Она вскоре ясно дала почувствовать это писателю, грубо оборвав его литературную деятельность в, в сущности,; прекратив ее.
Фигура Простаковой схвачена и изображена Фонвизиным с необычайной верностью и реалистичностью. Он глубоко понял неразумность ее слепой, животной любви к своему детищу, Митрофану,— любви, которая, в сущности, губит ее ненаглядного сына. Отвратительна Простакова в сценах с крепостными крестьянами, жалка при встречах с Правдивым и Стародумом. Фонвизин ясно показывает, что Простаковы не должны управлять людьми: они губят самую идею власти, а могут погубить и государство, вновь доведя крепостной народ до восстания. Но при всем этом Простакова не зверь, а человек, пусть безнадежно испорченный средой и воспитанием, но все же человек. Писатель сумел показать это в последней сцене «Недоросля», когда потерявшая власть Простакова, увидев крушение своих замыслов, бросается к сыну с возгласом: «Один ты остался у меня, мой сердешный друг, Митрофанушка!» — и наталкивается на бессердечный и злой ответ его: «Да отвяжись, матушка, как навязалась...»—«Вот злонравия достойные плоды!» — говорит Стародум, заканчивая комедию: но эта оценка его относится не только к Простаковой, а и ко всей системе государственного порядка в России. Злонравие подданных есть прямое следствие дурных качеств государя, полагал Фонвизин; существованием своим Скотинины и Простаковы обязаны всему режиму, а стало быть, этот режим негоден и должен подвергнуться коренным изменениям.
«В «Недоросле» впервые выведено на свет и на сцену растлевающее значение крепостного права и его влияние на дворянство, духовно погубленное, выродившееся и развращенное именно рабством крестьянства»,— писал М. Горький в своей «Истории русской литературы».
Тема воспитания всегда сильно занимала Фонвизина. Он неутомимо ратовал за расцвет просвещения в России и считал, что воспитанные в строгих гражданских правилах дворяне будут достойными руководителями и опекунами крестьянского населения страны. А воспитание молодых дворян было поставлено очень дурно. Им часто занимались невежественные иностранцы, которым вверялись молодые люди, чьи родители были заражены ядом низкопоклонства перед заграницей и презирали свое, русское. Чему мог выучиться Митрофан у кучера-немца Вральмана, для того чтобы стать офицером или чиновником? Что мог вывезти из Парижа сын бригадира Иванушка, отправившийся во Францию с убеждением в безусловном превосходстве всего иноземного над отечественной культурой? Самые дурные качества характера, самые отсталые взгляды на науку, В(ражда к истинному просвещению характеризуют этих молодых дворян.
В литературе не раз высказывалось мнение о том, что Стародум, Милой, Софья, Правдин — это «идеальные» герои, что русская действительность не имела таких людей и автор «выдумал» их. Такой взгляд глубоко ошибочен; документы, мемуары и письма XVIII века резко ему противоречат.
В русском обществе, среди знакомых Фонвизина, были деятели, похожие на Стародума и Правдина, встречались образованные и чуткие девушки, напоминавшие Софью. Писатель обобщил их черты, представил в одном образе то, что находил у нескольких реальных прототипов, и нимало не грешил против истины.
С еще большей уверенностью изображал он Простаковых и Скотининых: такие персонажи встречались гораздо чаще среди русского провинциального дворянства второй половины XVIIIвека; но и здесь писатель неминуемо прибегал к обобщениям.
Для современников Фонвизина речи Стародума звучали политически остро и мудро, в них состоял едва ли не главный интерес спектакля. Фонвизин устами Стародума излагал патриотические убеждения лучшей части дворянского общества, порывавшего с потемкинским режимом насилия и невежества; он спорил с Екатериной IIи давал ей наставления, каким должен быть «истинно великий государь». И эти мысли хорошо принимались зрительным залом. Недаром, начиная свой журнал «Друг честных людей», Фонвизин писал, якобы обращаясь к Стародуму: «Я должен признаться, что за успех комедии моей «Недоросль» одолжен я вашей особе. Из разговоров ваших с Правдиным, Милоном и Софьею составил я целые явления, кои публика и доныне с удовольствием слушает».
К числу выдающихся достоинств комедии относится также ее язык. Фонвизин строит языковые характеристики героев. Мал и беден словарь Митрофана и Скотинина; свободно владеют речью Стародум, Софья и Правдин. Много грубых и простонародных слов в речах Простаковой, язык ее не отличается от языка крепостных людей. Отставной солдат Цыфиркин пользуется выражениями, употребляющимися в военном быту; семинарист Кутейкин уснащает свою речь церковнославянскими словами и цитатами из духовных книг. Чтобы усилить характеристику Вральмана, писатель передает его ломаную русскую речь и подчеркивает неправильности произношения.
Высоко оценивал творчество Фонвизина великий революционер-демократ В. Г. Белинский, называвший комедии «Бригадир» и «Недоросль» «гениальными созданиями», а их автора — «самобытным и даровитым» писателем. «Фонвизин казнил в своих комедиях дикое невежество старого поколения и грубый лоск поверхностного и внешнего европейского полуобразования новых поколений»,— писал Белинский в первой статье о сочинениях Александра Пушкина.
Фонвизин подлинно явился творцом первой русской реалистической комедии. «Недоросль» открыл новую страницу в истории русской литературы и театра. Пушкин справедливо называл «Недоросль» «народной комедией» и «единственным памятником народной сатиры».
В 1788 году Фонвизин задумал издавать журнал «Друг честных людей», или «Стародум», о чем было напечатано объявление. Однако издание это не было разрешено, и подготовленные Фонвизиным материалы остались в рукописях. Статьи «Друга честных людей» показывают дальнейший рост художественного мастерства Фонвизина и развитие его гражданских идеалов. Он смело затрагивает вопрос о превосходстве парламентского строя над монархическим, о недостатках екатерининского режима, о вопиющих несправедливостях, творящихся при дворе под покровительством царицы.
Одним из наиболее острых и ярких произведений Фонвизина, предназначенных им для своего журнала, является «Всеобщая придворная грамматика», составленная в форме учебника. Грамматика Фонвизина дает меткие характеристики придворных нравов и вскрывает в весьма остроумных выражениях основные пороки представителей высшего сословия России. Нет сомнения в том, что автор, назвав свою грамматику «всеобщей», обобщал в ней многие черты, свойственные монархическому правлению вообще; но верно также и то, что прежде всего он имел в виду русскую царицу и ее придворных. Эту группу вельмож и их прихвостней Фонвизин без обиняков называет «подлыми душами», рассматривая шесть оттенков, их различающих. Льстецы, подхалимы, трусы, вымогатели, притворщики и подлецы — вот как характеризует сатирик качества придворных прихлебателей. С полной отчетливостью проведено разделение людей, составляющих царский двор, на «гласных», «безгласных» и «полугласных», определен «придворный падеж» как «наклонение сильных к наглости, а бессильных к подлости», указаны «придворные» наклонения, времена и глаголы, из которых чаще всего употребляется глагол «быть должным», хотя долгов при дворе не платят.
Попытка издания своего журнала характеризует Фонвизина как писателя-бойца, не желавшего складывать оружие. Но вряд ли он серьезно рассчитывал на успех своего начинания. Слишком ясно было, что Екатерина не хочет больше видеть в печати произведений Фонвизина. Пятью годами ранее она почти прямо заявила об этом. В 1783 году Фонвизин отправил в журнал «Собеседник любителей российского слова» вопросы к сочинителю «Былей и небылиц» — под таким названием императрица помещала в журнале свои длинные, нимало не остроумные и часто бессмысленные фельетоны. Вопросы Фонвизина были напечатаны, но Екатерина сопроводила их своими ответами, показавшими, сколь сильно она была раздражена смелостью автора и как резко потребовала от него безусловного подчинения.
В самом деле, Фонвизин поставил такие вопросы, которые не могли не задеть императрицу. Он спрашивал, например: «Отчего много добрых людей видим в отставке?», «Отчего известные и явные бездельники принимаются везде равно с честными людьми?», «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют и весьма большие?» Каждый вопрос имел точный адрес, бил прямо в цель. Фонвизин затрагивал важнейшие темы дня — создание законодательных учреждении, введение гласного суда, отставку представителей дворянской оппозиции, фаворитизм и многое другое, Екатерина отвечала не по существу, лгала, изворачивалась, а в конце концов рассердилась и, отвечая на четырнадцатый пункт, указала, что «сей вопрос родился от свободоязычия, которого предки наши не имели».
Особенно четко точка зрения Екатерины была выражена в ответе на последний, двадцатый вопрос. «В чем состоит наш национальный характер?» — спрашивал Фонвизин. Для него было ясно, что отличительными чертами этого характера являются патриотизм, мужество, честность, верность гражданскому долгу, ненависть к рабству. Так думали все лучшие, передовые русские писатели; в таком свете рисовался русский национальный характер великому современнику Фонвизина—А. Н. Радищеву, Что же ответила Екатерина? Она потребовала от русского человека совсем иных качеств, считая, что наш национальный характер состоит в «остром и скором понятии всего, в образцовом послушании и в корени всех добродетелей, от творца человеку данных». Послушания— вот чего ждала императрица после крестьянской войны 1773—1775 годов, а именно раболепной покорности она и не видела со стороны Фонвизина. Он не соглашался, он спорил и становился опасной силой. Прежде всего надо было ограничить «свободоязычие» писателя, то есть запретить ему печататься.