Смекни!
smekni.com

Взбаламученное море (стр. 65 из 83)

- Так ты им растолкуй! - сказала Софи.

- Нам они, сударыня, не верят, как не по их говоришь... Все одно, вы говорят, от начальства...

- Пожалуйста, съезди! - повторила Софи.

- Слушаю-с! - отвечал староста и уехал.

- Чтобы не обманул он! - сказал Бакланов.

- Нет, съездит-с! Он у Софьи Петровны лесу хочет торговать, так съездит-с! - объяснила Прасковья.

Бакланов и Софи возвратились в гостиную.

- Варегин мне приятель и отличнейший человек: он сейчас все устроит, - заговорил первый.

- Но я боюсь, друг мой, он сейчас, пожалуй, придут, - сказала Софи.

- Пускай идут; у меня револьверы готовы. Прежде чем они дотронутся до тебя, человек двадцать уложу!.. - произнес Бакланов и положил на стол действительно два револьвера.

Софи между тем принялась плакать: она была очень рассержена. 12..

Посредник.

Варегин приехал в тот же день.

Молодые хозяева наши все еще продолжали сидеть в гостиной и не смели носу оттуда показать.

Бакланов принял друга в распростертые объятия.

Несколько времени они молчали, и у обоих невольно навернулись слезы на глазах.

- Что это, у вас уж пистолеты приготовлены! - начал Варегин.

- Да, - отвечал Бакланов и представил ему Софи.

- Кузина моя, Ленева, ваша теперь подсудимая и подначальная.

Варегин молча поклонился ей.

- Что, разве уж к дому подваливали? - спросил он.

- Нет; но на всякий случай. Я просил бы тебя сегодня же сделать какое-нибудь распоряжение, - отвечал Бакланов.

- Я уж сделал, ехав мимо, - отвечал Варегин и, как человек утомленный, сел и закрыл глаза.

Софи в это время разливала чай.

- Pardon, monsieur Варегин, - сказала она: - у нас нет сливок; нам не дают здесь ничего, даже и за деньги.

Варегин открыл глаза и, увидев стоящую перед ним Прасковью, сказал ей:

- Поди, скажи скотнице, чтобы сейчас же прислала госпоже вашей сливок: посредник приказал.

Прасковья убежала и возвратилась с превосходными сливками.

- Но как же, скажи, друг сердечный, как ты сюда попал? - начал Бакланов. - Естествоиспытатель, исследователь микроскопический - мировым посредником!

- Исключен-с был из прежней службы за позорное гражданское поведение, - отвечал Варегин ядовито.

- Я слышал что-то такое в Петербурге, - подхватил Бакланов.

- Да, как же-с! И не начальством, это было бы еще сносно, а общественным мнением.

- Нынче общественное мнение, monsieur Варегин, кажется, такое благородное, - вмешалась было Софи.

- Не знаю-с, - отвечал он ей: - знаю одно, - продолжал он, опять обращаясь к Бакланову: - что как только я на одном из ваших университетских советов сказал, что молодые люди поступают к нам ничего не смыслящие, в университете ничего не делают и потом все гуртом выпускаются кандидатами... Что же это такое? Кукольная комедия одна!

- Да чего тут! - подхватил Бакланов. - Нам вот дорогой один господин рассказывал, что становой получил бумагу очень безграмотную и говорит: "Это, верно, говорит, господин студент писал", и в самом деле, оказывается, студент.

Варегин грустно усмехнулся и покачал головой.

- Сказал я, разумеется, - продолжал он: - и насчет преподавания, что у нас, вместо науки, с кафедры раздаются пикантные фразы, очень, может быть, выгодные для популярности преподавателя, но далеко не полезные для слушателей...

- Ну, и что ж потом? - спросил Бакланов.

- Потом, через несколько дней, мне господа студенты стали на лекциях шикать и свистать... Я остановился и спросил, что именно возмущает их в моих словах?.. Они выслали ко мне депутатов, которые объявили мне, чтоб я переменил свое гржданское поведение. - "В чем же, говорю, оно так провинилось?" - "В том, говорят, что вы таким образом говорите в советах". - "О, в таком случае, я вижу, что вы так наглы, а передавшие вам люди так подлы, что я уж, конечно, ни с ними ни с вами не останусь"; затем поклонился и не возвращался более в свою аудиторию.

Приговоря это, Варегин опять качнулся головой.

- Вот вам и награда вся! - снова он начал: - за двадцать лет трудов, за потерянное зрение; и то бы все им простил, Бог с ними; но зачем они потеряли мои сведения... Знатоков моего дела в России немного, а они меня, как мусор, как щепки ненужные, взяли да и вышвырнули.

- Ужасно! - подхватил Бакланов. - Но здесь, по крайней мере, как ты устроился? Ведь ты, кажется, семейный человек?

- Четверо детей.

- А душ сколько?

- Душ нет!.. Сто десятин земли всего!

- Но чем же ты жил до сих пор?

- Потому уж и жил! Только что сам земли не пахал.

В это время вошла с довольным лицом Прасковья.

- Барыня, где стол-то накрывать, в зале или столовой? - спросила она.

- Да разве есть что-нибудь у нас? - спросила ее Софи.

- Есть: теленка закололи и карасей в пруду наловили. Выбил сельский староста всего-с... И повар тоже пришел-с.

Бакланов, Софи и Варегин невольно усмехнулись.

- И ключи вот от посуды-с наш староста-то, чорт, дал-с, - прибавила Прасковья еще с большим удовольствием и пошла хлопотливо накрывать на стол в зале с ободранными обоями.

Через несколько минут все уже сидели при полном освещении четырех свеч в старинных шандалах и при вкусно дымившихся теплых блюдах.

- Скажите, пожалуйста, как народ принял эти мирские учреждения? - спросил Бакланов.

- Да как принять-то? Обыкновенно, как принимал он чиновников. Это ведь подкуп, - прибавил Варегин, показывая на блюда: - вам бы без меня не дали этого: это меня хотят ублажить.

Прасковья, ко всем благам, нашла в буфете еще две бутылки наливки и поставила их перед господами.

Приятели, прекратив печальные разговоры, выпили по нескольку рюмок наливки; Софи тоже с ними выпила и совершенно смело, в сопровождении одной только Прасковьи, отправилась ночевать в комнату Биби.

Бакланов и Варегин легли в гостиной на толстейших и мягчайших пуховиках, которые тот же селький староста "выбил" им от прежнего господского старосты. 13..

Бунт.

На другой день Софи, как только проснулась, подошла к окну своей комнаты и ахнула от ужаса.

Красный двор был полнехонек мужиками, человек до ста, с мрачными все лицами, без шапок. Между ними ходил, тоже серьезный, Варегин и о чем-то с некоторыми из них переговаривал.

Софи сейчас же бросилась к Бакланову, который еще спал.

- Александр, посмотри, что такое у нас на дворе: народ собрался! - сказала она.

- Что такое? - произнес тот, надел халат и, положи в карман револьвер, вышел.

- Зачем это они? - спросил он Варегина.

Тот подошел и мрачно сел на ступеньку крыльца.

- Дурят! - произнес он после нескольких секунд молчания.

Бакланов смотрел на него с испуганным лицом.

- Что же, совсем не хотят повиноваться?

- Торговаться хотят до конца, - произнес Варегин.

К нему робко подошел довольно доброй наружности мужик.

- Можно, Иван Егорыч, уйти-то? - спросил он.

- Нет, нельзя... сами заварили кашу, так не пеняйте, дьяволы экие, право!

- Да ведь, Иван Егорыч, мир-с, а не я, батюшка.

- Мир?.. Из собак, что ли, мир-то состоит? Из вас же, чертей!

Мужик конфузливо перебирал шапку в руках.

- Как гнилая горячка-то была, - продолжал Варегин: - так умирал с дьяволами, хоть бы тому поверили.

- Это точно что-с, - произнес мужик.

- Так что ж "точно что-с"!.. Стану я вас обманывать!

- Да мы, батюшка, и сумненья в том не имеем.

- Ну коли не имеешь, так пошел и уговаривай!

Мужик пошел, сказал что-то такое двум-трем мужикам, да так тут на месте и остался и не возвращался более.

- Может быть он уговорит, - произнес Бакланов.

- Нет, - отвечал с прежнею мрачностью Варегин: - я уж к исправнику и за военною командой послал, - прибавил он.

- Господи! - воскликнул Бакланов: - да нельзя ли как-нибудь уговорить так?

Варегин усмехнулся.

- Попробуйте, подите, поговорите... Вы спали, а я целую ночь их в сборной избе уговаривал, так будет: наговорился.

Бакланов пошел к Софи, чтобы предупредить ее.

- За командой уж послали, - сказал он больше шутя.

- Как! - воскликнула та, побледнев. - Нет, мой друг, не надо, не надо! Я от всего лучше отступлюсь.

- Да Варегин не отступися; ему это надо для общего порядка.

- Нет, нет, не надо мне ничего! - кричала между тем Софи, становясь перед Баклановым на колени.

- Ты вот кричишь, они услышат это и еще больше будут упираться, - уговаривал ее Бакланов.

- Жаль мне их, не могу я этого... - говорила Софи, упадая на руки Бакланову.

- Что ж делать-то? - отвечал он, сажая ее на диван.

Послышался колокольчик. Софи задрожала.

- Ничего, ничего! - успокаивал ее Бакланов: - я буду целый день сидеть около тебя и не отойду.

При звуке колокольчика толпа мужиков тоже зашевелилась несколько; один из них отделился и побежал ворота отпирать.

Въезжал исправник, довольно полный и расторопный, должно быть, мужчина, ч птичьим, совиным лицом. Он сейчас же выскочил из тарантаса и прямо подошел к толпе мужиков.

- Что, любезные, выстроились уж, - а? Здравия желаем!

- Здравствуйте, батюшка! - проговорили ему несколько голосов.

Исправник повернулся и увидел Варегина.

- А, ваше высокородие, честь имею кланяться! - продолжал он, весело прикладывая руку к фуражке. - Прикажете внушать-с? - прибавил он с улыбкой.

- Внушайте! - отвечал Варегин.

Исправник обратился к мужикам.

- Что ж, вы решительно не повинуетесь?.. Сейчас команда придет.

Мужики не отвечали ему ни того ни сего.

- Я вас спрашиваю, повинуетесь вы, или нет? - крикнул уже исправник.

- Да говори, старый! - толкнули несколько мужиков старика-старосту.

- Нет, батюшка, нельзя нам того, - прговорил тот наконец.

- Отчего же бы это нельзя, позвольте вас спросить?

- Государь император, батюшка, Александр Николаевич не приказывает того.

- А я не знаю, что государь приказывает, или нет?

- Не знаю, батюшка, знаешь ты, аль нет!

- Нет, ты знаешь: врешь, бестия ты этакая! Я вот тебя первого взъерепеню, первого!

Староста мрачно нахмурился.

В это время на двор въехала еще пара в тележке, и из нее соскочил нарядный мужик, с русою окладистою бородой.

- Старшина! - прошел легонький говор между мужиками.