- А между прочим, - глядя в пространство и будто даже не для Филиппа, а просто так, задумчиво пронесла мама, - будут, говорят, новые игрушки со Стеклянного завода. Целые "городки в табакерке"...
- У вас допросишься! В прошлый раз обещали вечный фонарик, а что было? - Но если не продавали! - Во-во! И сейчас так скажете.
Мама потеряла терпение, после чего была приглашена соседка Лавета тринадцати лет. Сокращенно - Лис.
- Дурень, - сказала Лис. - Все же идут.
- И Ежики?
- Вот бал... Извини. Но ты же знаешь, что Ежики вернулся.
- Ничего я не знаю, - искренне огорчился Филипп. Как вернулся? Туннель же заблокирован. - Для кого? Для Пограничников? Филипп засопел, досадуя на себя за глупость. - Пойдем, а? - мягко сказала Лис. - Что ты дома-то будешь делать, когда останешься? - Буду на стадионе змея запускать. - Один? - А чего...
Этого-то все и боялись. Оставить Филиппа одного, значит, не радоваться ярмарке, как все люди, а "быть на нерве". Думать: "Не выкинул ли он опять какой-нибудь фокус?" Талантов на фокусы у третьеклассника Филиппа Кукушкина больше, чем надо.
- Нам без тебя на ярмарке будет скучно, - с ненатуральной сладостью в голосе сообщила Лис.
- Да? А кто меня чехлом от зонтика лупил? Не было тогда скучно? А все смотрели, даже не заступились! - Рэм заступился! И Ежики!
- Это потом, когда ты три раза меня... - Филипп засопел опять. Громче и серьезнее. Лис насупленно сказала:
- Что старое вспоминать... А зонтик, думаешь, не жалко? Нашел чего парашют делать... - Зонтик ей жалко? А человека... - Ну, с "человеком" же ничего не случилось. А зонтик... - А тебе хотелось, чтоб наоборот, - злорадно подытожил Филипп. - Нормальные-то люди радуются, когда человек спасся, а она... чехлом... - Палкой надо было, - в сердцах сказала мама. - Да! Ну и идите на свою ярмарку... - И чего обижаете друг друга-то, - стала мирить всех бабушка. - Перед праздником! Хорошо ли?.. Пойдем, Филюшка, с нами. А я тебе для этого дня рубашку новую пошью, вот гляди-ка, матерьял какой, все смотреть на тебя будут да радоваться...
На стол с шорохом лег отрез пунцового ситца. Роскошного, с отпечатанными на нем желтыми и белыми монетами - разной величины, разных стран и времен. Были тут франки, динары, пфенниги, рубли, талеры, доллары, песо и совсем непонятные дырчатые денежки с иероглифами. И на них, на монетах, - львы, орлы, корабли, всякие портреты, слоны, гербы и даже кенгуру. И конечно, цифры и названия стран... Ну, прямо коллекция.
- А? - улыбнулась бабушка. - Вот будет рубашка... А хочешь, целый костюмчик летний. Филипп раздумчиво склонил черную кудлатую голову. Облал перемазанные чем-то губы. - Ладно... Костюм. С брюками.
- Спятил, - сказала Лис. - Из такой материи брюки? - Это он, чтоб колени не мыть перед ярмаркой, - разъяснила мама.
- Он их все равно никогда не моет... Филипп не реагировал на эти безответственные заявления. Его холодное молчание было яснее слов: я, мол, сказал свои условия, а дальше - как хотите.
- Ох, да ладно вам, - решила бабушка. - Пускай, коли ребенку хочется...
Так и получилось, что на ярмарку Филипп отправился в красной с монетами рубахе и таких же великолепных брюках, отороченных к тому же черным блестящим шелком с перламутровыми пуговками. У всех попутчиков этот наряд вызывал умленные взгляды и порой шумные высказывания, в основном одобрительные.
Попутчиков оказалось немало. Почти все население Лугового, растянувшись по неширокому асфальту, шагало на ярмарку. Можно было ехать на автобусе по недалекому отсюда шоссе, но до Гусиных лугов всего-то километра три, а майская погода стояла - ну, просто лето красное. Вот и двигались пешком.
К асфальту ручейками-притоками сбегались проселки и тропинки от хуторов, от ближней деревни Горенки, от села Стародубова, которое северным краем смыкается с поселком Луговым.
Сам-то Луговой появился здесь не так давно, лет десять назад. Сперва по соглашению с местными властями два приезжих инженера поставили среди лопуховой пустоши энергосборник и радарный импульсатор. Зачем это, никто особо не спрашивал. Эксперимент, наука. Главное, что станция платила Совету ближнего районного городка с красивым названием Соловьи положенные отчисления. Потом появились вокруг радара домики и лаборатории. И понемногу стало выясняться, что инженеры и другое население здесь не приезжие, а скорее ссыльные. Всякими неправдами их, судя по всему, срывали с насиженных мест и перебрасывали в этот небогатый и не очень развитый край. Где эти насиженные места, никто представить, точно не мог. В местных учебниках географии таких названий не значилось. За какие грехи этих людей разлучали с детьми или семьями, тоже было неясно. Зато ясно было, что люди хорошие, работа их местному населению не вредит, а сами они приносят всякую пользу. Поставили в Стародубове хорошую школу и дали учителей. Открыли больницу с такой хитрой аппаратурой, какой не то что в Соловьях, но и в далекой отсюда столице не увидишь... Кое-кто местных жителей стал перебираться в Луговой и находил там работу.
Про энергостанцию рассказывали всякое. Люди, мол, там хотят главного: пробить обратную дорогу через какое-то пространство, вернуться домой и отобрать своих ребятишек у злыдней, которые засадили их в специальные школы, чтобы дети жили и учились без родителей. Что ж, бывает, видать, и такое...
Работа шла туго, путь не пробивался. Могучие одноразовые импульсы образовывали каналы, но всего на несколько секунд. Это не решало вопроса. Тогда попробовали пробить стабильный туннель с Якорного Поля (место недалекое от Соловьев, но странное - не всякий туда находит дорогу). Туннель получился, его соединили с подземной транспортной сетью какого-то не вестного здешним жителям Полуострова. Но пользы опять вышло мало, потому что оказалось: оттуда на Якорное Поле кое-как попасть можно, а туда - шиш. Так бы и тянулось это дело, если бы в конце прошлого лета не пробился через туннель мальчишка - Матвейка Радомир, у которого жила здесь сосланная мать. К матери куда хочешь пробьешься. Он шарахнул навылет все энергетические толщи и межпространственные барьеры и вышел даже не на Якорное Поле, а прямо у Лугового. Инженеры охнули и принялись что-то считать и аналировать, а туннель с той поры сделался доступным для каждого, будто простой подземный переход под улицей.
Кое-кто ссыльных вернулся на Полуостров и поднял большой шум в тамошнем парламенте. Возникло громкое "дело Кантора" - бывшего ректора специального лицея. Кантор этот был в руководстве какой-то политической шайки. Он кое-как отмотался от тюрьмы и куда-то исчез. А туннеля полезли в Луговой всякие делегации с предложениями научных контактов и мирного сотрудничества. И с намеками, что поскольку, мол, в Луговом живут в основном граждане Полуострова, то и должен этот поселок ему, Полуострову, административно подчиняться.
Здесь, однако, терпеливые и добродушные соловьевские власть проявили решительность. Жители Лугового - тоже. Улыбчивым чиновникам параллельного пространства предложено было идти обратно с миром, после чего туннель надежно перекрыли и открывали только с особого разрешения районного Отдела по контактам и научного Совета станции. Мало того, объявлено было даже, что и виты на Якорное Поле нежелательны. Дорогу туда и до той поры знал не всякий: локальный барьер пространства - штука хитрая. А теперь энергостанция добавила к нему искусственную силовую блокаду.
Но все это мало касалось Филиппа, Лис, ее одноклассника Рэма и нескольких других юных жителей Лугового, для кого Якорное Поле было любимым местом. И локальный барьер, и блокада оказались для них не прочнее мыльной пленки. Взрослым приходилось смотреть на это сквозь пальцы. А что оставалось делать?
Сотрудники станции пытались, правда, обследовать ребят: откуда у этих мальчишек и этой девчонки такой дар природы? На каких частотах система их биополей входит в резонанс с окружающим энергополем? Но приборы не показывали никаких отклонений, сами же ребята лишь пожимали плечами: "Не знаем, как это получается..." А Филипп с самодовольной ноткой разъяснил: - Потому что мы Пограничники!
- Но ведь пограничники охраняют границы, а вы их наоборот...
- Ага, - нахально сказал он. А потом, когда на него наклеивали датчики, заорал, что боится щекотки, и удрал. А от Ежики отступились, когда он побледнел, покрылся капельками и сказал, что, как только начинает про такое думать, ему видится летящий на него поезд...
В общем, странно все это было. Но, с другой стороны, жителей Соловьевского района странности не удивляли. Такое уж, видать, это было место. С давних пор творилось тут всякое. То обнаруживался на местных лугах невесть откуда взявшийся табун золотистых нкорослых лошадок с гривами до копыт и очень умными глазами; то шлепался на болото крупный летательный аппарат с иллюминаторами по поясу и люди него - с продолговатыми глазами, оливковой кожей и странным акцентом - скупали в раймаге неходовой консервированный напиток "Фрукты-ягоды"; то ясным утром, без намека на дождик, возникало в небе чудное переплетение десятка радуг...
Газеты о таких штуках писали неохотно или не писали совсем. Потому что, если нельзя что-нибудь объяснить и нельзя доказать, что это "что-нибудь" не бывает, остается одно - не упоминать совсем. Мол, и так люди привыкнут. И привыкли. К разговорам о туннеле и к тому, что время в Соловьях ежегодно отстает от столичного на шестнадцать с половиной минут, что при цветении черемухи здесь никогда не бывает холодов; и к тому, что во время ярмарки появляются иногда люди с нездешним говором, в странных одеждах и с чудными товарами...
Семейство Кукушкиных двигалось по дороге неторопливо: у бабушки побаливала спина. Филипп шел впереди, но тоже не спешил. Иногда его обгоняли знакомые ребята, в том числе и одноклассники. Они отпускали шуточки по поводу наряда. Естественно, зависти. Филипп не реагировал.
Потом Филипп увидел, что сбоку пылит рясой по асфальту священник Стародубской церкви. Моложавый, с соломенной бородкой, в модных квадратных очках и твердой шляпе синтетической соломки.