Желоб звенел, воздух шумел, а навстречу Витьке... мчалась тележка-робот! Двухметровая черепаха с длинными, похожими на растопыренные крылья локаторами. То есть мчался сам Витька, а набитая нейросхемами черепаха мирно ползла, цепляя шестеренками зубчики на краях титанового лотка. Но не все ли равно! Откуда она здесь, на радиусе №59! Святые Хранители... Откинувшись назад, можно пролететь под плоским днищем. Но за тележкой всегда тянется контактный щуп - толстенный конец кабеля с метелкой медной проволоки! Доигрался, мальчик! Сейчас тебя этот хвост в свинцовой оплетке разделает надвое, как селедку...
Все эти мысли - в один крошечный миг. А потом - как он успел?! - удар правой ногой по скользящему металлу, тело швырнуло влево, темное брюхо робота задело волосы, кабель свистнул рядом. Медной метелкой огрело по ступне, сорвало кроссовку. Витьку опять вынесло в середину желоба, перевернуло на живот. Так он и ехал - неловко растопырившись, обжигая о гладкий титан коленки и перепуганно глядя на удалявшуюся тележку. Ехал все тише и наконец уперся в край центральной площадки ногами - левой кроссовкой и правой босой ступней.
Витька полежал, глядя вверх, вдоль желоба. Тележка была уже высоко и казалась маленькой. Полосатой своей черно-желтой раскраской и полупрозрачными крылышками она далека напоминала пчелу. Их так и называли - "пчелы"... "У, с-скотина, - мысленно сказал ей Витька. - Чуть мокрое место не оставила..." Он передернулся, представив, как это могло быть. Чудом ведь вернулся, Видимо, сказалось умение водить уланский диск, там вовсю вертишься, тренировочка...
К носу медленно подъехал сорванный кабелем башмак. Он был цел, только поцарапан. Витька сел, взялся за ступню. Кожа сбоку разодрана, будто когтистой лапой. Ладно, сейчас не до лечения. Он стал натягивать кроссовку. Царапины не болели, но сильно болела пятка. В перепутанные от страха и досады мысли вдруг влезла не к месту (или к месту?) детская песенка - тех, что не одобряют взрослые. На мотив замедленной лезгинки: "Укусила пчелка собачку за больное место... гм... за пятку. Вот какая вышла подначка, надо будет ставить заплатку..."
Он усмехнулся: "Пчелка..." Глянул опять на тележку через плечо. "Откуда ты взялась на этом желобе?" Вот что самое непонятное и даже... страшное: откуда? Задача тележек-роботов была улавливать пространственные связи и конфигурации, которые мгновенно и без системы возникали в точках совмещения многомерных полей. У каждой "пчелы" - свой закрепленный на схеме путь. Ходили они только по четным радиусам, да и то не по всем. А тут...
Ну ладно, перенесли зачем-то. Но ведь любой человек в "Сфере" знает, что Витька пользуется пятьдесят девятым, когда надо пересечь РМП по прямой. Конечно, это запрещено "категорически, раз и навсегда, а то больше ноги твоей не будет в обсерватории", но он же все равно катается, и всем это вестно. И должны же были сказать: "Витька, не вздумай больше сигать по пятьдесят девятому, ставим "пчелу", расшибешь башку..."
А кто поставил? Почему именно на пятьдесят девятый? Как нарочно... Нарочно?
Обдало холодком - как в тесных улочках у Цитадели, когда рядом свистят и проносятся уланские патрули, а ты сидишь в заросшей белоцветом каменной щели и рядом у щеки дышит Цезарь, а под рубашкой катаются колючие шарики страха. Потому что опасность всерьез... "Хотя Цезаренок-то ничего не боится, кроме прямого перехода... Господи, а я чего боюсь? Здесь-то! Какие-то шляпы намудрили с тележкой, вот и все... Но кто?"
Теперь он крепко разозлился. И как всегда, страх от злости пропал. Витька вскочил, забрался на центральную площадку. Прихрамывая, пошел по гулким титановым листам. Сверху этот блестящий, диаметром в двадцать метров круг кажется небольшой тарелкой. И Витька знал, что он в своей темно-синей рубашке - как одинокая муха на этой тарелке. Все равно кто-нибудь заметит и наябедничает деду. Но сейчас Витьке было наплевать.
По желобу номер два подошла к площадке тележка. Толкнулась о край буфером-контактом, приготовилась ехать обратно. Витька прыгнул ей на выпуклую черно-желтую спину, в тень алюминиевого крыла. Лег животом, уперся ногами в страховочную скобу. Откинул крышку аппарата контрольной связи. С размаха вдавил девятую кнопку.
- "Кристалл-два", дежурная бригада, - отозвался динамик девичьим голосом.
- Скицына позови! - рявкнул Витька в черную воронку микрофона.
- Ты, Витенька, поздоровался бы сначала... - Скицына давай! Мне по делу, срочно! - Совсем ты, Витька, охамел, - обиделся голос, но крикнул в сторону: - Их величество Витторио Первый требуют Михаила Петровича! Категорически!
- Чего тебе? - сказал Михаил через две секунды. - Пожар?
- Какие дураки посадили "пчелу" на пятьдесят девятый радиус? - со звоном сказал Витька. Скицын сразу же понял: - Ты живой?
- А ты видел перепуганных покойников? - Целый?
- По счастливой случайности...
- Холера тебя носит! Смотреть надо, когда сигаешь вн башкой!
- На пятьдесят девятом смотреть? Там сроду ничего не было! - А сейчас откуда?
- Это я тебя спрашиваю... - сказал Витька. Его опять накрыло запоздалым страхом. Тележка между тем бодро ехала вверх. Скицын проговорил:
- Ничего я не знаю... Зачем переносить "пчелу"? Да и все бы про это слышали. Разве такое сделаешь незаметно? Полторы тонны...
"А в самом деле... - подумают Витька. - А может, ночью? Бесшумным грузовым дирижаблем? Но зачем?
- Слушай, ты, наверно, перепутал радиусы! Вечно носишься не глядя... - Сам ты... - устало сказал Витька. - Ты сейчас где? - Где надо... - Дуй домой, будем разбираться. - Ну уж фиг! - Витька приободрился. Он словно перелил свою тревогу Скицыну и освободился от неприятного груза. - Дома я буду только вечером, потому что иду Люсей в Итта-даг.
- Куда-куда? Опять в ту преисподнюю? Витька захлопнул крышку и мстительно хмыкнул, - представив, какой тарарам сейчас поднимется в "Сфере". И какую нахлобучку получат "новаторы", пересадившие "пчелу". Если... Если только... Да ну, чушь какая лезет в голову! Разозлившись на себя, он трахнул кулаком по спине ровно гудящей "пчелы". Потом подумал, что и самому ему не миновать вечером крупной нахлобучки. Это была мысль о привычном, и она успокоила Витьку.
Тележка ползла вверх уже очень круто, Витька теперь не лежал, а стоял на скобе, держась за крышку. А когда оставалось до края метров десять, он сильно толкнулся ногами, махнул через край желоба и упал в чащу орешника. Потом, цепляясь за ветки, выбрался наверх. Морщась от боли в пятке, залез на парапет. И сразу увидел, как от лесной опушки идет сквозь заросли иван-чая Люся.
Сразу все отодвинулось назад - "пчела", спор со Скицыным, глупый страх. Было утро, солнце, дорога. Витька прыгнул, пошел навстречу.
- Здравствуй, - сказал он, и - Здравствуй... Ух, какой ты…
Витька ответил без насмешки: - Зато ты красивая за двоих.
Она была в отглаженной теннисной юбочке, в желтой блузке с белыми горошинами и белым галстучком. На длинных ногах новенькие желтые гольфы и белые сандалетки. И улыбалась - зубы крупные и круглые, как те же горошины на блузке.
- Будто в парк собралась. Обдерешься ведь...
- А сам-то! Руки-ноги тоже...
- Меня никакие колючки не берут.
- А меня, что ли, берут? Забыл, что я дочь лесничего.
Он сказал примирительно:
- Лесная фея...- Ладно, пошли.
- Напрямик через лес?
- А другой дороги и нет.
- Ох уж!
- Я серьезно говорю... Прямо по меридиану.
- Значит, строго на север? Или на юг?
- Ох, да не по тому меридиану. Вот так...
- Витька ладонью рубанул перед собой. - По гироскопу.
Люся вздохнула. Ничего, мол, я в этих делах все равно не понимаю...
Они перешли по пояс в траве поляну, пробрались через густой орешник опушки и оказались в полумраке под плотней широколиственной крышей. Здесь, в заповеднике, Витька до сих пор не знал всех названий деревьев. Лес был южный, среди могучих дубов и вязов стояли желтовато-серые, без коры, великаны с кружевными листьями. Их голые стволы оплетали мохнатыми канатами лианы с желтыми звездочками цветов. Чиркал по коленкам узорчатый густой папоротник и какие-то громадные ландыши. Воздух был как в прохладной гулкой аптеке - с валерьянкой и мятой. Кто-то шелестел и юрко шастал под ногами. Но змеи здесь не водились, шагать можно было без опаски.
Люся сказала вроде бы насмешливо, но со скрытой робостью:
- Все-то ты, Витенька, сочиняешь. Говоришь, всего пять километров идти... Я тут всю округу знаю, нет такого места. И папа говорит, что нету никакого Итта-дага.
Витька прошелся по лежащему стволу, заросшему и трухлявому. Оглянулся через плечо.
- Как же нет, если мы туда идем? Просто название я сам придумают. "Итта" - это... ну, по имени одного марсианского племени. А "даг" значит "горы", "предгорья"... Говорят, в древности сюда добирались кавказские племена. Может, от них там и развалины... - Сюда? Кавказские? Витька прыгнул со ствола, усмехнулся: - Ерстка... - Что?
- Слово такое... Означает: "Может, было, а может, нет...
- Это по-какому? По-реттербергски?
- Что? - развеселился он. - Вполне по-русски!.. А ты же говорила, что не веришь ни в какой Реттерберг.
- Но ты-то веришь... Ай!
- Предупреждал ведь, что обдерешься. Под ноги не глядишь...
- Пусти... - Люся легко перескочила мшистую, спрятанную в папоротнике корягу. - Просто я с тобой заболталась...
- Эн ганг найт цанг унд найт аогенданг, - назидательно сказал Витька на северном наречии Вест-Федерации... - Что означает...
- Да знаю! "На пути не мели языком, чтоб под глазом не быть с синяком"...
- Ух ты! - умился Витька. - Откуда! Она ответила с покровительственной ноткой, совсем как в прошлом году.
- Радость моя, зимой, когда ты грызешь науки в своем Ново-Томске, я, по-твоему, где? Здесь, в Яртышском интернате. А твои "эмигранты" где? Здесь же... От них и научилась.