ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Капитан приехал. Перед тем он прислал весьма рассудительное письмо, которое совершенно успокоило Шарлотту, Такая ясность взгляда на самого себя, такая отчетливость в понимании своего положения, положения своих друзей обещали светлое и радостное будущее.
Разговоры в течение первых часов, как обычно при встречах друзей, не видевшихся некоторое время, были оживленны, почти утомительны. Под вечер Шарлотта предложила прогулку в новую часть парка. Местность очень нравилась капитану, и он замечал все то живописное, что теперь только стало видимо и радовало взор в перспективе новых аллей. У него был взгляд знатока, и притом такого, который умеет довольствоваться тем, что есть, и хотя он прекрасно понимал, к чему нужно стремиться, он не расстраивал людей, показывавших ему свои владения, не требовал, как это нередко бывает, большего, чем позволяют обстоятельства, не напоминал о чем-либо более совершенном, виденном в другом месте.
Они пришли к дерновой хижине, которая оказалась причудливо украшенной, правда, искусственными цветами и зимней зеленью, но среди этой зелени попадались также пучки колосьев пшеницы и других полевых злаков и ветки садовых растений, красотой своей делавшие честь художественному чувству той, что создала это убранство.
- Хотя муж мой и не любит, чтобы праздновали день его именин или рождения, но сегодня он все же не посетует на меня за то, что эти скромные венки я посвятила тройному празднику.
- Тройному? - воскликнул Эдуард.
- Разумеется! - ответила Шарлотта.- На приезд нашего друга мы, естественно, смотрим как на праздник. А кроме того, вы оба не подумали, что сегодня ваши именины. Ведь вас - и того и другого - зовут Отто?
Приятели протянули друг другу руки над маленьким столом.
- Ты,- сказал Эдуард,- приводишь мне на память годы нашей юношеской дружбы. В детстве мы оба носили это имя, но когда мы оказались в одном пансионе и из-за этого получился ряд недоразумений, я добровольно уступил ему это красивое лаконичное имя.
- При этом ты все-таки поступил не слишком уж великодушно,- сказал капитан.- Ибо я хорошо помню, что имя Эдуард нравилось тебе больше: ведь оно, когда его произносят милые уста, особенно благозвучно.
Так они втроем сидели за тем самым столиком, у которого Шарлотта столь горячо возражала против приглашения гостя. Эдуард, вполне удовлетворенный, хотя и не желал напоминать жене о тех часах, все же не мог удержаться, чтобы не сказать:
- Для четвертого здесь тоже хватило бы места.
В этот миг со стороны замка донеслись звуки охотничьих рогов, словно подтверждая и подкрепляя добрые помыслы и намерения сошедшихся друзей. Они молча слушали, углубившись каждый в самого себя и вдвойне ощущая собственное счастье в этом прекрасном единении.
Эдуард первый прервал молчание, поднявшись с места и выйдя из хижины.
- Давай,- сказал он Шарлотте,- поведем нашего друга прямо на самую вершину холма, чтобы он не подумал, будто только эта тесная долина и составляет наше родовое поместье и постоянное пребывание; наверху кругозор расширяется и грудь дышит вольней.
- Только нам на сей раз,- заметила Шарлотта,- придется взбираться еще по старой крутой тропинке. Но я надеюсь, мои дорожки и ступеньки вскоре позволят нам с большим удобством подниматься на самый верх.
Подымаясь по скалам, пробираясь через кусты и заросли, они наконец достигли высшей точки: то была не ровная площадка, а гребень, тянувшийся вдаль и покрытый растительностью. Деревня и замок остались внизу, далеко позади, и не были уже видны. В самом низу раскинулись пруды, за ними можно было различить поросшие деревьями холмы, вдоль которых они тянулись, и, наконец, отвесные скалы, четко замыкавшие вдали их зеркальную гладь и величаво отражавшиеся в ней. Там, в ложбине, где над прудами низвергался водопад, притаилась мельница, и все это место казалось приветливой обителью покоя. В пределах полукружия, замкнутого горизонтом, всюду разнообразно чередовались долины и холмы, кустарник и леса, молодая зелень которых обещала в будущем пышный расцвет. Там и здесь приковывали взгляд отдельные купы деревьев. Особенно привлекательно выделялась внизу, у самых ног друзей, занятых созерцанием, группа тополей и платанов вблизи среднего пруда. Они подымались, стройные, крепкие, разрастаясь ввысь и вширь.
Эдуард попросил друга повнимательнее приглядеться к ним.
- Я сам посадил их в юности,- воскликнул он.- Это были тоненькие деревца, и я их спас, когда отец при разбивке новой части замкового сада велел их выкорчевать в разгаре лета. Наверно, они и в этом году отблагодарят меня новыми побегами.
С прогулки все вернулись довольные и веселые. В правом крыле замка гостю была отведена просторная уютная квартира, где он вскоре же разложил и расположил в порядке книги, бумаги, инструменты, собираясь заняться своими привычными делами. Но в первые дни Эдуард не давал ему покоя; он всюду звал его с собой, приглашая на пешие и верховые прогулки, и знакомил его с местностью, со своими владениями, рассказывая ему при зтом и о своем давнишнем желании лучше познакомиться с ними, чтобы извлекать из них большую пользу.
- Первым делом,- сказал капитан,- мы снимем план местности с помощью компаса. Это занятие легкое и приятное, и если результаты его и не будут вполне точными, то все же для начала оно весьма полезно; к тому же с этим делом можно управиться без большого числа помощников. Если же ты когда-нибудь захочешь произвести более точное измерение, то мы и тут что-нибудь придумаем.
Капитан был весьма опытен в такого рода съемках. Он привез с собой необходимые инструменты и тотчас же приступил к делу, дав нужные объяснения Эдуарду, нескольким егерям и крестьянам, которые должны были помогать в работе. Дни выдались благоприятные, а вечерами и ранним утром оп чертил и штриховал. Скоро все было оттушевано, раскрашено, и владения Эдуарда как будто заново возникли на бумаге. Ему казалось, что он только теперь знакомится с ними, что они только сейчас действительно стали его собственностью.
Это послужило поводом для разговора о здешнем крае, о разбивке парка, которую с помощью подобного плана осуществить гораздо легче, чем на основе случайных впечатлений, когда к природе подходишь вслепую.
- Это надо как следует объяснить моей жене,- сказал Эдуард.
- Не советую,- отвечал капитан, не любивший, чтобы чужие убеждения сталкивались с его собственными, и по опыту знавший, что людские мнения слишком многообразны к даже разумнейшими доводами их нельзя привести к единству. - Не делай этого! - воскликнул он.- Так ее легко можно сбить с толку. Для нее, как и для всякого, кто занимается подобными вещами из любви к искусству, важнее что-то делать, чем что-то сделать. В таких случаях человек блуждает ощупью среди природы; то или иное местечко вдруг полюбится ему, но у него не хватает решимости устранить препятствия на пути туда, недостает смелости чем-нибудь пожертвовать, он не может представить себе заранее, что должно получиться, и вот производятся опыты, то удачные, то неудачные, меняется то, что, может быть, следовало оставить, оставляется то, что следовало бы изменить, и в конце концов получается нечто лоскутное, оно нравится и привлекает, но не дает удовлетворения.
- Признайся откровенно,- спросил Эдуард,- ты недоволен тем, как она разбила парк?
- Если бы исполнение вполне соответствовало замыслу, а он хорош, то ничего нельзя было бы заметить. Ей мучительно далась эта дорога в гору между скал, и теперь, можно сказать, она мучит каждого, кого туда ведет. Ни рядом, ни друг за другом по этой дороге нельзя идти свободно: ритм шагов то и дело нарушается - да и мало ли что еще тут можно возразить?
- А можно было это сделать по-другому? - спросил Эдуард.
- Очень просто,- ответил капитан.- Следовало только сломать угол скалы, к тому же довольно невзрачный,- он весь искрошился,- тогда получился бы красивый поворот при подъеме в гору, да не было бы недостатка и в камнях, чтобы выложить ими участки, где дорожка узка и неудобна. Но пусть это будет между нами, мои замечания только собьют ее с толку и огорчат. Что сделано, пусть так и останется. А если не пожалеть усилий и денег, то вверху над хижиной и на самой вершине можно придумать и сделать еще много хорошего.
Если друзья таким образом находили достаточно дела в настоящем, то немалую дань они отдавали и воспоминаниям о прошлом, в чем и Шарлотта обычно принимала участие. Решено было по завершении уже начатых работ сразу же приняться за чтение путевых записей, чтобы и таким способом воскресить прошедшее.
Впрочем, Эдуард находил меньше предметов для бесед с Шарлоттой наедине, особенно с тех пор, как сделанное ею в парке вызвало упрек, казавшийся ему столь справедливым и тяготивший его сердце. Он долго молчал о том, что ему говорил капитан; но однажды, увидев, что жена его опять принялась за свои ступеньки и дорожки, с трудом пролагая путь от дерновой хижины к вершине, он не выдержал и, после некоторых колебаний, поделился с ней своим новым мнением.
Шарлотту оно озадачило. Она была достаточно умна, чтобы понять правильность замечаний; но уже сделанное обязывало, не позволяло ей соглашаться; оно пришлось ей по сердцу, оно ей нравилось; даже то, что заслуживало порицания, было ей до последней частички мило; она восставала против доводов, отстаивала свое маленькое творение, нападала на мужчин, которые сразу же затевают нечто большое и сложное, какую-нибудь шутку или забаву сразу превращают в серьезное дело, не думая о расходах, неизбежно связанных с широкими замыслами. Она была выведена из равновесия, обижена, рассержена; она не могла ни отказаться от старого, ни полностью отвергнуть новое; но, будучи женщиной решительной, она тотчас же приостановила работы и дала себе срок, чтобы все обдумать и дать мыслям созреть.