Френсис утвердительно кивнул.
- Тогда одну минуточку, сэр, я сейчас. Я только сбегаю в каюту за пе- ром и бумаг, чтоб мы могли составить документ.
- О господи! - простонал Френс. - Да развернись же и сдвинься хоть немного с места. Ведь мы можем составить эту бумагу и на ходу, не обяза- тельно во время стоянки. Смотри! Они стреляют!
Капитан-метис, услышав залп, окинул взглядом развернутые паруса и об- наружил дырку от пули у самого верха грот-мачты.
- Хорошо, сэр, - согласился он. - Вы джентльмен и человек чести. Я верю вам на слово и надеюсь, что вы подпите документ при первой же возможности... Эй ты, черномазый! Берисза штурвал! Держи руль! Живо, черные дьяволы, ослабить главный парус! А ты, Персиваль, помоги вон там!
Команда мигом повиновалась. Персивь, вечно ухмыляющийся негр из Кингстона, а также другой, которого звали Хуаном, - светло-желтый цвет кожи и нежные и тонкие, как у девуш, пальцы, свидетельствовали о том, что он метис - полуиспанец, полуиеец, - кинулись ослаблять паруса.
- Дай этому черномазому по башке, если он и дальше будет дерзить, - буркнул Генри, обращаясь к Френсису. - Или поручи это мне, я в два счета с ним расправлюсь.
Но Френсис почал головой:
- Он славный малый, только он из ямайских негров, а тзнаешь, какие они. К тому же в нем есть и индейская кровь. Лучше давай уде ладить с ним, раз такой это гусь. Ничего плохого у него в мыслях нет - просто хо- чет содрать подороже: ведь он рискует своей шхуной, ее могут конфиско- вать. А кроме того, он страдает манией vocabularitis: он просто лопнет, если не будет изрекать всякую мудрею чепуху.
В эту минуту к ним подошел Энрико Солано - ноздри его раздувались, а пальцы нетерпеливо барабанили по ружью, в то время как глаза то и дело обращались к берегу, откуда велась беспорядочная стрельба.
- Я серьезно виноват перед вами, сеньор Морган, - сказал он, протяги- вая руку Генри. - Я был так удручен ертью моего любимого брата Альфа- ро, что, признаюсь, в первую минуту счел вас повинным в его убийстве. - Тут глаза старого Энрико сверкнули гневом - неистребимым, но истребляю- щим. - Это было самое настоящее убийство, коварно совершенное каким-то трусом, удар в спину под покровом темноты. И как это я сразу не сообра- зил! Но я был так сражен горем, а все улики были против вас. Я даже за- был, что моя горячо любимая и единственная дочь помолвлена с вами; не подумал, что человек таких нравственных качеств - прямой, мужественный, храбрый - не способен нанести удар в спину под покровом темноты. Я сожа- лею о своей ошибке. Прошу извинить меня. И я снова с гордостью рад при- нять вас в нашу семью как будущего мужа моей Леонсии.
Пока Генри Моргана столь чистосердечно принимали обратно в лоно семьи Солано, Леонсия с раздражением думала: зачем ее отцу нужно следовать этому глупому латиноамериканскому обычаю и говорить так много пышных слов, когда достаточно было бы одной-единственной фразы, крепкого руко- пожатия и откровенного взгляда друг другу в глаза? Окажись наместе ее отца Генри или Френсис, они, несомненно, так и вели бы себяНу почему, почему все ее испанские родичи любят выражаться так цветисто и многос- ловно, совсем как этот ямайский негр!
Френсис же тем временем изо всех сил старался делать вид, что проис- ходящее нимало не интересует его; тем не менее он все-таки заметил, что желтолицый матрос по имени Хуан шепчется о чем-то с остальной командой, многозначительно пожимает плечами и ожесточенно жестикулирует.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
- Ну вот, теперь мы упустили обоих этих свиней-гринго! - горестно воскликнул Альварес Торрес, увидев с берега, как "джелика", распустив паруса, надувшиеся от посвежевшего ветра, стала быстро удаляться и пули с суши не могли уже теперь ее достать.
- Я быкажется, пожертвовал собору на три колокола, - провозгласил Марианоеркара-и-Ихос, - только чтобы увидеть их в ста ярдах от моего ружья. Эх, будь на то моя власть, я бы так быстро отправил всех гринго на тот свет, что дьяволу в аду пришлось бы изучать английский язык!
Альварес Торрес, задыхаясь от досады и бессильного гнева, несколько раз ударил кулаком по луке седла.
- Владычица моих грез! - чуть не рыдая, воскликнул он. - Она уехала, исчезла вместе с обоими Морганами. Я сам видел, как она взбиралась на шхуну. Что же я теперь скажу Ригану в Нью-Йорке? Ведь если шхуна выбе- рется из лагуны Чирикви, она может прямым ходом пойти в Нью-Йорк. И тог- да окажется, что эта свинья Френсис не пробыл в отсутствии и месяца, и сеньор Ран не захочет ничего нам платить.
- Они не выйдут из лагуны Чирикви, - мрачно заявил начальник полиции. - Что я - безмозглое животное, что ли? Нет, я человек! И я знаю, что они не выйдут отсюда. Разве я не поклялся мстить им до гроба? Закат такой, что к ночи ветер явно спадет. По небу это сразу понять можно. Видите эти перистые облачка? Если ветер и подымется, то небольшой, и наверняка с северо-востока. Значит, он их погонит прямо в пролив Чоррера. А они ни- когда не осмелятся войти в него. Этот черномазый капитан знает лагуну как свои пять пальцев. Он попытается сделать крюк и пройти мимо Бо- кас-дель-Торо или через пролив Картахо. Но и в таком случае мы перехит- рим его. Я тоже кое-что соображаю. Да еще как соображаю-то! Слушайте. Нам предстоит долгий путь верхом. Мы проедем по берегу до самого Лас-Пальмас. А тасейчас капитан Розаро со своей "Долорес".
- Это такой паршивенькийтарый буксир, который даже развернуться как следует не может? - спросил Торрес.
- Но ведь ночью ветра не будет, да и утром тоже. И мы на этом буксире захватим "Анджелику", - успокоил его начальник полиции. - Вперед, друзья! Поскакал Капитан Розаро - мой приятель. Он окажет нам любую услугу.
На рассвете вконец измученные люди на загнанных лошадях протащились через заброшенную деревушку Лас-Пальмас к заброшенному причалу, у кото- рого стоял совсем заброшенный на вид, облезлый буксир, показавшийся им, однако, лучшим в мире. Из трубы валил дым - признак того, что буксир стоит под парами; увидев это, начальник полиции, несмотря на усталость, возликовал.
- Доброе утро, сеньор капитан Розаро! Рад вас видеть! - приветствовал он испанца-шкипе, старого морского волка, который, полулежа на круге каната, потягивал черный кофе из кружки, и зубы его, всякий раз как он подносил ее ко рту, выбивали на ней дробь.
- Нечего сказать, доброе утро, когда эта проклятая лихорадка всю душу из меня вытрясла, - угрюмо проворчал капитан Розаро; руки его и все тело так дрожали, что горячая жидкость выплескивалась и текла по подбородку и за ворот расстегнутой рубашки, на волосатую седую грудь. - Да возьми ты это, чертова скотина! - крикнул он, запуская кркой вместе с ее содер- жимым в мальчика-метиса, по-видимому, его слугу, который, как ни силил- ся, не мог сдержать смеха.
- Солнце взойдет, лихорадка уймется и оставит вас в покое, - учтиво сказал начальник полиции, делая вид, что не замечает дурного настроения капитана. - Ваши дела здесь закончены, вы направляетесь в Бокас-дель-То- ро, и мы поедем с вами, всей компанией, - нам предстоит интереснейшее приключение. Мы захватим шхуну "Анджелика", которая из-за штиля не могла ночью выбраться из лагуны, я арестую уйму люде и вся Панама заговорит, капитан, о вашей храбрости и находчивости, так что вы и думать забудете о том, что вас когда-ли донимала лихорадка.
- Сколько? - напрямик спросил капитан Розаро.
- Сколько? - с удивленным видом повторил начальник полиции. - Это же государствеое дело, дорогой друг! И вы все равно идете в Бо- кас-дель-Торо. Ведь вам это не будет стоить ни одной лишней лопаты ля!
- Muchacho! [10] Еще кофе! - рявкнул шкипер, обращаясь к мальчику.
Наступила пауза, во время которой Торрес, начальник полиции и все их утомленные спутники с жадностью смотрели на горячий напок, принесенный мальчиком. Зубы капитана Розаро стучали о кружку точнкастаньеты, но он все-таки сумел глотнуть кофе, не расплескав его, хотя и обжегся при этом.
Какой-то швед с отсутствующим глядом, в грязном комбинезоне и заса- ленной фуражке, на которой значилось: "механик", вылез из люка, закурил трубку и, присев на борт, казалось, весь ушел в свои мысли.
- Так сколько же? - снова спросил капитан Розаро.
- Давайте отчаливать, дорогой друг, - сказал начальник полиции. - А потом, когда лихорадка оставит вас в покое, мы с вами разумно обсудим все - ведь мы же разумные существа, а не какие-нибудь скы.
- Сколько? - повторил капитан Розаро. - Извините, я не скот. Я всегда в полном разуме - и когда есть солнце, и когда его нет, и даже когда ме- ня треплет эта растреклятая лихорадка. Так сколько?
- Ну ладно, отчалайте. А сколько вы хотите? - сдаваясь, устало про- изнес начальник поции.
- Пятьдесят долларов золотом, - тотчас последовал ответ.
- Но ведь вы все равно туда идете, не так ли, капитан? - мягко спро- сил Торрес.
- Я же сказал: пятьдесят долларов золотом.
Начальник полиции безнадежно всплеснул руками и повернулся на каблу- ках, делая вид, что собирается уйти.
- Однако вы же поклялись мстить до гроба за разрушение вашей тюрьмы, - напомнил ему Торрес - Но не в том случае, если мне придется платить за это пятьдесят дол- ларов, - огрызнулся начальник полиции, краешком глаза наблюдая за дро- жавшим от лихорадки капитаном: не начинает ли тот сдаваться.
- Пятьдесят долларов золотом, - сказал капитан, допив кофе и трясущи- мися палами пытаясь скрутить себе сигарету. Потом он кивнул в сторону шведа и добавил: - И еще пятерку золотом моему механику. Таков уж: у нас обычай.
Торрес подошел поближе к начальнику полиции и шепнул:
- Я заплачуа буксир, а с гринго Ригана взыщу лишнюю сотню, разницу же мы с вами поделим пополам. Так что мы ничего не потеряем. Напротив - еще останемся в барыше. Риган наказывал мне, чтоб я не скупился на рас- ходы.
Когда солнце поднялось над линией горизонта и ослепительно засверкало в небе, один из жандармов направился обратно в Лас-Пальмас с измученными лошадьми, а остальные поднялись на палубу буксир механик швед спустил- ся в недра машинного отделения, и капитан Розаро, избавленный от лихо- радки благостными лучами солнца, приказал матросам сняться с причала, а одному из них стать в рубке у компаса.