- Иона Мокеич, что вы тут сидите, пересядьте ко мне! - говорил он, велев кучеру остановиться.
Он уже чувствовал некоторую необходимость в покровительстве своего старого соседа.
- Да что ж ты всю дорогу-то, чертенок, молчал и заставлял меня трястись в тарантасишке! - отвечал тот, вылезая из своего экипажа и пересаживаясь в коляску.
Вскоре они въехали в село.
- Ну, брат, нет, в церковь не продерешься... - проговорил Иона.
И в самом деле, от храма до самой ограды тянулся белый хвост народу, или, лучше сказать, баб, которым негде уже было поместиться в церкви.
- Куда же мы поедем: к Клеопатре Петровне или к Спировым? - спросил с заметным беспокойством Александр.
- А вот потолкаемся пока по базару, - отвечал тот и совершенно спокойною и привычною походкой начал проходить между народом.
Александр следовал за ним.
На плохо отгороженном кладбище, обсаженном несколькими березками, на могильной плите, сидели с горестнейшими лицами две старухи-крестьянки.
- Ну-ка, матушка, - говорила одна печальным голосом, между тем как другая тоже простанывала:
- Только глазки-то она закатила...
Александр думал, что, сидя на человеческом кладбище, они вспоминали о какой-нибудь их дочери или внучке.
- Потянула я за хвостик-то, а она уж и не жива!.. - заключила говорившая.
Старухи разговаривали о корове.
Вдруг его толкнул в бок Иона Мокеич. Александр обернулся и сам чуть не вскрикнул.
Опершись на ограду и несколько склонившись на нее, стояла невдалеке молодая, высокая крестьянка. От нее от всей, как от гоголевской Аннунциаты, красота так и блистала во все стороны.
- Какова птичка-то? - произнес Иона.
Александр все еще не мог отвести глаз.
Крестьянка мжду тем, заметив, что на нее смотрят, не столько, кажется, из стыдливости, сколько из солидности опустила глаза в землю и, наклонив несколько голову, пошла неторопливо в другую сторону.
- Это из Кузьмищева... На поседках мы, может быть, увидим ее.
- Ах, пожалуйста! - произнес Александр.
С кладбища они прошли на базар, с выстроенными на скорую руку деревянными лавочками, в которых, с испитыми лицами, в нанковых сюртуках и по большей части рыжеволосые торговцы торговали красным товаром.
- Мадам! мадам! - говорил один из них, зазывая толстую бабу, с разинутым ртом проходившую мимо лавки.
- Вы будьте спокойны: в трех щелоках стирайте, не полиняет! - уверял другой нескольких баб, с недоверием смотревших, как он прикидывал на аршин шумящий ситец.
В церкви на колокольне зазвонили к молебну. Весь почти народ перекрестился, а в том числе и торговец с разными сластями, который только что пояснил двум горничным, стоявшим перед ним и покупавшим у него пряники:
- Было, у меня, сударыня, дочек семь бочек: сам не почал, так чорт начал.
- Ах, Боже мой, скажите! - говорили горничные.
- Да-с, - продолжал торговец: - была у меня жена Маланья, варила мне суп из круп, что тротуары посыпают.
Горничные смеялись.
- Всех бы я вас, миленькие, обзолотил и бриллиантами изуставил, одно только место пустым оставил! - заключил торговец.
Горничные совсем фыркали от смеха.
- Ох, вы пряничницы! - погрозил им пальцем, проходя, Иона Мокеич.
- Нельзя, сударь, Иона Мокеич, - ответил за них торговец: - где уж, батюшка, обозы, так и козы.
Перед мужиком, продававшим лемехи, гвозди, серпы, Дедовхин остановился.
- Я, брат, твоими-то косами тебе бороду выбрею! Хочешь?
Но мужик, кажется, этого не хотел.
- Что ж так-с? - спросил он.
- Да тупее моего языка.
- По каменьям-то, Иона Мокеич, как станете косить, так всякая исступится... Выгодчик тоже! - прибавил мужик, когда Дедовхин был уже довольно далеко: - и около чужих всех пней ладить выкосить траву.
Александр продолжал думать о красивой бабе.
На большой дороге они увидели, что растрепанный мужик полз на четвереньках.
- Что, паря, преклонил уже Господ? Словно рано бы еще! - заметил Иона Мокеич.
- Порра! - произнес мужик с ожесточением и, повалившись вверх животом, закрыл в изнеможении глаза.
- Ну-те, ребята, нарвите крапивки, да под рубашку ему... - посоветовал Иона Мокеич стоявшим вблизи, в красных рубахах, мальчишкам.
Те этому очень обрадовались, сейчас же нарвали крапивы и насовали мужику за платье. Мужик поочувствовался, принялся себя чесать с ожесточением, а потом бросился за шалунами, но на первых же шагах упал и опять было обеспамятел. Мальчишки, которым Иона Мокеич снова подмигнул, опять насовали ему крапивы. Мужик встал и уже гораздо тверже побежал за ними.
- Я и себя всегда так велю дома отрезвлять. Отличнейший способ! - объяснил Иона Мокеич Александру, и потом они пошли к дому Клеопатры Петровны.
- Хозяйка, верно, в церкви! - предостерег было его Александр.
- О, чорт! Велика важность! - отвечал Иона и дерзко отворил тяжелые дубовые двери.
На довольно парадной лестнице они увидели сходящую комнатную женщину с маленьким платочком на голове.
- Пожалуйте-с! - пригласила она их.
- Ах, благодарим покорно! - отвечал Иона тоже в тон ей тоненьким голоском. - Что это, душенька, животик-то у тебя словно припух? - прибавил он.
- Ай, батюшка, Иона Мокеич, все-то вы шутите! - проговорила женщина, уходя раскрасневшись в коридор под лестницей.
Путники наши вошли наконец в залу с двойным светом и с историческою живописью на потолке. Потом они прошли малую гостиную, среднюю и остановились в большой гостиной. Александру невольно кинулся в глаза огромный портрет императора Павла, в золотой раме и убранный балдахином.
Мебель была хоть и старинная и в некоторых местах даже белая с позолотой, но везде обитая или штофом, или барканом. Вся эта барская роскошь начала еще больше тревожить Александра.
- Что ж мы будем тут делать? - спросил он своего товарища, преспокойно расхаживавшего и преспокойно на все поглядывавшего.
- А вот уж и подходят из церкви, - отвечал он.
По деревянным мосткам, идущим от самой церкви до дому, действительно, два лакея, в огромных, треугольных шляпах, надетых поперек, вели под руку самое старую фрейлину, совсем сгорбившуюся, но еще в буклях и в роскошнейшем платье. Вслед за ней, скромно приложив руки к груди, шли две ее приживалки: одна Алина, другая - Полина.
Старуха проходила свои огромные залы, с длинными зеркалами, все склоняя голову, как бы кланяясб на парадном выходе; наконец в гостиной, увидев живых людей, она проговорила!
- Здравствуйте!
Иона Мокеич поспешил раскланяться и представить ей Александра.
- Аполлинарии Матвеевны сын! - сказал он.
- Вот какой уж большой стал. Здравствуйте! - проговорила ему старуха.
- Как здоровье моего ангела, Аполлинарии Матвеевны? - спросила одна из приживалок, закатывая глаза.
- Слава Богу! - отвечал Александр. Прием этот несколько удивил его. Все-таки, видно, здесь знают его мать, а не его!
По мосткам в это время шли еще двое господ: старый генерал с приподнятыми плечами, зачесанными наверх бакенбардами, с усами, торчащими прямо, и маленьким хохлом на плешивой голове; и между тем, как он таким образом как бы весь подавался вверх, ноги его, в плисовых сапогах, почти не поднимаясь, шаркали по мосткам. Рядом с ним шел прямой господин, совсем как бы не имевший способности гнуться и как бы насаженный на железный стержень.
- Доброго дня! - сказал генерал, войдя и подавая руку Ионе, но не обертываясь, впрочем, к нему лицом. - Где хозяйка?
- Сейчас выйдет, ваше превосходительство, - поспешил ответить Иона Мокеич.
Генерал сел на диван, на то место, где обыкновенно садятся дамы.
Лакеи стали ставить закуску.
Высокий господин стал около доходящего до полу окна и приложил шляпу к колену.
Александр не без удивления заметил, что фрак на этом госте сидел гораздо лучше, чем на нем; сукно было гораздо высшего сорта, а покрой чистейшего английского свойства. По скромному его и тоже, должно быть, дорогому жилету изящно пролегала платиновая цепочка.
- Кто это такой? - спросил он Иону Мокеича.
- Князь Темир-Подольский, - отвечал он.
У Александра опять немножко сердце сжалось конфузом.
Но по мосткам шел еще новый франт, также щегольски одетый, но только он шел гораздо развязнее и, заботливо оглядываясь из стороны в сторону, имел на глазах pince-nez.
Александр Бога возблагодарил, что он не взял своего pince-nez.
- Ну да, да! - говорил этот новый гость, входя в гостиную, и потом прямо подошел к генералу.
- Сейчас, ваше превосходительство, накупил кос, ремней, граблей!
- Так, так, прекрасно! - говорил покровительственно генерал.
- Нельзя, ваше превосходительство, ни у отца, ни у матери моей, ни у деда не бывало, - а у меня овес сам-пятнадцать пришел.
- Прекрасно! прекрасно! Военный человек на все, выходит, способен.
- На все, ваше превосходительство! - подхватил весело вошедший господин.
В душе Александра невольно шевельнулась зависть.
"В самом деле, военный человек не способнее ли на все?" - подумал он.
Вошла Спирова, в чепце с бантами и шелковом платье. Дама эта была хоть и худощава, но чрезвычайно, должно быть, полнокровна.
- Ух, как жарко в церкви! - сказала она.
- Да, - подтвердил генерал.
M-me Спирова вынула батистовый платок и стала им обмахиваться, произведя при этом сильный запах пачулей.
Александра и это удивило.
"Здесь и духи эти модные знают?" - спросил он себя мысленно.
Между тем господина в pince-nez он опять уже увидел на площади, толкающегося посреди мужиков.
"Счастливец! А наше отвратительное университетское образование, к чему оно готовит человека?" - подумал Александр.
Хозяйка, наконец переодевшись в более легкое платье, но по-прежнему в блондовом чепце и буклях, появилась, в сопровождении своих приживалок.