Пустимся снова гулять
К нашим друзьям-антикварам.
Резво взлимонит рейнвейн,
Пар над ризотто взовьется.
"Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein!" -
Как у Моцарта поется.
1919
638
Декабрь морозит в небе розовом,
Нетопленный мрачнеет дом.
А мы, как Меншиков в Березове,
Читаем Библию и ждем.
И ждем чего? самим известно ли?
Какой спасительной руки?
Уж взбухнувшие пальцы треснули
И развалились башмаки.
Никто не говорит о Врангеле,
Тупые протекают дни.
На златокованном Архангеле
Лишь млеют сладостно огни.
Пошли нам крепкое терпение,
И кроткий дух, и легкий сон,
И милых книг святое чтение,
И неизменный небосклон!
Но если ангел скорбно склонится,
Заплакав: "Это навсегда!" -
Пусть упадет, как беззаконница,
Меня водившая звезда.
Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,
О, бедная моя любовь.
Струями нежными, не пылкими,
Родная согревает кровь,
Окрашивает щеки розово,
Не холоден минутный дом,
И мы, как Меншиков в Березове,
Читаем Библию и ждем.
8 декабря 1920
639
Утраченного чародейства
Веселым ветрам не вернуть!
А хочется Адмиралтейству
Пронзить лазоревую муть.
Притворно Невской перспективы
Зовет широкий коридор,
Но кажется жестоко лживым
Былого счастия обзор.
Я знаю: будет все, как было,
Как в старину, как прошлый год;
Кому семнадцать лет пробило,
Тому восьмнадцатый пойдет.
Настанет лето, будет душно,
Летает детское серсо,
Но механично и бездушно
Природы косной колесо.
За ивовым гоняйся пухом,
Глядись хоть день в речную тишь,
Но вольным и влюбленным духом
Свои мечты не оживишь.
Все схемы - скаредны и тощи.
Освободимся ль от оков,
Окостенеем ли, как мощи,
На удивление веков?
И вскроют, словно весть о чуде,
Нетленной жизни нашей клеть,
Сказав: "Как странно жили люди:
Могли любить, мечтать и петь!"
Апрель 1921
640
Мне не горьки нужда и плен,
И разрушение, и голод,
Но в душу проникает холод,
Сладелой струйкой вьется тлен.
Что значат "хлеб", "вода", "дрова" -
Мы поняли, и будто знаем,
Но с каждым часом забываем
Другие, лучшие слова.
Лежим, как жалостный помет,
На вытоптанном, голом поле
И будем так лежать, доколе
Господь души в нас не вдохнет.
Май 1921
641
Живется нам не плохо:
Водица да песок...
К земле чего же охать,
А к Богу путь высок!
Не болен, не утоплен,
Не спятил, не убит!
Не знает вовсе воплей
Наш кроликовый скит.
Молиться вздумал, милый?
(Кочан зайчонок ест.)
Над каждою могилой
Поставят свежий крест.
Оконце слюдяное,
Тепло лазурных льдин!
Когда на свете двое,
То значит - не один.
А может быть, и третий
Невидимо живет.
Кого он раз приветил,
Тот сирым не умрет.
Сентябрь 1921
642
Островитянам строить тыны,
К тычку прилаживать лозу,
Пока не выпустят вершины
В туманах скрытую грозу.
Предвестием гора дымится,
Угрозою гудит прилив.
Со страхом пахари за птицей
Следят, соху остановив.
И только девушки слепые
Не видят тучи, да и те
Заломят руки, как впервые
Качнется Китеж на ките.
Движение - любви избыток!
О, Атлантида! О, Содом!
В пророчестве летучих ниток -
Кочевной воли прочный дом!
Ноябрь 1922
643
Медяный блеск пал на лик твой.
Смуглее зорь рдеют щеки.
О, поцелуй перед битвой
И утлый челн переправ далеких!
Стоишь, а царственна твоя поступь!
Дикарский бог так ступает...
Воловий взор открыт просто,
Иной божественности не зная.
Шатер разбит, зреет яблонь,
Вспорол полей грудь я плугом.
Подруга спит, на заре озябла,
И я забыл, что ты был мне другом.
Земля мне мать, там тепло так!
Корнями в мрак расползаюсь цепко.
- Зачем же, зачем, дикий отрок,
Ты будишь опять ветер едкий?
Свист флейт с моря доносится...
Брось гроздь, о зареносица!
Ты, беззакатная,
Ты, благодатная!..
Медь ржи на небо бросится!
- Обуйся. Вот. Снова здравствуй!
Дороги ждут. Мы - солдаты.
Узнал ты клик боевой страсти?
Ведь нищие всем, всем богаты!
Престало преть зерном тучным.
Еще удар - колос будешь.
Скажи "прощай" сестрам скучным.
Взгляни на меня - все забудешь.
В мире мы - гости,
Все - чужое.
И, как ни один хозяин,
Ты можешь сказать: "Мое".
Отдай виноградник прохожим,
Стань прохожим -
И каждый виноградник - твой.
Чего тебя могут лишить,
Когда у тебя нет ничего?
Очисти глаза и уши,
Как новорожденный младенец,
Укрепи ноги и сердце -
И у тебя будет все:
Все страны, царства,
Сердца и люди!
Движенье бессмертного духа,
Простор
(Свят пославший!)
И пожатье ведущей
Сухой и горячей руки!
Медь наш металл, - помни!
Ноябрь 1922
644
В гроте Венерином мы горим...
Зовы голубок, россыпи роз...
Даже не снится нам круглый Рим
И странничий посох, что каждый нес.
Сирены, сирены, сладелый плен.
Алого сумрака смутный гнет,
А путь был ангелом благословен,
Коней стреноженных до сих пор он пасет.
Золотого моря желанный лов
Сладчайшего в мире коснулся дна.
Благовещеньем колоколов -
В полях родных земная весна.
Развейся, раковин розовый дым!
Рвитесь, венки из фиалок! Есть
Рим, и сердцу простым и прямым
Мужеским цветом дано зацвесть.
Январь 1923
645
В какую высь чашка весов взлетела!
Легка была, а в ней - мое сердце, душа и тело.
Другая, качаясь, опустилась вниз, -
Твой мимолетный, пустой каприз.
Не заботься, что мука мне будет горька:
Держала весы твоя же рука.
Хорошо по небесным, заревым полям
Во весь дух мчаться упорным саням!
Обо мне забудь, но помни одно:
Опустелое сердце - полным-полно.
Январь 1923
646
Встала заря над прорубью,
Золотая, литая зима.
Выпускаю за голубем голубя,
Пока не настала тьма.
Словно от темной печени,
Отрываю кусок за куском.
Последний гость, отмеченный,
Покидает златоверхий дом.
Лети! Свободен! Не хотел,
А без хотенья нет победы.
Но не решат и звездоведы,
Какой полету дан предел.
Лети! На девичьем окне
Клевать остатки каши пшенной,
Но, прирученный и влюбленный,
Ты не забудешь обо мне.
Приснится вновь простор высот,
Падучие, льдяные реки.
И, как беременный, навеки
Носить ты будешь горький сот.
Дымное пламя затопило слова.
Эта страда мне страшна и нова.
Горесть и радость, смех, испуг...
Голубь смертельный, огненный друг.
Лейся, вар!
Шуми, пожар!
Дыбись, конь!
Крести, огонь!
Грянь, гром!
Рушь дом!
Санок бег
Растопит снег!
Зацветут,
Зацветут -
Там и тут
Щедрые капли
Алой горячей крови.
И крещеные помертвелые глаза
Видят:
Купол отверст, синь и глубок.
Недвижно висит Крещенский голубок.
Январь 1923
647
Крашены двери голубой краской,
Смазаны двери хорошо маслом.
Ночью дверей не слышно,
Ночью дверей не видно...
Полной луны сила!
Золото в потолке зодиаком,
Поминальные по полу фиалки,
Двустороннее зеркало круглеет...
Ты и я, ты и я - вместе -
Полной луны сила!
Моя сила на тебе играет,
Твоя сила во мне ликует;
Высота медвяно каплет долу,
Прорастают розовые стебли...
Полной луны сила!
Февраль 1923
648
В осеннюю рваную стужу
Месяц зазубренный падает в лужу.
Самоубийцы висят на кустах
В фосфорических, безлюдных местах.
Клочки тумана у мерклых шпор...
Словно выпит до дна прозрачный взор...
Без перчаток руки слабы и белы.
Кобылка ржет у далекой скалы.
Усталость, сон, покой... не смерть ли?
Кружится ум, как каплун на вертеле.
Рожок, спой
Про другой покой!
Как пляшут лисы
Под ясной луной...
Полно лая и смеха
Лесное эхо...
Грабы и тисы -
Темной стеной!
Галлали! Галлали!
Учись у Паоло Учелло!
Но разве ты сам не знаешь,
Что летучи и звонки ноги,
Быстры снеговые дороги,
Что месяц молодой высок,
Строен и тонок юный стрелок,
Что вдовство и сиротство - осени чада,
Что летней лени мужам не надо,
Что любы нам ржанье и трубная трель
И что лучшее слово изо всех: "Апрель!"
Февраль 1923
649. ГЕРМАНИЯ
С безумной недвижностью
приближаясь,
словно летящий локомотив экрана,
яснее,
крупнее,
круглее, -
лицо.
Эти глаза в преувеличенном гриме,
опущенный рот,
сломаны брови,
ноздря дрожит...
Проснись, сомнамбула!
Какая судорога исказила
черты сладчайшие?
Яд, падение, пытка, страх?..
Веки лоснятся в центре дико...
Где лавровый венец?
Почему как мантия саван?
Д-а-а!! родная, родная!
Твой сын не отравлен,
не пал, не страшится, -
восторг пророчества дан ему:
неспокойно лицо пророка,
и в слепящей новизне старо.
Пожалуй, за печать порока
ты примешь его тавро.
Мужи - спокойны и смелы -
братства, работа, бой! -
но нужно, чтобы в крепкое тело
пламя вдувал другой.
Дуйте, дуйте, братья!
Ничего, что кривится бровь...
Сквозь дым, огонь и проклятье
ливнем хлынет любовь.
Нерожденный еще, воскресни!
Мы ждем и дождемся его...
Родина, дружба и песни -
выше нет ничего!
Февраль 1923
650
Зеркальным золотом вращаясь
в пересечении лучей,
(Лицо, лицо, лицо!..)
стоит за царскими вратами
невыносимый и ничей!
В осиной талии Сиама
искривленно качнулся Крит
(Лицо, лицо, лицо!..)
В сети сферических сияний
неугасаемо горит.
Если закрыть лицо покрывалом плотным,
прожжется шитье тем же ликом.
Заточить в горницу без дверей и окон,
с вращающимся потолком и черным ладаном,
в тайную и страшную молельню, -
вылезет лицо наружу плесенью,
обугленным и священным знаком.
Со дна моря подымется невиданной водорослью,
из могилы прорастет анемонами,
лиловым, томным огнем
замреет с бездонных болот...