И, начиная с этого момента, Джонатан видел только обращенные в его сторону серые хвосты, что, впрочем, нимало его не смущало. Все последующие тренировки он проводил над Берегом Совета. И впервые он старался выжать из своих учеников все, на что те только были способны.
--Чайка Мартин! -- кричал он на все небо. -- Ты говорил, что постиг искусство медленного полета. Докажи! Себе докажи! Ты можешь знать все что угодно, но пока ты не доказал это на практике, ты не знаешь ничего! ЛЕТИ!
И тихий Крошка-Мартин Уильям удивил самого себя. Оказавшись в центре внимания, да еще к тому же и под нажимом инструктора, он неожиданно принялся демонстрировать чудеса искусства полета на сверхмалых скоростях. Используя легчайший ветерок, он умудрялся придавать неподвижным крыльям такую кривизну, что они практически вертикально поднимали его к самым облакам. После чего он, опять-таки без единого взмаха крыльями, снова медленно опускался на песок.
А Чайка Чарлз-Роланд оседлал Великий Ветер Гор и поднялся на двадцать четыре тысячи футов. Возвратился он весь посиневший от холода, но счастливый и с твердым намерением на следующий день взлететь еще выше.
Чайка Флетчер -- он больше всех любил высший пилотаж -- победил-таки наконец шестнадцативитковую восходящую бочку. Более того, он превзошел себя, выполнив над пляжем тройной переворот через крыло. Перья его сверкали белизной в лучах солнца, а с пляжа за ним украдкой наблюдала далеко не единственная пара глаз.
И все время Джонатан был рядом с учениками. Он показывал, предлагал новые решения, а иногда и выполнял роль ведущего. Вместе с ними он был в небе в дождь и ветер -- они летали просто так, ради того, чтобы летать. Продрогшая же Стая беспомощно толклась в это время на сыром унылом пляже.
По окончании полетов ученики отдыхали на песке. Со временем они научились прислушиваться к объяснениям Джонатана. Конечно, его идеи нередко выглядели в их глазах по меньшей мере странными, и постичь их ученики не могли, но кое-что было им понятно и казалось вполне резонным.
Постепенно вокруг кольца учеников, окружавших Джонатана, образовалось еще одно кольцо, состоявшее из любопытствующих. Они тайком приходили по ночам, чтобы долгими часами слушать объяснения Джонатана. Появлялись они в темноте, прячась друг от друга, и уходили затемно, чтобы не быть узнанными и никого не узнать.
Через месяц после Возвращения произошло событие -- первая чайка откололась от Стаи, перейдя "демаркационную линию" и попросившись к Джонатану в ученики. Совершив этот поступок, Чайка Терренс Лоуэлл приобрел статус отверженного и его тут же объявили Изгнанником. Так он стал восьмым учеником.
На следующий вечер из Стаи ушел Керк Мэйнард. Хромая, он брел по песку, он всхлипывал, а левое крыло его беспомощно волочилось за ним. Он рухнул на землю к ногам Джонатана и голосом умирающего попросил:
-- Помоги мне. Больше всего на свете я хочу летать.
-- Летай, -- сказал Джонатан. -- Поднимайся со мной вместе и начнем обучение.
-- Ты не понимаешь. Мое крыло... Я им не владею. Я не могу им пошевелить.
-- Чайка Мэйнард, ты волен быть самим собой, ты свободен осознать свою истинную сущность и быть ею, здесь и сейчас, и ничто не в силах тебе воспрепятствовать. Таков Закон Великой Чайки, и это -- единственный объективно существующий закон.
-- Ты хочешь сказать, что я могу летать?
-- ТЫ СВОБОДЕН, -- вот что я говорю. Легко, просто и быстро Чайка Керк Мэйнард расправил крылья и без малейшего усилия взмыл в темное ночное небо. Спящую Стаю разбудил его торжествующий крик. Паря на высоте ста футов, Керк во весь голос вопил:
-- Я лечу! Слушайте! Я МОГУ ЛЕТАТЬ!!! Когда над горизонтом показался краешек восходящего солнца, Джонатана и его учеников уже окружало около тысячи птиц, изумленно взиравших на Мэйнарда. Им было все равно, видят их или нет. Они прислушивались к словам Джонатана, усердно пытаясь что-то понять.
А говорил он о вещах простых и само собой разумеющихся: каждая птица имеет право летать, свобода есть сущность каждого, и потому все, что ее ограничивает, должно быть отметено прочь, будь то традиция, суеверие или любое другое ограничение в какой угодно форме.
-- Прочь?-- раздался голос из толпы. -- Даже если это -- Закон Стаи?
-- Единственный объективно существующий закон -- тот, что дает освобождение, -- ответил Джонатан. -- Других законов нет.
-- Как, по-твоему, мы можем научиться летать так, как летаешь ты? -- прозвучал другой голос. -- Ты -- особо одаренная птица Божественного происхождения, ты выше всех прочих птиц...
-- Посмотрите на Флетчера! Лоуэлла! Чарлза-Роланда! А Джуди Ли? Они -- тоже особо одаренные птицы Божественного происхождения? Не более, чем вы все. И не более, чем я. Просто они, в отличие от вас, осознали свою Истинную природу и стали жить сообразно своему знанию.
Все его ученики, за исключением Флетчера, неловко поежились: они вовсе не были уверены, что все обстоит именно так...
Изо дня в день толпа росла. Приходили задавать вопросы, поклоняться, проклинать.
-- В Стае говорят, что ты -- либо сам сошедший на землю Сын Великой Чайки, либо опередил свое время на тысячу лет, -- сообщил однажды Джонатану Флетчер после утренней отработки сверхскоростных полетов.
Джонатан вздохнул. Вот она -- цена непонимания. Либо Бог, либо дьявол.
-- А сам-то ты как думаешь, Флетч? Опередили мы свое время?
Молчание. Потом Флетчер неуверенно заговорил:
-- Ну, в общем-то, всегда было можно научиться так летать. Нужно было только захотеть. Время тут ни при чем. Хотя, возможно, мы опережаем моду... Общепринятый стереотип о полете чаек.
-- Это уже легче, -- сказал Джонатан, перевернувшись через крыло, и некоторое время летел вниз спиной. -- Все же лучше, чем опережать время.
Это произошло всего неделю спустя. Флетчер показывал группе новых учеников элементы практики скоростного полета. Он как раз вышел из пике с высоты семи тысяч футов и несся -- почти невидимый на бешеной скорости -- над самым пляжем, как вдруг птенец, впервые оторвавшийся от земли, возник у него на пути с криком: "Мама! Мама!" За долю секунды до столкновения Чайка Флетчер Линд успел резко свернуть влево -- туда, где стеной возвышалась громадная скала из твердого гранита.
Ему показалось, что скала -- это исполинская твердая дверь в другой мир. Ужас, и шок, и удушливая тьма... А потом -- покой незнакомого неба, воспоминания, забытье, опять воспоминания и снова -- забытье. Было страшновато, а после пришли печаль и сожаление. Очень-очень глубокое сожаление.
И, как в тот день, когда он впервые встретился с чайкой по имени Джонатан Ливингстон, в уме его зазвучал голос:
-- Дело в том, Флетч, что мы пытаемся преодолеть границы своих возможностей постепенно, по порядку, не торопясь. Прохождение сквозь камень значится в нашей программе несколько позже.
-- Джонатан!
-- Известный также как Сын Великой Чайки, -- невозмутимо произнес его наставник.
-- А ты что здесь делаешь? А как же скала? Я что, не того... ну, не это... не умер, что ли?
-- Ну, Флетч, брось... Подумай: если ты со мной сейчас разговариваешь, стало быть ты определенно жив. Так? Просто тебе удалось достаточно резко сдвинуть уровень сознания. И теперь у тебя есть выбор. Хочешь -- можешь остаться на этом уровне -- кстати, он гораздо выше того, на котором ты находился прежде, -- а можешь вернуться обратно и продолжить работу в Стае. Их Старейшины, между прочим, так и ждали, чтобы с кем-нибудь из нас приключилось какое-либо происшествие, предпочтительно с летальным исходом. Так что, оставшись здесь, ты их весьма обяжешь. Они и мечтать не смели о столь роскошном подарке, и, главное -- так своевременно...
-- Понятно. Разумеется, я возвращаюсь. Только-только новую группу набрал...
-- Очень хорошо, Флетчер. Помнишь, что мы говорили о теле? Тело есть мысль, облаченная в доступную восприятию форму?..
Флетчер шевельнул головой, расправил крылья и открыл глаза. Он обнаружил, что находится у подножия скалы, а вокруг него толпится вся Стая.
-- Ожил! Он умер, и он снова -- живой!!!
-- Коснулся его крылом! Вернул ему жизнь! Сын Великой Чайки!
-- Да нет, он сам говорит, что не Сын! Он -- дьявол! ДЬЯВОЛ!!! Да! Он пришел извести всю стаю!
Все четыре тысячи птиц, составлявших толпу, были в страхе. Случившееся напугало их, и потому крик "ДЬЯВОЛ", ураганом пронесшийся над толпой, упал на благодатную почву. Сверкая глазами и зловеще навострив клювы, толпа сжимала кольцо, готовая разорвать их в клочья.
-- Как полагаешь, Флетчер, не лучше ли нам сейчас отсюда убраться?-- поинтересовался Джонатан.
-- Я был бы, пожалуй, не против того, чтобы находиться где-нибудь подальше от этого места...
И мгновенно они оказались в полумиле от подножия скалы, а разинутые клювы обезумевших птиц, сомкнувшись, ухватили только воздух.
-- Почему, -- недоумевал Джонатан, -- почему самое трудное на свете дело -- убедить свободного в том, что он свободен и что он вполне способен сам себе это доказать, стоит лишь потратить немного времени на тренировку? Почему так?
Флетчер никак не мог прийти в себя от столь неожиданного поворота событий:
-- Что ты сделал? Как мы здесь оказались?
-- Но ты же сам сказал, что непрочь оттуда убраться... Или нет?
-- Говорил. Но как это ты...
-- Очень просто, Флетчер. Так же, как и все остальное: практика.
К утру все в стае и думать забыли о вчерашнем массовом помутнении разума. Но только не Флетчер.
-- Джонатан, помнишь, ты говорил как-то -- давно уже -- насчет любви к Стае, достаточной для того, чтобы возвращаться и учить?
-- Помню, конечно.
-- Так вот, я не могу понять, как ты умудряешься любить эту тупоумную ораву, готовую в любой момент взбеситься и прикончить тебя. Как, например, вчера...
-- Ох, Флетч, кто же такое полюбит? Ненависть и злоба -- вовсе не то, что следует любить. Научись видеть в них истинную Чайку, воспринимая то лучшее, что в них есть, и помогая им самим это лучшее рассмотреть. Вот что я имел в виду, когда говорил о любви. Знаешь, как радостно, если это удается! Я, кстати, припоминаю одного очень яростного парня -- кажется, его звали Чайка Флетчер Линд -- так вот он, когда его изгнали, готов был драться насмерть со всей Стаей сразу. И уже направился было к Дальним Скалам, чтобы там в одиночестве устроить себе настоящее пекло -- такой знаешь ли, индивидуальный ад до конца дней. Но вместо этого он сейчас строит свои Небеса, да еще и всю Стаю ведет в том же направлении...