-- Не надо пить.
-- Пошел ты!..
Замолчали.
Юрка сел за учебники.
-- У вас только одно на языке: "будет! будет!.." -- опять начал старик, -- Трепачи. Ты вот -- шешнадцать лет будешь учиться, а начнет человек помирать, чего ты ему сделаешь?
-- Вырежу чего-нибудь.
-- Дак если ему срок подошел помирать, чего ты ему вырежешь?
-- Я на такие... дремучие вопросы не отвечаю.
-- Нечего отвечать, вот и не отвечаете.
-- Нечего?.. А вот эти люди!.. -- сгреб кучу книг и показал, -- Вот этим людям тоже нечего отвечать?! Ты хоть одну прочитал?
-- Там читать нечего -- вранье одно.
-- Ладно! -- Юрка вскочил и опять начал ходить по избе. -- Чума раньше была?
-- Холера?
-- Ну, холера.
-- Была. У нас в двадцать...
-- Где она сейчас? Есть?
-- Не приведи господи! Может, будет ишо...
-- В том-то и дело, что не будет. С ней научились бороться. Дальше: если бы тебя раньше бешеная собака укусила, что бы с тобой было?
-- Сбесился бы.
-- И помер. А сейчас -- сорок уколов, и вер. Человек живет. Туберкулез был неизлечим? Сейчас, пожалуйста: полгода -- и человек как огурчик! А кто это все придумал? Ученые! "Вранье"... Хоть бы уж помалкивали, если не понимаете.
Старика раззадорил тоже этот Юркин наскок.
-- Так. Допустим. Собака -- это ладно, А вот змея укусит?.. Иде они были, доктора-то, раньше? Не было. А бабка, бывало, пошепчет -- и как рукой сымет. А вить она институтов никаких не кончала.
-- Укус был не смертельный. Вот и все.
-- Иди подставь: пусть она разок чикнет куда-нибудь... .
-- Пожалуйста! Я до этого укол сделаю, и пусть кусает сколько влезет -- я только улыбнусть.
-- Хвастунишка.
-- Да вот же они, во-от! -- Юрка опять показал книги. -- Люди на себе проверяли! А знаешь ты, что когда академик Павлов помирал, то он созвал студентов и стал им диктовать, как он помирает,
-- Как это?
-- Так. "Вот, -- говорит, -- сейчас у меня холодеют ноги -- записывайте". Они записывали. Потом руки отнялись. Он говорит: "Руки отнялись".
-- Они пишут?
-- Пишут, Потом сердце стало останавливаться, он говорит: "Пишите". Они плакали и писали, -- У Юрки у самого защипало глаза от слез. На старика рассказ тоже произвел сильное действие.
-- Ну?..
-- И помер. И до последней минуты все рассказывал, потому что это надо было для науки. А вы с этими вашими бабками еще бы тыщу лет в темноте жили... "Раньше было! Раньше было!.." Вот так было раньше?! -- Юрка подошел к розетке, включил радио. Пела певица. -- Где она? Ее же нет здесь!
-- Кого?
-- Этой... кто поет-то.
-- Дак это по проводам...
-- Это -- радиоволны! "По проводам". По проводам -- это у нас здесь, в деревне, только. А она, может, где-нибудь на Сахалине поет -- что, туда провода протянуты?
-- Провода. Я в прошлом годе ездил к Ваньке, видал: вдоль железной дороги провода висят.
Юрка махнул рукой:
-- Тебе не втолковать. Мне надо уроки учить. Все.
-- Ну и учи.
-- А ты меня отрываешь. -- Юрка сел за стол, зажал ладонями уши и стал читать.
Долго в избе было тихо.
-- Он есть на карточке? -- спросил старик.
-- Кто?
-- Тот ученый, помирал-то который.
-- Академик Павлов? Вот он,
Юрка подал старику книгу и показал Павлова. Старик долго и серьезно разглядывал изображение ученого.
-- Старенький уж был.
-- Он был до старости лет бодрый и не напивался, как... некоторые. -- Юрка отнял книгу. -- И не валялся потом на печке, не матерился. Он в городки играл до самого последнего момента, пока не свалился. А сколько он собак прирезал, чтобы рефлексы доказать!.. Нервная система -- это же его учение. Почему ты сейчас хвораешь?
-- С похмелья, я без Павлова знаю.
-- С похмелья-то с похмелья, но ты же вчера оглушил свою нервную систему, затормозил, а сегодня она... распрямляется. А у тебя уж условный рефлекс выработался: как пенсия, так обязательно пол-литра. Ты уже не можешь без этого, -- Юрка ощутил вдруг некое приятное чувство, что он может спокойно и убедительно доказывать старику весь вред и все последствия его выпивок. Старик слушал. -- Значит, что требуется? Перебороть этот рефлекс. Получил пенсию на почте. Пошел домой... И ноги у тебя сами поворачивают в сельмаг. А ты возьми пройди мимо. Или совсем другим переулком пройди.
-- Я хуже маяться буду.
-- Раз помаешься, два, три -- потом привыкнешь. Будешь спокойно идти мимо сельмага и посмеиваться.
Старик привстал, свернул трясущимися пальцами цигарку, прикурил. Затянулся и закашлялся.
-- Ох, мать твою... Кхох!.. Аж выворачивает всего. Это ж надо так!
Юрка сел опять за учебники.
Старик кряхтя слез с печки, надел пимы, полушубок, взял нож и вышел в сенцы. "Куда это он?" -- подумал Юрка.
Старика долго не было. Юрка хотел уж было идти посмотреть, куда он пошел с ножом. Но тот пришел сам, нес в руках шмат сала в ладонь величиной.
-- Хлеб-то есть? -- спросил строго.
-- Есть. А что?
-- На, поешь с салом, а то загнесся загодя со своими академиками... пока их изучишь всех.
Юрка даже растерялся.
-- Мне же нечем отдавать будет -- у нас нету...
-- Ешь. Там чайник в печке -- ишо горячий, наверно... Поешь.
Юрка достал чайник из печки, налил в кружку теплого еще чая, нарезал хлеба, ветчины и стал есть. Старик с трудом залез опять на печь и смотрел оттуда на Юрку.
-- Как сало-то?
-- Вери вел! Первый сорт.
-- Кормить ее надо уметь, свинью-то. Одни сдуру начинают ее напичкивать осенью -- получается одно сало, мяса совсем нет. Другие наоборот -- маринуют: дескать, мясистее будет. Одно сало-то не все любят. Заколют: ни мяса, ни сала. А ее надо так: недельку покормить как следовает, потом подержать впроголодь, опять недельку покормить, опять помариновать... Вот оно тогда будет слоями: слой сала, слой мяса. Солить тоже надо уметь...
Юрка слушал и с удовольствием уписывал мерзлое душистое сало, действительно на редкость вкусное.
-- Ох, здорово! Спасибо.
-- Наелся?
-- Ага. -- Юрка убрал со стола хлеб, чайник. Сало еще осталось. -- А это куда?
-- Вынеси в сени, на кадушку. Вечером ишо поешь.
Юрка вынес сало в сенцы. Вернулся, похлопал себя по животу, сказал весело:
-- Теперь голова лучше будет соображать... А то... это... сидишь -- маленько кружится.
-- Ну вот, -- сказал довольный дед, укладываясь опять на спину. -- Ох, мать твою в душеньку!.. Как ляжешь, так опять подступает.
-- Может, я пойду куплю четвертинку! -- предложил Юрка.
Дед помолчал.
-- Ладно... пройдет так. Потом, попозже, курям посыплешь да коровенке на ночь пару навильников дашь. Воротчики только закрыть не забудь!
-- Ладно. Значит, так: что у нас еще осталось? География. Сейчас мы ее... галопом. -- Юрке сделалось весело: поел хорошо, уроки почти готовы -- вечером можно на лыжах покататься.
-- А у его чего же родных-то никого, што ли, не было? -- спросил вдруг старик.
-- У кого? -- не понял Юрка.
-- У того академика-то. Одни студенты стояли?
-- У Павлова-то? Были, наверно. Я точно не знаю. Завтра спрошу в школе.
-- Дети-то были, поди?
-- Наверно. Завтра узнаю.
-- Были, конешно. Никого если бы не было родных-то, не много надиктуешь. Одному-то плохо,
Юрка не стал возражать. Можно было сказать: а студенты-то! Но он не стал говорить.
-- Конечно, -- согласился он. -- Одному плохо.