Смекни!
smekni.com

451 градус по Фаренгейту (стр. 9 из 29)

такой.

- Дай мне воды и таблетку аспирина.

- Тебе пора вставать,- сказала она.- Уже полдень. Ты проспал лишних пять

часов.

- Пожалуйста, выключи гостиную.

- Но там сейчас "родственники"!

- Можешь ты уважить просьбу больного человека?

- Хорошо, я уменьшу звук.

Она вышла, но тотчас вернулась, ничего не сделав.

- Так лучше?

- Благодарю.

- Это моя любимая программа,- сказала она.

- Где же аспирин?

- Ты раньше никогда не болел.- Она опять вышла.

- Да, раньше не болел. А теперь болен. Я не пойду сегодня на работу.

Позвони Битти.

- Ты ночью был какой-то странный.- Она подошла к его постели, тихонько

напевая.

- Где же аспирин?- повторил Монтэг, глядя на протянутый ему стакан с водой

- Ах!- она снова ушла в ванную.- Что-нибудь вчера случилось?

- Пожар. Больше ничего.

- А я очень хорошо провела вечер,- донесся ее голос из ванной.

- Что же ты делала?

- Смотрела передачу.

- Что передавали?

- Программу.

- Какую?

- Очень хорошую.

- Кто играл?

- Да, ну там вообще - вся труппа.

- Вся труппа, вся труппа, вся труппа...- Он нажал пальцами на ноющие глаза.

И вдруг бог весть откуда повеявший запах керосина вызвал у него неудержимую

рвоту.

Продолжая напевать, Милдред вошла в комнату.

- Что ты делаешь?- удивленно воскликнула она. Он в смятении посмотрел на

пол.

- Вчера мы вместе с книгами сожгли женщину...

- Хорошо, что ковер можно мыть.

Она принесла тряпку и стала подтирать пол.

- А я вчера была у Элен.

- Разве нельзя смотреть спектакль дома?

- Конечно, можно. Но приятно иногда пойти в гости.

Она вышла в гостиную. Он слышал, как она поет.

- Милдред!- позвал он.

Она вернулась, напевая и легонько прищелкивая в такт пальцами.

- Тебе не хочется узнать, что у нас было прошлой ночью?- спросил он.

- А что такое?

- Мы сожгли добрую тысячу книг. Мы сожгли женщину.

- Ну и что же?

Гостиная сотрясалась от рева.

- Мы сожгли Данте, и Свифта, и Марка Аврелия...

- Он был европеец?

- Кажется, да.

- Радикал?

- Я никогда не читал его.

- Ну ясно, радикал.- Милдред неохотно взялась за телефонную трубку.- Ты

хочешь, чтобы я позвонила брандмейстеру Битти? А почему не ты сам?

- Я сказал, позвони!

- Не кричи на меня!

- Я не кричу.- Он приподнялся и сел на постели, весь красный, дрожа от

ярости.

Гостиная грохотала в жарком воздухе.

- Я не могу сам позвонить. Не могу сказать ему, что я болен.

- Почему?

"Потому что боюсь,- подумал он.- Притворяюсь больным, как ребенок, и боюсь

позвонить потому, что знаю, чем кончится этот короткий телефонный разговор:

"Да, брандмейстер, мне уже лучше. Да, в десять буду на работе".

- Ты вовсе не болен,- сказала Милдред. Монтэг откинулся на постели. Сунул

руку под подушку. Книга была там.

- Милдред, что ты скажешь, если я на время брошу работу?

- Как? Ты хочешь все бросить? После стольких лет работы? Только из-за того,

что какая-то женщина со своими книгами...

- Если бы ты ее видела, Милли...

- Мне до нее нет дела. Не держала бы у себя книги! Сама виновата! Надо было

раньше думать! Ненавижу ее. Она совсем сбила тебя с толку, и не успеем мы

оглянуться, как окажемся на улице,- ни крыши над головой, ни работы, ничего!

- Ты не была там, ты не видела,- сказал Монтэг.- Есть. должно быть, что-то

в этих книгах, чего мы даже себе не представляем, если эта женщина отказалась

уйти из горящего дома. Должно быть, есть! Человек не пойдет на смерть так, ни с

того ни с сего.

- Просто она была ненормальная.

- Нет, она была нормальная. Как ты или я. А может быть, даже нормальнее нас

с тобой. И мы ее сожгли.

- Это все пройдет и забудется.

- Нет, это не пройдет и не забудется. Ты ^когда-нибудь видела дом после

пожара? Он тлеет несколько дней. А этот пожар мне не потушить до конца моей

жизни. Господи! Я старался потушить его в своей памяти. Всю ночь мучился. Чуть с

ума не сошел.

- Об этом надо было думать раньше, до того, как ты стал пожарным.

- Думать!- воскликнул он.- Да разве у меня был выбор? Мой дед и мой отец

были пожарными. Я даже во сне всегда видел себя пожарным.

Из гостиной доносились звуки танцевальной музыки.

- Сегодня ты в дневной смене,- сказала Милдред.- Тебе полагалось уйти еще

два часа тому назад. Я только сейчас сообразила.

- Дело не только в гибели этой женщины,- продолжал Монтэг.- Прошлой ночью я

думал о том, сколько керосина я израсходовал' за эти десять лет. А еще я думал о

книгах. И впервые понял, что за каждой из них стоит человек. Человек думал,

вынашивал в себе мысли. Тратил бездну времени, чтобы записать их на бумаге. А

мне это раньше и в голову не приходило.

Он вскочил с постели.

- У кого-то, возможно, ушла вся жизнь на то, чтобы записать хоть частичку

того, о чем он думал того, что он видел. А потом прихожу я, и - пуф! - за две

минуты все обращено в пепел.

- Оставь меня в покое.- сказала Милдред.- Я в этом не виновата.

- Оставить тебя в покое! Хорошо. Но как я могу оставить в покое себя? Нет,

нельзя нас оставлять в покое. Надо, чтобы мы беспокоились, хоть изредка. Сколько

времени прошло с тех пор, как тебя в последний раз что-то тревожило? Что-то

значительное, настоящее?

И вдруг он умолк. Он припомнил все, что было на прошлой неделе,- два лунных

камня, глядевших вверх в темноту, змею-насос с электронным глазом и двух

безликих, равнодушных людей с сигаретами в зубах. Да, ту Милдред что-то

тревожило - и еще как! Но то была другая Милдред, так глубоко запрятанная в

этой, что между ними не было ничего общего. Они никогда не встречались, они не

знали друг друга...

Он отвернулся.

Вдруг Милдред сказала:

- Ну вот, ты добился своего. Посмотри, кто подъехал к дому.

- Мне все равно.

- Машина марки "Феникс" и в ней человек в черной куртке с оранжевой змеей

на рукаве. Он идет сюда.

- Брандмейстер Битти?

- Да, брандмейстер Битти.

Монтэг не двинулся с места. Он стоял, глядя перед собой на холодную белую

стену.

- Впусти его. Скажи, что я болен,- промолвил он.

- Сам скажи.- Милдред заметалась по комнате и вдруг замерла, широко раскрыв

глаза,- рупор сигнала у входной двери тихо забормотал: "Миссис Монтэг, миссис

Монтэг, к вам пришли, к вам пришли. Миссис Монтэг, к вам пришли". Рупор умолк.

Монтэг проверил, хорошо ли спрятана книга, не спеша улегся, откинулся на

подушки, оправил одеяло на груди и на согнутых коленях.

Придя в себя, Милдред бросилась к двери, и тотчас же в комнату неторопливым

шагом, засунув руки в карманы, вошел брандмейстер Битти.

- Выключите-ка "родственников",- сказал он, не глядя на Монтэга и его жену.

Милдред выскочила из комнаты. Шум голосов в гостиной умолк.

Брандмейстер Битти уселся, выбрав самый удобный стул. Его красное лицо

хранило самое мирное выражение. Не спеша он набил свою отделанную медью трубку

и, раскурив ее, выпустил в потолок большое облако дыма.

- Решил зайти, проведать больного.

- Как вы узнали, что я болен?

Битти улыбнулся своей обычной улыбкой, обнажившей конфетно-розовые десны и

мелкие, белые как сахар зубы.

- Я видел, что к тому идет. Знал, что скоро вы на одну ночку попроситесь в

отпуск.

Монтэг приподнялся и сел на постели.

- Ну что ж,- сказал Битти,- отдохните. Он вертел в руках неразлучную свою

зажигалку, на крышке которой красовалась надпись: "Гарантирован один миллион

вспышек". Битти рассеянно зажигал и гасил химическую спичку - зажигал, ронял

несколько слов, глядя на крохотный огонек, и гасил его, снова зажигал, гасил и

смотрел, как тает в воздухе тоненькая струйка дыма.

- Когда думаете поправиться?- спросил он.

- Завтра. Или послезавтра. В начале той недели. Битти попыхивал трубкой.

- Каждый пожарник рано или поздно проходит через это. И надо помочь ему

разобраться. Надо, чтобы он знал историю своей профессии. Раньше новичкам все

это объясняли. А теперь нет. И очень жаль.- Пфф...- Только брандмейстеры еще

помнят историю пожарного дела.- Снова пфф!..- Сейчас я вас просвещу.

Милдред нервно заерзала на стуле.

Битти уселся поудобнее, минуту - не меньше - сидел молча, в раздумье.

- Как все это началось, спросите вы,- я говорю о нашей работе,- где, когда

и почему? Началось. по-моему, примерно в эпоху так называемой гражданской войны,

хотя в наших уставах и сказано, что раньше. Но настоящий расцвет наступил только

с введением фотографии. А потом, в начале двадцатого века,- кино, радио,

телевидение. И очень скоро все стало производиться в массовых масштабах.

Монтэг неподвижно сидел в постели.

- А раз все стало массовым, то и упростилось,- продолжал Битти.- Когда-то

книгу читали лишь немногие - тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли

быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз. локтей,

ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов,

радиопередач, журналов, книг снизилось до. известного стандарта. Этакая

универсальная жвачка. Вы понимаете меня. Монтэг?

- Кажется, да,- ответил Монтэг. Битти разглядывал узоры табачного дыма,

плывущие в воздухе.

- Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия - собаки,

лошади, экипажи - медленный темп жизни. Затем двадцатый век. Темп ускоряется.

Книги уменьшаются в объеме. Сокращенное издание. Пересказ. Экстракт. Не

размазывать! Скорее к развязке!

- Скорее к развязке,- кивнула головой Милдред.

- Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи.

Потом еще больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты,

потом еще: десять - двадцать строк для энциклопедического словаря. Я, конечно,

преувеличиваю. Словари существовали для справок. Но немало было людей, чье

знакомство с "Гамлетом" - вы, Монтэг, конечно, хорошо знаете это название, а для

вас, миссис Монтэг, это, наверно, так только, смутно знакомый звук,- так вот,