.
Прощайте, брандмейстер".
Спотыкаясь, он заковылял в темноте по переулку.
Острая боль пронизывала ногу всякий раз, как он ступал на нее, и он думал:
дурак, дурак, болван, идиот, чертов идиот, дурак проклятый... Посмотри, что ты
натворил, и как теперь все это расхлебывать, как?
Гордость, будь она проклята, и гнев - да, не сумел сдержать себя и вот все
испортил, все погубил в самом начале. Правда, столько навалилось на тебя сразу -
Битти, эти женщины в гостиной, Милдред, Кларисса. И все же нет тебе оправдания,
нет! Ты дурак, проклятый болван! Так выдать себя!
Но мы еще спасем то, что осталось, мы все сделаем, что можно. Если уж
придется гореть, так прихватим кое-кого с собой.
Да! Он вспомнил о книгах и повернул обратно. Надо их взять. На всякий
случай.
Он нашел книги там, где оставил их,- у садовой ограды. Милдред, видно,
подобрала не все. Четыре еще лежали там, где он их спрятал. В темноте слышались
голоса, вспыхивали огни. Где-то далеко уже грохотали другие Саламандры, рев их
сирен сливался с ревом полицейских автомобилей, мчавшихся по ночным улицам.
Монтэг поднял книги и снова запрыгал и заковылял по переулку. Вдруг он
упал, как будто ему одним ударом отсекли голову и оставили одно лишь
обезглавленное тело. Мысль, внезапно сверкнувшая у него в мозгу, заставила его
остановиться, швырнула его наземь. Он лежал, скорчившись, уткнувшись лицом в
гравий, и рыдал.
_Битти хотел умереть._
Теперь Монтэг не сомневался, что это так. Битти хотел умереть. Ведь он
стоял против Монтэга, не пытаясь защищаться, стоял, издеваясь над ним,
подзадоривая его. От этой мысли у Монтэга перехватило дыхание. Как странно, как
странно так жаждать смерти, что позволяешь убийце ходить вокруг тебя с оружием в
руках, и вместо того, чтобы молчать и этим сохранить себе жизнь, вместо этого
кричишь, высмеиваешь, дразнишь, пока твой противник не потеряет власть над собой
и...
Вдалеке - топот бегущих ног.
Монтэг поднялся и сел. Надо уходить. Вставай, нельзя медлить! Но рыдания
все еще сотрясали его тело. Надо успокоиться. Вот они уже утихают. Он никого не
хотел убивать, даже Битти. Тело его судорожно скорчилось, словно обожженное
кислотой. Он зажал рот рукой. Перед глазами был Битти - пылающий факел,
брошенный на траву. Он кусал себе пальцы, чтобы не закричать: "Я не хотел этого!
Боже мой, я не хотел, не хотел этого!"
Он старался все припомнить, восстановить связь событий, воскресить в памяти
прежнюю свою жизнь, какой она была несколько дней назад, до того как в нее
вторглись сито и песок, зубная паста Денгэм, шелест крыльев ночной бабочки в
ухе, огненные светляки пожара, сигналы тревоги и эта последняя ночная поездка -
слишком много для двух-трех коротких дней, слишком много даже для целой жизни!
Топот ног слышался уже в конце переулка.
"Вставай!- сказал он себе.- Вставай, черт тебя возьми!" - приказал он
больной ноге и поднялся. Боль острыми шипами вонзилась в колено, потом заколола,
как тысяча иголок, потом перешла в тупое булавочное покалывание, и наконец,
после того как он проковылял шагов пятьдесят вдоль деревянного забора, исцарапав
и занозив себе руки, покалывание перешло в жжение, словно ему плеснули на ногу
кипятком. Но теперь нога уже повиновалась ему. Бежать он все-таки боялся, чтобы
не вывихнуть ослабевший сустав. Широко открыв рот, жадно втягивая ночной воздух,
чувствуя, как темнота тяжело оседает где-то у него внутри, он неровным шагом,
прихрамывая, но решительно двинулся вперед. Книги он держал в руках. Он думал о
Фабере.
Фабер остался там, в не остывшем еще сгустке, которому нет теперь ни имени,
ни названия. Ведь он сжег и Фабера тоже! Эта мысль так потрясла его, что ему
представилось, будто Фабер и в самом деле умер, изжарился, как мелкая рыбешка, в
крохотной зеленой капсуле, спрятанной и навсегда погибшей в кармане человека, от
которого осталась теперь лишь кучка костей, опутанных спекшимися сухожилиями.
Запомни: их надо сжечь или они сожгут тебя, подумал он. Сейчас это именно
так.
Он пошарил в карманах - деньги были тут. В другом кармане он наткнулся на
обыкновенную радио "Ракушку", по которой в это холодное, хмурое утро город
разговаривал сам с собой.
- Внимание! Внимание! Полиция разыскивает беглеца. Совершил убийство и ряд
преступлений против государства. Имя: Гай Монтэг. Профессия: пожарник. В
последний раз его видели...
Кварталов шесть он бежал не останавливаясь. Потом переулок вывел его на
бульвары - на широкую автостраду, раз в десять шире обыкновенной улицы, залитая
ярким светом фонарей, она напоминала застывшую пустынную реку. Он понимал, как
опасно сейчас переходить через нее: слишком она широка, слишком пустынна. Она
была похожа на голую сцену, без декораций, и она предательски заманивала его на
это пустое пространство, где при ярком свете фонарей так легко было заметить