- Не буду обедать, - быстро сказал Витька -за локтя Адама Феликсовича.
- На здоровье! Можешь заодно не завтракать и не ужинать...
- И не буду... - сообщил Витька менее уверенно. - И... помру.
- Не успеешь. Отправишься в круглогодичный интернат, где тебя быстренько сделают человека. Витька заложил руки за спину и наклонил голову. - Это при живых-то родителях?
- Одному родителю до тебя нет дела, а второго... меня то есть... ты скоро вгонишь в гроб!
Витька был уже искушен в кое каких жненных ситуациях. Посмотрел на маминого знакомого, на маму. - Понятно... Значит, третий лишний, да?
- Виктор!
Адам Феликсович ухватил Витьку за плечи, прижал спиной к своему круглому животу, который весело колыхался.
- Кларочка! Этот гениальный ребенок попадет в интернат только через мой труп! А сделать меня труп не так-то легко.
...Вечером Зинаида спросила:
- Думаешь, поженятся?
- Факт.
- Ну и дела... Знаешь, Вить, ты им не мешай. Пусть.
-Да я и не мешаю пока... А дальше видно будет...
- А отец-то навещает?
- Ага... нечасто. Почему-то он всегда грустный какой-то. - А чего ему веселиться, - сказала мудрая Зинаида. Новый мамин муж Адам Феликсович Римский-Заболотов и Витька зажили вполне по-дружески. Не то чтобы Адам очень нравился Витьке, однако нравилось то, что он не лезет в отцы и воспитатели. Ко всем жненным сложностям отчим относился легко и "без лишних мудростей". Такой подход не всегда устраивал маму, но это уже другой вопрос. Зато дружить с Зинаидой она больше не запрещала. Да и недолгий срок отпустила этой дружбе судьба.
Осенью Зинаидиного отца перевели в какой-то НИИ в Харьков, и она уехала вместе с родителями. Ну, погрустили оба, попереписывались немного, несколько раз говорили по видику. А потом... жнь есть жнь, у каждого своя. Но, конечно, Витька был рад всегда, что на восьмом году этой жни повстречалась ему Зинаида. Да и та, наверно, была рада...
- Дружил, - вздохнул Витька. - Только это у-у-у когда было... Осторожно! - он дернул Люсю за руку. Сверху со стуком ехала маленькая лавина сланцевых плиток. - Тут глядеть надо.
- Я здесь, оказывается, и не бывала ни разу. Склоны были теперь безлесными. Осыпь кончилась, справа и слева торчали скалы, похожие на громадные серые клыки. Между ними сновали какие-то пестрые птички с хохолками. Перекликались: "Черр... черр..." Скоро скалы - темные, ребристые - обступили со всех сторон. Этакий гигантский "сад камней". Люся смотрела уже с беспокойством:
- Вот странно. Будто и не рядом с домом, а где-то... Это и есть Итта-даг? - Не совсем еще. Но блко... - Жарко. Жаль, фляжку не взяли. - Здесь рядом родник.
Теперь скалы выстроились в два ряда. Казалось, что Люся и Витька идут между развалинами крепостных стен. Слева в толще дикого вестняка вдруг видна стала искусственная кладка - стенка желтоватых пористых камней, а в ней маленькая сводчатая ниша. Там каменного желоба падала стеклянная струйка.
Люся радостно взвгнула, прыгнула вперед, подставила ковшиком ладони. Уткнулась в них губами. Потом повернула к Витьке мокрое веселое лицо:
- Холодная какая... - Смахнула на него брызги с ладоней, засмеялась.
Витька тоже напился. От ледяной воды ломило руки и зубы.
Люся присела на плоский камень. - Отдохнем чуть-чуть, ладно?
Витька спиной прислонился к теплому вестняку. Сказал снисходительно:
- А говорила - не обдерешься. Вон дырки-то... Люсины желтые гольфы были порваны в нескольких местах - Подумаешь... - равнодушно отозвалась она. "Устала", - с беспокойством понял Витька.
- Ой... - Люся вдруг потянулась к травяному кустик; с мелкими желтовато-белыми цветами. - Я таких не видела - Не рви! - вскрикнул Витька. - Я не рву, что ты. Просто смотрю... Витька объяснил, будто виняясь: - Они редкие. - Реликт? - Не реликт, но все равно редкие. Только здесь растут... - Он сел перед кустиком на корточки. Листья были мелкие, как зеленые чешуйки. У каждого цветка пять лепестков, каждый лепесток - будто крошечная растопыренная ладошка. Витька сказал: - Они называются "андрюшки". - Почему? - Люся, кажется, повеселела. - Ну... так. Бывают васильки, анютины глазки, а эти - андрюшки.
- Ты, наверно, это сам придумал. Как Итта-даг... - Не-а...
"Андрюшек" придумал Цезарь. Ранним летом Витька выпросил его у родителей на два дня и привел сюда. Это случилось единственный раз, потому что путь через Окружную Пищевую не блкий, а прямого перехода Цезарь не знал. И знать не хотел, боялся. Однажды он виновато и прямо прнался в этом Витьке.
До той поры Витьке было вестно, что Цезарь Лот боится в жни лишь одного: что опять арестуют мать и отца. Но после судебной реформы и отмены обязательных индексов не так-то просто было в Западной Федерации кого-то арестовать. Особенно всем вестного штурмана Лота. ...Витька выпрямился.
- Люсь, может, пойдем? Недалеко уже. Скоро остатки крепости, там в фундаменте щель и подземный ход... - Ой... - Не боись, - дурашливо сказал Витька.
Храм без купола 1
Каменный коридор был высокий, но тесный, не шире метра. Он полого уходил вн, под толщу горного склона. Почти сразу стало темно. Витька вынул нагрудного кармана плоский фонарик-зеркальце. Эта штучка работала без батарейки, от тепла руки. Слой похожих на бисер микролампочек давал рассеянный, но яркий свет. "Зеркальце" Витька держал в левой руке, а правой взял Люсю за холодные пальцы. Она молчала.
Стены и свод были грубо выбиты в камне, но пол устилали ровные плиты. Кое-где даже со следами стершегося узора. Было сухо и чисто, словно только что подмели. И запах - словно не в подземелье, а от камней, согретых солнцем. Но скоро стало прохладно. Люся передернула плечами.
Вн повели крупные, плохо отесанные ступени. Витька знал - их шестнадцать. Потом опять пошел наклонный туннель.
Дыхание слышалось громко, а слова, наоборот, почему-то вязли в глухоте коридора. Люся сказала виновато: . - Мне под землей всегда не по себе. Кажется, будто она осядет и навалится.
- Тыщу лет не оседала, а теперь вдруг, как нарочно, да? - очень бодро и насмешливо отозвался Витька. - Вить, а кто это вырыл?
- Точно не вестно... То есть вообще ничего не вестно. - Ученые-то что говорят?
- А они ничего не знают про это. Не добирались сюда. - Почему? Это же совсем рядом! - А то, что рядом, их мало волнует, - уклончиво сказал Витька. - Потрошат и атомы, и галактики, а простых вещей до сих пор не знают. - Каких, например?
- Ну, например, почему человеку ни с того ни с сего бывает то весело, то грустно... Или почему сосульки вкуснее мороженого. - Да ну тебя, я серьезно. - А я, думаешь, нет?
- Ай!.. - Люся дернулась назад. Из глубины коридора кто-то смотрел широко расставленными глазами.
- Не бойся, - Витька потянул ее вперед. Коридор уперся в стену. На стене была мозаика - большой портрет старого человека с прямыми седыми волосами. Человек положил узловатые пальцы на широкую перекладину меча, подбородком уперся в головку рукояти и устало, но пристально смотрел на подошедших. Белки его глаз были выложены кусочков перламутровых раковин и белели свежо и чисто. А зрачки - глубокие и грустные. Глаза - в темных впадинах, да и все лицо темное... Местами тускло-цветные камешки мозаики осыпались, одна щека совсем исчезла. От этого лицо казалось еще печальнее. Но суровости в нем не было. - Это кто? - прошептала Люся. - Наверное, один Хранителей... - Кто?
- Это... ну, понимаешь, есть такие легенды всякие, истории... О людях, которые спасали и защищали других людей. В общем, о тех, кто всю свою жнь этому отдал. В некоторых странах они считаются как святые, им даже храмы строят. - Никогда не слыхала... - Услышишь... если захочешь...
Каким-то нехорошим получился этот ответ - с лишней важностью и хмуростью. И Витька сказал уже иначе, веселее:
- Скорей всего это портрет Первого Командора. Он жил в древности на каком-то средемном острове. Он считается главным Хранителем детей... Вот, значит, и нас с тобой. Годится? Люся отозвалась без улыбки:
- Какой-то... неласковый... Но все равно интересно. - Здесь еще в тыщу раз интереснее будет! Пошли! Слева был прямоугольный проход. И опять несколько ступеней вн. И там - большая квадратная комната.
- Ох... - выдохнула Люся, и это "ох" разнеслось под высоким сводчатым потолком.
Здесь не было полного мрака. В полукруглые, прорезанные у потолка окна проникал желтоватый рассеянный свет - словно много раз отраженные и потерявшие силу солнечные лучи.
- Вить, откуда это? - Люся недоуменно смотрела вверх. - Мы же под землей! Он сказал как можно беззаботнее: - Я тоже думал: откуда? Потом догадался. Наверх идут каналы, они выложены стеклом или перламутром от раковин. И получаются световоды. Древние строители много хитростей знали...
Витька придумал это объяснение на ходу. Едва ли были какие-то каналы. И откуда свет - неясно. Витьку, однако, эта неясность не пугала, он видел и не такое. А Люся боится непонятного, пусть думает, что световоды. Пока...
- Смотри, сколько тут всего! - Зеркальцем-фонариком Витька провел по стенам. Сумрачные фрески расцветали на свету. Переплетенные деревья, белые птицы, размахнувшие на полстены крылья; вздыбленные кони, воины среди зубцов крепостной стены. И лица - старые и совсем детские (но все равно неулыбчивые)... - А вот опять Хранитель...
Высокий безбородый старик - с тем же мечом, что на первой мозаике, в темно-вишневом плаще, стоял среди сумрака созвездий. Прямой, со сжатым ртом. Одной рукой опирался на меч без ножен, другую выкинул над собой - ладонью вверх и вперед. Он будто останавливал какую-то идущую пространства опасность. Старик защищал не себя, он держал руку над мальчишкой. Мальчик - худенький, с проступившими под кожей ребрами - был беззащитен в своей наготе, как бледно-желтый росток на кромке гранитного обрыва. Но он не боялся. Он верил в оберегающую силу Хранителя. Он в отличие от всех других, кто здесь на стенах, даже слегка улыбался. Лицо мальчишки было запрокинуто. Встав на цыпочки, он тянулся вверх и сплетал над головой пальцы своих ладоней. Словно прикрывался от невидимых лучей и в то же время стремился им навстречу.