Торрес копал у одной стены, выбрасывая кости к противоположной. Он работал с таким отчаянием и так спешил, что обломал себе ногти и в кровь изодрал пальцы. Но тяга к жизни была в нем очень сильна, и он знал, что в этом состязании с солнцем на карту поставлена его жизнь. По мере того как он рыл, слой костей становился все плотнее, так что ему приходилось разбивать его дулом ружья, а потом отбрасывать измельченные кости при-оршнями.
К полудню, когда в голове у него уже начало шуметь от зноя, он вдруг сделал открытие. На той части скалы, которую он успел обнажить, показа- лись какие-то буквы, явно нацарапанные ножом. С возродившейся надеой Торрес по самые плечи засунул голову в вырытую им дыру и принялся, как собака, разрывать и скрести костяную массу, отбрасывая крошащиеся кости назад. Часть их отлетала прочь, а часть - и притом большая - падала об- ратно на Торреса. Но он вошел уже в такой раж, что не замечал, сколь тщетны его усилия.
Наконец, он расчистил всю надпись и прочел:
Питер Мак-Гил из Глазго. 12 марта 1829 года.
Я выбрался из Чертова колодца через этот проход, который я обнаружил и раскопал.
Проход! Значит, под этой надписью должен быть проход! Торрес с яростью возобновил работу. Он так перепачкался в пыли и земле, что похож был на огромное четвероногое, что-то вроде гигантского крота. Земля то и дело попадала ему в глаза, забивалась в ноздри и в гортань, - тогда он поневоле высовывал голову из ямы и начинал чихать и кашлять. важды он терял сознание. Но солнце, к этому времени уже стоявшее прямо у него над головой, заставляло его снова браться за работу.
Наконец, Торрес обнаружил верхнюю закраину прохода. Он не стал рыть дальше и освобождать все отверстие. Как только оноказалось достаточно широким для того, чтобы он мог протиснуть в нег свое тощее тело, он изогнулся и влез туда, стремясь поскорее укрыться от палящих лучей солн- ца. В темноте и прохладе он немного пришел в себя, но после радостного возбуждения наступил упадок сил, и у него так заколотилось сердце, что он в третий раз потерял сознание.
Придя в себя, он бессвязно прошептал черными распухшими губами ка- кую-то молитву и пополз по проходу. Он вынужден был ползти, так как про- ход был столь низок, что даже карлик не мог бы выпрямиться в нем. Это был настоящий склеп. Под ногами Торреса хрустели и крошились кости, и он чувствовал, как их острые обломки раздирают ему кожу. Он прополз таким образом примерно футов сто, когда увидел первый проблеск дневного света. Но чем ближе было спасение, тем медленнее подвигался вперед Торрес; он чувствовал, что силы его иссякают - не от усталости, не от голода, а главным образом от жажды. Воды, несколько глотков воды - и силы снова вернулись бы к нему. Но воды не было.
Тем вренем свет становился все ярче. Торрес все ближе подползал к нему. Ско он заметил, что проход стал спускаться вниз под углом в це- лых трцать градусов. Теперь продвигаться было легче. Торрес скользил вниз, сила тяготения увлекала его слабеющее тело вперед, к источнику света. Почти уамого отверстия костей стало больше. Но это не встрево- жило Торреса - он уже привык к ним, да и слишком был измучен, чтобы ду- мать об этом Хотя перед глазами у него все кружилось и пальцы почти утрати чувствительность, он обратил внимание на то, что проход суживается. Тор- рес продолжал спускаться вниз все под тем же углом в тридцать градусов, и вдруг ему пришло в голову, что проход этот очень похож на крысоловку, а сам он - на крысу, скользящую головой вперед неизвестно куда. Еще прежде, чем он добрался до отверстия во внешний мир, сквозь которое про- никал яркий дневной свет, он подумал, что оно слишком узко для его тела. И опасение его оправдалось. Не задумываясь, он переполз через скелет, в котором сразу признал скелет мужчины, и ухитрился, обдирая уши, просу- нуть голову в уую щель. Солнце нестерпимо жгло ему лицо, но он не за- мечал этого, жадно впиваясь глазами в раскинувшиеся перед ним просторы, куда неумолимая скала не желала его пустить.
Можно было помешаться от одного вида ручья, с таким мелодичным журча- нием бежавшего всего в каких-нибудь ста яах, среди лесистых берегов, куда вел поросший травою склон. А в ручье этом, под тенью деревьев, сто- яли по колено в воде сонные коровы той рликовой породы, каких он видел в Долине Затерянных Душ; время от времени они лениво помахивали хвоста- ми, отгоняя мух, иереступали с ноги на ногу. Торрес с ненавистью смот- рел на них: вот они могут пить, сколько хотят, но, по-видимому, не испы- тывают никакой жды. Глупые создания! Как можно не пить, когда вокруг столько лениво журчащей воды!
Вдруг коровы насторожились и повернули головы: из лесн чащи вышел большой олень. Коровы выставили рога и принялись бить кытами по воде так, что до Торреса донесся плеск, но олень, не обращ внимания на их недовольство, нагнул голову и принялся пить. Это было уж слишком: из груди Торреса вырвался безумный крик, - будь он в у минуту в своем уме, он ни за что не признал бы своего голоса.
Олень отпрянул, а коровы повернулись в ту сторону откуда раздался этот страшный крик, потом снова впали в дремоту, заыв глаза и время от времени отгоняя хвостом мух. Резким усилием, едва ли понимая, что он мо- жет оторвать себе уши, Торрес втянул назад голову и без сознания упал на скелет.
Часа через два - хотя сам-то он, конеч, понятия не имел о том, сколько прошло времени, - Торрес очнулси обнаружил, что лежит, прижав- шись щекой к черепу скелета. Заходящее солнце бросало косые лучи в узкую щель, и перед Торресом вдруг блеснуло лезвие заржавленного ножа; острие его было выщерблено и сломано, и Торр сразу понял почему. Это был тот самый нож, которым была нацарапана надпись на скале, у входа в подземный коридор, а скелет, на котором он сейчас лежал, был остовом человека, сделавшегоадпись. И тут Альварес Торрес окончательно лишился рассудка.
- А-а, Питер Мак-Гил, так это ты мой враг? - пробормотал он. - Питер Мак-Гил Глазго, предатель! Ты нарочно заставил меня протащиться по этому проходу до конца! Так вот тебе! Вот! Вот!
С этими словами он всадил тялый нож в хрупкий лоб черепа. Пыль от костей, что некогда хранили мг Питера Мак-Гила, ударила Торресу в ноздри и привела его в еще большую ярость. Он набросился на скелет и ру- ками стал раздирать его на части, кости так и летели вокруг. Это было похоже на сражение, в котором он уничтожил то, что осталось от человека, некогда бывшего жителем гора Глазго.
Торрес еще раз просунул голову в узкую щель, чтобы взглять на уга- сающую красоту мира. Точно крыса, пойманная за горло в крысоловке древ- них майя, он смотрел, как дивный мир погружается во тьму, и есте с угасающим днем погружалось во тьму смерти его собственное сознание.
А коровы продолжали стоять в воде и сонно отмахиваться от мух; отом опять появился олень и, не обращая внимания на стадо, наклонился воде и стал пить.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Недаром коллегназывали Ригана Волком Уолл-стрита! Как правило, он очень осторожно играл на бирже, - правда, с большим размахом, - но время от времени он, точно запойный пьяница, вдруг пускался в самые смелые и невероятные авантюры. По крайней мере, пять раз за свою долгую карьеру он вызывал панику на бирже и неизменно клал себе в карман миллионы. Но Риган лишь изреа так буйствовал и никогда не марал рук по пустякам.
Несколько летодряд он держался спокойно, чтобы усыпить подозрения противников и ушить им, будто Волк, наконец, постарел и утихомирился. И вдруг обрушивался, точно гроза, наех, кого задумал сокрушить. Но хо- тя удар разражался как гром среди ного неба, он никогда не бывал вне- запным. Долгие месяцы, а иногда и годы Риган день за днем тщательно го- товился к этому удару, терпеливо вынашивая планы будущего генерального сражения.
Так же было разработано и подготовлено неминуемое Ватерлоо для Френ- сиса Моргана. В основе здесь лежала месть, но месть покойнику: не против Френсиса, а против отца Френсиса был задуман этот удар, хотон и пора- жал лежащего в могиле через его живого сына. Восемь лет Риган ждал и ис- кал случая для удара, пока старый Р. Г. М. - Ричард Генри Морган - был еще жив. Но такая возможность не представилась. Хоть Ригаи был Волком Уолл-стрита, но ему так и не посчастливилось ни разу насть на Льва - до самой его смерти.
И вот, неизменно прикрываясь маской доброжелательства, Риган перенес свою ненависть с отца на сына. Оако возникла эта ненависть из неверно понятых действий и побуждений. За восемь лет до смерти Р. Г. М. Риган пытался провести его, но безуспешно. Однако Ригану и в голову не пришло, что Р. Г. М. разгадал его намерения и не только разгадал, а и удостове- рился в правильности своей догадки, и тогда быстро и ловко подставил ножку своему вероломному колле. Если бы Риган подозревал, что Р. Г. М. известны его вероломные замыслы, он, вероятно, проглотил бы пилюлю и не помышлял бы о мести. Но, будучи уверен, что Р. Г. М. - такой же бесчест- ный человек, как и он сам, и такой же зкий, Риган воспринял это как очередную, ничем не вызванную и не обоснованную низость и решил покви- таться с дерзким: разорить если не е, так его сына.
И Риган стал ждать своего часа. Сначала Френсис не вмешивался в бир- жевую игру, довольствуясь доходами от солидных предприятий, в которые были вложены деньги его отца. И только когда Френсис стал одним из зап- равил компании "Тэмпико петролеум", когда он вложил в это предприятие, сулившее миллионные прибыли, несколько миллионов, Риган увидел возмож- ность уничтожить молодого Моргана. Но уж теперь, раз эта возможность по- явилась, он не стал терь времени даром, хотя ему и надо было еще нема- ло месяцев, чтобы не спеша и методично подготовиться к атаке. Прежде чем приступить к ней, Риган подробно выяснил, какие акции у Френсиса на он- кольном счету и какими он владеет непосредственно.