- Которая из дочерей у них лучше? - спросила Лизавета Васильевна.
- Ах, Лизавета Васильевна, я просто не моту вам на это отвечать! Они обе, можно сказать, как два амура или какие-нибудь две белые голубки.
- Которая у них брюнетка?
- Старшая.
- Она мне лучше нравится.
- Да, это Юлия Владимировна: прекрасная девица. Дай только бог ей партию хорошую, а из нее выйдет превосходная жена; наперед можно сказать, что она не огорчит своего мужа ни в малейших пустяках, не только своим поведением или какими-нибудь неприличными поступками, как делают в нынешнем свете другие жены. - Последние слова Феоктиста Саввишна произнесла с большим выражением, потому что, говоря это, имела в виду кольнуть Лизавету Васильевну.
- Она очень нравится одному молодому человеку, - сказала та, не поняв последних слов Феоктисты Саввишны.
- Право? Кому же это?
- Этот молодой человек видел ее раза два. Он говорит, что она чудо как хороша собой, грациозна и бесподобно поет.
- Ай, батюшки! Кто же это такой? - спросила Феоктиста Саввишна, и у ней уже глаза разгорелись, как будто дело шло об ее собственной красоте или о красоте ее дочери.
- Он меня очень просил, - продолжала Лизавета Васильевна, - чтобы узнать стороной, как о нем думают у Кураевых и что бы они сказали, если бы он сделал предложение.
- Ах, боже мой! Кто бы это был? - сказала Феоктиста Саввишна, еще более заинтересованная. - Постойте, я ведь догадываюсь: не Бахтиаров ли?
Лизавета Васильевна покраснела.
- Это с чего вам пришло в голову? С какой мне стати говорить за него?
- Ну, я думала, так, по дружбе; он так часто бывает у вас.
- Он часто бывает у моего мужа. Нельзя ли вам, Феоктиста Саввишна, переговорить с Кураевыми?
- Да про кого, матушка, поговорить-то: я еще не знаю, про кого.
- Нет, вы наперед дайте слово, что переговорите.
- Извольте; про кого же?
- Про моего брата.
- Про Павла Васильича? Не может быть!
- Отчего же не может быть?
- Нет, вы шутите!
- Вовсе не шучу.
- Да как же? Ведь он еще не служил.
- Что ж такое! У него уж три чина.
- Да кто их дал?
- Царь дал. Он кандидат.
- Ей-богу, не знаю... Позвольте, мне от своего слова отпираться не следует: поговорить поговорю; конечно, женихи девушке не бесчестье; только, откровенно вам скажу - не надеюсь. Главное дело - нечиновен. Кабы при должности какой-нибудь был - другое дело... Состояние-то велико ли у них?
- У него своих пятьдесят душ, да после тетки еще достанется.
Феоктиста Саввишна размышляла. Она была в чрезвычайно затруднительном положении: с одной стороны, ей очень хотелось посватать, потому что сватанье сыздавна было ее страстью, ее маниею; половина дворянских свадеб в городе началась через Феоктисту Саввишну, но, с другой стороны, Бешметев и Кураева в голове ее никоим образом не укладывались в приличную партию, тем более что она вспомнила, как сама она невыгодно отзывалась о Павле и какое дурное мнение имеет о нем невеста; но мания сватать превозмогла все.
- Поговорю, Лизавета Васильевна, с большим удовольствием поговорю; я так люблю все ваше семейство! Мне очень будет приятно устроить это для вас. Вы говорите: у него пятьдесят душ и три чина?
Разговор этот прервался приходом бледного и расстроенного Павла. Лизавета Васильевна очень ему обрадовалась.
- Вот и он! Легок на помине. Как я тебя давно не видала, Поль, - говорила она, целуя брата в лоб и глядя на него, - но что с тобой? Чем ты расстроен?
Павел ничего не отвечал и, почти не кланяясь Феоктисте Саввишне, сел поодаль; Лизавета Васильевна долго вглядывалась в брата и сама задумалась. Феоктиста Саввишна, внимательно осмотрев Павла, начала с ним разговаривать, вероятно, для узнания его умственных способностей; она сначала спросила его о матери, а потом и пошла допытываться - где он, чему и как учился, что такое университет, на какую он должность кандидат; и вслед за тем, услышав, что ученый кандидат не значит кандидат на какую-нибудь должность, она очень интересовалась знать, почему он не служит и какое ему дадут жалованье, когда поступит на службу.
Павел говорил очень неохотно, так что Лизавета Васильевна несколько раз принуждена была отвечать за него. Часу в восьмом приехал Масуров с клубного обеда и был немного пьян. Он тотчас же бросился обнимать жену и начал рассказывать, как он славно кутнул с Бахтиаровым. Павел взялся за шляпу и, несмотря на просьбу сестры, ушел. Феоктиста Саввишна тоже вскоре отправилась и, еще раз переспросив о состоянии, чине и летах Павла, обещалась уведомить Лизавету Васильевну очень скоро.
VIII
СВАТОВСТВО
Феоктиста Саввишна, возвратясь от Лизаветы Васильевны, почти целую ночь не спала; сердце ее каждый раз замирало и билось, когда она вспоминала, что судьба "калилась, наконец, над ней и доставила ей случай посватать. Будь другая на месте Феоктисты Саввишны, не имея для этого дела истинного призвания, она, конечно бы, не решилась сватать какого-либо полуплебея губернской аристократке и по причинам, выше уже изложенным. Собственно, два только благоприятные шанса имела Феоктиста Саввишна: во-первых, она слышала стороной, что будто бы у Кураевых продают имение с аукциона и что вообще дела их сильно плохи, а во-вторых, Владимир Андреич, обыкновенно человек гордый и очень мало с нею говоривший, вдруг на днях, ни с того ни с сего, подсел к ней и сказал: "Чем вы, любезная Феоктиста Саввишна, занимаетесь? Хоть бы молодым девушкам женихов приискивали", - а она, как будто бы предчувствуя, и ответила, что она очень рада, но только в состоянии ли будет найти достойных молодых людей. Владимир же Андреич на это возразил: "Нынче девушкам копаться нечего!" - и что вот хоть у него две дочери, девушки не из последних, а он зарываться не будет, был бы человек хороший.
На другой день Феоктиста Саввишна сходила к заутрене, к обедне и молилась, чтобы хорошо начать и благополучно кончить, и вечером же решилась отправиться к Кураевым. Ехав дорогой, она имела два опасения: первое, чтоб не было посторонних, а второе, чтобы Владимир Андреич не очень уж был важен и сердит, потому что она его безмерно уважала и отчасти побаивалась; даже, может быть, не решилась бы заговорить с ним, если бы он сам прежде не дал тону. Первое ее опасение было напрасно: Кураевы только своей семьей сидели в угольной комнате; второе же, то есть в отношении Владимира Андреича, отчасти оправдалось: он был, видно, чем-то очень серьезным расстроен, а вследствие того и вся семья была не в духе; но Феоктиста Саввишна не оробела перед этим не совсем благоприятным для нее обстоятельством и решилась во что бы то ни стало начать свое дело.
- Что это нынче за времена, - начала она, просидев с полчаса и переговоря о различных предметах, - что это нынче за годы? Прошла целая зима... танцевали... ездили на балы... тоже веселились, а свадьбы ни одной.
На это замечание никто не ответил; Владимир Андреич поднял, впрочем, нахмуренные глаза и поглядел на нее.
- А ведь женихи-то есть, и очень бы желали, - продолжала она.
- Да где вы нашли женихов? - проговорил Владимир Андреич. - И танцевали, наша братья, женатые да мальчишки.
- Мало ли есть, которые и не выезжают. Право, нынче молодой человек, который посолиднее, то и не поедет в общество-то. Не те времена: жизнь как-то не веселит. Вот, например, Василья Петровича Бешметева сын: прекраснейший человек, а никуда не ездит, все сидит дома.
- Это тюфяк-то? - перебила блондинка. - Мы еще у вас его видели: смирный такой.
- И который еще рук не моет? - прибавила насмешливо брюнетка.
- То-то и есть! Я не знавши это говорила, ан вышло не то, - возразила увертливая Феоктиста Саввишна. - После, как узнала, так вышел человек-то умный; не шаркун, правда; что ж такое? Занимается своим семейством, хозяйством, читает книги, пятьдесят душ чистого имения, а в доме-то чего нет? Одного серебра два пуда, да еще после тетки достанется душ восемьдесят. Кроме того, у Перепетуи Петровны и деньги есть; я это наверно знаю. Чем не жених? По моему мнению, так всякую девушку может осчастливить.
Родитель и родительница весь этот рассказ выслушали очень внимательно.
- Да это его сестра за Масуровым? - спросила мать.
- Его самого.
- Семейство-то очень уж дурное: тетка Перепетуя Петровна... сестра Масурова - бог знает что такое! - говорила Кураева, глядя на мужа и как бы спрашивая его: "Следует ли это говорить?"
- Что ж такое сестра? - возразила Феоктиста Саввишна. - Она совершенно отделена. Если и действительно про нее есть там, как говорят, какие-то слухи, она не указчица брату.
- Это пустяки: что такое сестра? - проговорил Кураев. - Служит он где-нибудь?
- Нет, нигде не служит.
- Отчего же? Ленив, что ли?
- Ай нет; как это возможно! Холостой человек, одинокий: думает, не для чего: состояние обеспеченное, у него уж три чина: он какой-то коллежский регистратор, что ли.
- Коллежский секретарь?
- Так точно, коллежский секретарь.
Феоктиста Саввишна, сметливая в деле сватанья, очень хорошо поняла, что родители были почти на ее стороне; впрочем, она даже несколько удивилась, что так скоро успела. "Видно, больно уж делишки-то плохи", - подумала она и прямо решилась приступить к делу.
- Я, признаться сказать, - начала она не совсем твердым голосом, - нарочно сегодня к вам и приехала. В своем семействе можно говорить откровенно - он очень меня просил узнать, какое было бы ваше мнение насчет Юлии Владимировны?
- Насчет меня? - спросила брюнетка и побледнела.
- То есть в каком же отношении насчет? - сказал Владимир Андреич, переглянувшись с женою.
- Ну, то есть известно, в каком. Он видел Юлию Владимировну: она ему очень понравилась, так он очень бы желал быть осчастливлен. Конечно, его мало знают, но он говорит: "Я, говорит, со временем постараюсь, говорит, заслужить".
Владимир Андреич думал. Впрочем, по выражению его глаз заметно было, что слова Феоктисты Саввишны были ему не неприятны.
- Что ж, он делает формальное предложение, что ли? - спросил он.
- Да!.. Конечно... все равно и через меня... делает формальное предложение.