Бакланов заговорил с ними.
- Вы, вероятно, тоже иностранка?
- О, нет, мы саксонки! - отвечали обе девушки в один раз и с заметным удовольствием.
- И осматриваете древности?.. Делает честь вашему патриотическому чувству!
- О, да, мы должны все осмотреть, - крикнули девушки.
Бакланову показались они очень глупы, и он прекратил с ними беседу.
Прошло четверо офицеров, эффектно постукивая саблями, в нафабренных усах и в вымытых замшевых перчатках.
- Посмотри, как эти господа похожи на аптекарей! - сказал он Софи.
- Да! И точно, знаешь, не настоящие офицеры, а для театра только принарядились!
Заиграла музыка, и музыкальная немецкая душа почувствовалась в каждой флейте, кларнете, в какой-нибудь второстепенной валторне.
Бакланов все это время поколачивал ногой и мотал в такт головой.
Софи опять почему-то взгрустнулось, и стала ей припоминаться прошлая жизнь.
В антрактах публика пила кофе, пиво, ела мороженое, а кто и ростбиф: немцы могут есть во всякое время и что вам угодно!
Путешественники наши наконец утомились.
- Домой! - сказала Софи, приподымаясь.
- Allons! - произнес Бакланов.
Возвратившись в отель, где занимали два номера рядом, они сейчас же разошлись по своим комнатам, разделись и улеглись, но вскоре стали переговариваться между собой.
- Как чудно сегодня день провели! - заговорил Бакланов первый.
- Да! - отвечала Софи.
- Завтра, - продолжал он: - как встану, отправлюсь в картинную галлерею и уж стану серьезно изучать ее.
- А я, - подхватила Софи: - пойду гулять: я заметила прелестное место в саду.
- Сойдемся мы, значит, на Брюлевской террасе часам к двум?
- Да, - подтвердила Софи.
3.. Другой день в Дрездене.
Поутру Софи отправилась на прогулку гораздо позднее Бакланова. Он еще часов в десять, проходя мимо ее номера, торопливо крикнул ей:
- Ну, я иду!
- Ступайте! - сказала ему Софи. Из отеля она потом вышла какою-то несколько таинственною и робкою походкой.
- Ayez la complaisance, monsieur, de me dire ou est la poste? - обратилась она к одному человеку.
Тот сделал какую-то мину из лица, развел руками и прошел мимо.
Софи сконфузилась и обратилась в более уже пожилому мужчине (по белому галстуху она догадалась, что это должен быть пастор).
- Montrez-moi votre lettre! - сказал ей тот почти строгим голосом.
Софи робко подала ему письмо.
- A Petersbourg, monsieur Petzoloff! - произнес вслух немец.
Софи все это время обертывалась, как бы боясь, чтобы не подслушал кто.
- Voila! - произнес пастор и тут же опустил письмо в прибитый перед самыми их глазами ящик.
Софи поблагодарила его милым наклонением головы и прошла в сад.
Сначала она села на одну из лавочек, с целью помечтать.
Помечтала и пошла потом ходить.
Походила, остановилась и с большим вниманием посмотрела на один из открывавшихся видов.
Снова села.
Скука ясно была видна на ее лице.
Она встала и пошла из сада по улице, остановилась перед одною церковью, полюбовалась и хотела-было внутрь зайти, но заперто!
Сойдя со ступеней храма, она вошла не то в лавочку, не то в аптеку, купила там мыла и духов; но, отойдя немного от лавочки и понюхав духи, бросила их на тротуар: такие они были гадкие!
Далее она решительно не знала, что с собой делать, и возвратилась на Брюлевскую террасу.
Всего еще было 12 часов.
Через полчаса, впрочем, явился туда и Бакланов, запыленный и усталый.
Он поутру прямо и проворно прошел в галлерею; в двух комнатах останавливался перед каждою картиной, справляясь с каталогом, делал глубокомысленную мину, записывал у себя что-то такое в книжке; в третьей начал он хвататься за голову; с каталогом уж более не справлялся, и наконец следующие комнаты прошел совершенно быстро и сел против Мадонны. Потом вдруг вскочил, как бы вспомнив что-то, и вышел снова в прежние комнаты, снова начал останавливаться перед каждою картиной, записывать в памятную книжку... Между тем у него во рту стало становиться сухо и поламывало ноги. Не давая себе хорошенько отчета, он пошел, пошел и совсем вышел из галлереи.
Но на террасу ему совестно было итти. Он решился пройтись по улицам и, не желая встретиться с Софи, бродил по самым глухим переулкам; а тут, как нарочно, поднялся ветер, который дул ему в глаза и рот, так что Бакланов беспрестанно отплевывался и уж самым скорым шагом отправился на террасу.
- Фу, поработал же сегодня! - сказал он, усаживаясь подле Софи.
- Все осмотрел? - спросила она.
- Все!.. - отвечал Бакланов.
- Стало, мы можем уехать сегодня отсюда. Мне через месяц непременно надобно быть в Париже.
Последние слова Софи почему-то произнесла несовсем спокойным голосом.
- Куда же ехать? - спросил Бакланов.
- В Баден, на воды; там преприятное, говорят, общество, - подхватила Софи с живостью.
- Хорошо, - отвечал Бакланов, зевая во весь рот.
4.. Рулетка.
Баден-Баден был в самом разгаре своего сезона. Опершись на перила мостика, идущего от отеля "Европы", стоял Бакланов в каком-то упоении. Под ним шумел источник. Кругом пели птицы. оздух был как молоком пропитан. Впереди виднелся Conversations-Haus, а за ним высокие горы.
Они часа уже три как приехали, но Софи все еще одевалась. Горничная хлопотливо и беспрестанно входила и выходила от нее то за водой, то гладить платье, воротнички.
- Что ты так хлопочешь? - спрашивала ее другая горничная, служащая в нижнем этаже.
- С одной госпожой!.. Она очень хороша собой, - отвечала первая горничная и показала своей подруге, вынув из кармана, червонец.
- Гм, гм! - произнесла та.
Когда Софи вышла наконец из номера, в шляпке и белом бурнусе, горничная не утерпела и сказала ей:
- Vous etes bien jolie, madame!
Софи с улыбкой поблагодарила ее наклонением головы.
Стоявший внизу обер-кельнер в белых штанах и белом галстухе, когда проходила она, закусив как-то губы и засунув палец в ключ, стал им колотить себя по ноге.
Софи прямо подошла к Бакланову.
- Как ты хороша, однако, сегодня! - невольно проговорил он.
Софи, гордо закинув головку, подала ему руку. Чтобы нарядиться и выйти на водах на гулянье, она как будто была рождена для этого!
Перед Конверсационною залой играла музыка.
Софи и Бакланов сели.
При этом обратила на них внимание даже одна, как впоследствии оказалось, владетельная особа, путешествующая инкогнито, которая несколько времени лорнировала их.
Сидевший рядом с Софи молодой англичанин тоже каждый раз вспыхивал, когда она взглядывала на него.
- Allons dans la salle, - сказал наконец Бакланов.
Софи встала.
- Madame, votre gant, - сказал англичанин, подавая ей уроненную перчатку.
- Merci, monsieur, - сказала она, долго протянув эти слова.
- Madame est francaise? - прибавил он совсем уже робко.
- Non, monsieur je suis russe, - отвечала Софи.
Англичанин в почтении склонил перед ней голову.
В первой же великолепной зале, в которую они вошли, раздался радостный голос:
- Бакланов, Боже мой! Кого я вижу!
Но Бакланов при этом дрогнул и даже побледнел. К ним подходил, с бородой, одетый совершенным франтом и, как видно, чище обыкновенного умывшийся Никтополионов.
Софи невольно отняла руку от Бакланова и даже отошла от него.
- Скажите, пожалуйста! - кричал между тем тот, подмигивая своим единственным глазом: - вы совершенно пропали из К...
- Я был в Петербурге, в деревне, а теперь за границей, - отвечал Бакланов, желая поскорее уйти от своего соотечественника.
- А у нас Бог знает какие слухи про вас! - воскликнул Никтополионов и потом вдруг обратился к Софи.
- Il me semble, que j'ai l'honneur de voir madame Leneff?
Софи слегка, но серьезно и ничего не сказав, поклонилась ему.
- У нас Бог знает что говорят, - продолжал Никтополионов, снова обращаясь к Бакланову: - что вы вашу супругу бросили... в разводе с ней...
- Сплетни в нашем городе не новость, - отвечал Бакланов.
- Где рулетка?.. Я рулетку желаю видеть, - перебила их разговор Софи.
- Позвольте мне быть вашим кавалером! Я здесь как дома, - сказал Никтополионов и ловко предложил Софи руку.
Она должна была итти с ним.
- Вы вместе путешествуете с Баклановым? - спросил он ее невиннейшим образом.
- Мы встретились с ним в Дрездене, так же как вот и с вами теперь, - отвечала Софи небрежно.
- Да!.. разумеется, - подхватил Никтополионов: - как приятны эти встречи!
За границей он был хотя так же ядовит, но по крайней мере гораздо вежливее.
- Про Бакланова там решительно говорят, что он бросил жену и влюбился в какую-то даму...
- А, так вот какая рулетка! - перебила его на этих словах Софи, останавливаясь перед огромным игорным столом.
Бакланов пошел и стал на другом его конце. Он хотел показать, что вовсе не с Софи приехал.
- Как же тут играют? - продолжала та, смотря с вниманием на груды золота и серебра, которые беспрестанно переходили то к банкометам, то к играющим.
- Очень просто: положите деньги на какое угодно вам место, там уж не обсчитают! - объяснил ей Никтополионов и бросил сам два талера.
Ему дали четыре. Он положил их в карман.
- Ах, это весело! - воскликнула Софи и бросила пять талеров. У нее взяли. Она еще; опять взяли.
Никтополионов попросил одного сидевшего тут господина, чтоб он уступил ей место.
Тот встал.
Софи поместилась к столу.
Она бросила пять червонцев. У нее взяли. Она еще десять. У нее взяли.
- Приостановитесь немножко!.. Ставьте поменьше! - научал ее Никтополионов.
Софи поставила червонец. Ей дали три. Она еще три. Ей дали шесть. Потом она опять проиграла.
- Теперь увеличьте куш! - шептал ей Никтополионов.
Софи поставила двадцать червонцев.
У нее взяли.
Софи поставила еще пятьдесят.
У нее взяли.
- Софи, что вы делаете? - кричал ей Бакланов с другого конца.
Но Софи даже и не отвечала ему. Лицо ее горело...
Она поставила билет в четыреста франков, взяли!
Она высыпала все золото из кошелька, ей дали немного.
Она все это поставила и приложил еще билет в четыреста франков, - взяли!
- Нет больше пока денег! - проговорила она, обращая к Никтополионову свое взволнованное лицо.
- Как? Все проиграли? - спросил тот ее с удивлением.