Смекни!
smekni.com

451 градус по Фаренгейту (стр. 27 из 29)

- Ничего. Я думал, у меня есть часть Экклезиаста и, может быть, кое-что из

Откровения Иоанна Богослова, но сейчас у меня нет даже этого.

- Экклезиаст - это не плохо. Где вы хранили его?

- Здесь, - Монтэг рукой коснулся лба.

- А, - улыбнулся Грэнджер и кивнул головой.

- Что? Разве это плохо? - воскликнул Монтэг.

- Нет, это очень хорошо. Это прекрасно! - Грэнджер повернулся к священнику.

- Есть у нас Экклезиаст?

- Да. Человек по имени Гаррис, проживающий в Янгстауне.

- Монтэг, - Грэнджер крепко взял Монтэга за плечо - Будьте осторожны.

Берегите себя. Если что-нибудь случится с Гаррисом, вы будете Экклезиаст.

Видите, каким нужным человеком вы успели стать в последнюю минуту!

- Но я все забыл!

- Нет, ничто не исчезает бесследно. У нас есть способ встряхнуть вашу

память.

- Я уже пытался вспомнить.

- Не пытайтесь. Это придет само, когда будет нужно. Человеческая память

похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что

стараемся стереть запечатлевшееся на ней. Симмонс разработал метод, позволяющий

воскрешать в памяти все однажды прочитанное. Он трудился над этим двадцать лет.

Монтэг, хотели бы вы прочесть "Республику" Платона?

- О да, конечно!

- Ну вот, я - это "Республика" Платона. А Марка Аврелия хотите почитать?

Мистер Симмонс - Марк Аврелий.

- Привет! - сказал мистер Симмонс.

- Здравствуйте,- ответил Монтэг.

- Разрешите познакомить вас с Джонатаном Свифтом, автором весьма острой

политической сатиры "Путешествие Гулливера". А вот Чарлз Дарвин, вот Шопенгауэр,

а это Эйнштейн, а этот, рядом со мной,- мистер Альберт Швейцер, добрый философ.

Вот мы все перед вами, Монтэг, - Аристофан и Махатма Ганди, Гаутама Будда и

Конфуций, Томас Лав Пикок, Томас Джефферсон и Линкольн - к вашим услугам. Мы

также - Матвей, Марк, Лука и Иоанн.

------------

Томас Лав Пикок - английский писатель и поэт, близкий друг Шелли.

------------

Они негромко рассмеялись.

- Этого не может быть! - воскликнул Монтэг.

- Нет, это так, - ответил, улыбаясь, Грэнджер. Мы тоже сжигаем книги.

Прочитываем книгу, а потом сжигаем, чтобы ее у нас не нашли. Микрофильмы не

оправдали себя. Мы постоянно скитаемся, меняем места, пленку пришлось бы

где-нибудь закапывать, потом возвращаться за нею, а это сопряжено с риском.

Лучше все хранить в голове, где никто ничего не увидит, ничего на заподозрит.

Все мы - обрывки и кусочки истории, литературы, международного права. Байрон,

Том Пэйн, Макиавелли. Христос - все здесь, в наших головах. Но уже поздно. И

началась война. Мы здесь, а город там, вдали, в своем красочном уборе. О чем вы

задумались, Монтэг?

- Я думаю, как же я был глуп, когда пытался бороться собственными силами.

Подбрасывал книги в дома пожарных и давал сигнал тревоги.

- Вы делали, что могли. В масштабах всей страны это дало бы прекрасные

результаты. Но наш путь борьбы проще и, как нам кажется, лучше. Наша задача -

сохранить знания, которые нам еще будут нужны, сберечь их в целости и

сохранности. Пока мы не хотим никого задевать и никого подстрекать. Ведь если

нас уничтожат, погибнут и знания, которые мы храним, погибнут, быть может,

навсегда. Мы в некотором роде самые мирные граждане: бродим по заброшенным

колеям, ночью прячемся в горах. И горожане оставили нас в покое. Иной раз нас

останавливают и обыскивают, но никогда не находят ничего, что могло бы дать

повод к аресту. У нас очень гибкая, неуловимая, разбросанная по всем уголкам

страны организация. Некоторые из нас сделали себе пластические операции -

изменили свою внешность и отпечатки пальцев. Сейчас нам очень тяжело: мы ждем,

чтобы поскорее началась и кончилась война. Это ужасно, но тут мы ничего не можем

сделать. Не мы управляем страной, мы лишь ничтожное меньшинство, глас вопиющего

в пустыне. Когда война кончится, тогда, может быть, мы пригодимся.

- И вы думаете, вас будут слушать?

- Если нет, придется снова ждать. Мы передадим книги из уст в уста нашим

детям, а наши дети в свою очередь передадут другим. Многое, конечно, будет

потеряно. Но людей нельзя силком заставить слушать. Они должны сами понять, сами

должны задуматься над тем, почему так вышло, почему мир взорвался у них под

ногами. Вечно так продолжаться не может.

- Много ли вас?

- По дорогам, на заброшенных железнодорожных колеях нас сегодня тысячи, с

виду мы - бродяги, но в головах у нас целые хранилища книг. Вначале все было

стихийно. У каждого была какая-то книга, которую он хотел запомнить. Но мы

встречались друг с другом, и за эти двадцать или более лет мы создали нечто

вроде организации и наметили план действий. Самое главное, что нам надо было

понять, - это что сами по себе мы ничто, что мы не должны быть педантами или

чувствовать свое превосходство над другими людьми. Мы всего лишь обложки книг,

предохраняющие их от порчи и пыли, - ничего больше. Некоторые из нас живут в

небольших городках. Глава первая из книги Торо "Уолден" живет в Грин Ривер,

глава вторая - в Уиллоу Фарм, штат Мэн. В штате Мэриленд есть городок с

населением всего в двадцать семь человек, так что вряд ли туда станут бросать

бомбы, в этом городке у нас хранится полное собрание трудов Бертрана Рассела.

Его можно взять в руки, как книгу, этот городок, и полистать страницы,-

столько-то страниц в голове у каждого из обитателей. А когда война кончится,

тогда в один прекрасный день, в один прекрасный год книги снова можно будет

написать, созовем всех этих людей, и они прочтут наизусть все, что знают, и мы

все это напечатаем на бумаге. А потом, возможно, наступит новый век тьмы и

придется опять все начинать сначала. Но у человека есть одно замечательное

свойство: если приходится все начинать сначала, он не отчаивается и не теряет

мужества, ибо он знает, что это очень важно, что это стоит усилий.

------------

"Уолден. или Жизнь в лесах" - известное произведение классика американской

литературы XIX века Генри Давида Торо.

------------

- А сейчас что мы будем делать? - спросил Монтэг.

- Ждать, -ответил Грэнджер. -И на всякий случай уйдем подальше, вниз по

реке.

Он начал забрасывать костер землей. Остальные помогали ему, помогал и

Монтэг. В лесной чаще люди молча гасили огонь.

При свете звезд они стояли у реки.

Монтэг взглянул на светящийся циферблат своих часов. Пять часов утра.

Только час прошел. Но он был длиннее года. За дальним берегом брезжил рассвет.

- Почему вы верите мне? - спросил он. Человек шевельнулся в темноте.

- Достаточно взглянуть на вас. Вы давно не смотрелись в зеркало, Монтэг.

Кроме того, город никогда не оказывал нам такой чести и не устраивал за нами

столь пышной погони. Десяток чудаков с головами, напичканными поэзией,- это им

не опасно, они это знают, знаем и мы, все это знают. Пока весь народ - массы -

не цитирует еще Хартию вольностей и конституцию, нет оснований для беспокойства.

Достаточно, если пожарники будут время от времени присматривать за порядком.

Нет, нас горожане не трогают. А вас, Монтэг, они здорово потрепали.

Они шли вдоль реки, направляясь на юг. Монтэг пытался разглядеть лица своих

спутников, старые, изборожденные морщинами, усталые лица, которые он видел у

костра. Он искал на них выражение радости, решимости, торжества над будущим. Он,

кажется, ожидал, что от тех знаний, которые они несли в себе, их лица будут

светиться как зажженный фонарь в ночном мраке. Но ничего этого он не увидел на

их лицах. Там, у костра, их озарял отблеск горящих сучьев, а сейчас они ничем не

отличались от других таких же людей, много скитавшихся по дорогам, проведших в

поисках немало лет своей жизни, видевших, как гибнет прекрасное, и вот наконец,

уже стариками, они собрались вместе, чтобы поглядеть, как опустится занавес и

погаснут огни. Они совсем не были уверены в том, что хранимое в их памяти

заставит зарю будущего разгореться более ярким пламенем, они ни в чем не были

уверены, кроме одного - они видели книги, стоящие на полках, книги с еще не

разрезанными страницами, ждущие читателей, которые когда-нибудь придут и возьмут

книги, кто чистыми, кто грязными руками. Монтэг пристально вглядывался в лица

своих спутников.

- Не пытайтесь судить о книгах по обложкам, - сказал кто-то.

Все тихо засмеялись, продолжая идти дальше, вниз по реке.

Оглушительный, режущий ухо скрежет - и в небе пронеслись ракетные самолеты,

они исчезли раньше, чем путники успели поднять головы. Самолеты летели со

стороны города. Монтэг взглянул туда, где далеко за рекой лежал город, сейчас

там виднелось лишь слабое зарево.

- Там осталась моя жена.

- Сочувствую вам. В ближайшие дни городам придется плохо, - сказал

Грэнджер.

- Странно, я совсем не тоскую по ней. Странно, но я как будто неспособен

ничего чувствовать, - промолвил Монтэг.- Секунду назад я даже подумал - если она

умрет, мне не будет жаль. Это нехорошо. Со мной, должно быть, творится что-то

неладное.

- Послушайте, что я вам скажу,- ответил Грэнджер, беря его под руку, он

шагал теперь рядом, помогая Монтэгу пробираться сквозь заросли кустарника.-

Когда я был еще мальчиком, умер мой дед, он был скульптором. Он был очень добрый

человек, очень любил людей, это он помог очистить наш город от трущоб. Нам,

детям, он мастерил игрушки, за свою жизнь, он, наверно, создал миллион разных

вещей. Руки его всегда были чем-то заняты. И вот когда он умер, я вдруг понял,

что плачу не о нем, а о тех вещах, которые он делал. Я плакал потому, что знал:

ничего этого больше не будет, дедушка уже не сможет вырезать фигурки из дерева,

разводить с нами голубей на заднем дворе, играть на скрипке или рассказывать нам

смешные истории - никто не умел так их рассказывать, как он. Он был частью нас

самих, и когда он умер, все это ушло из нашей жизни: не осталось никого, кто мог