Смекни!
smekni.com

Взбаламученное море (стр. 78 из 83)

- Резню хорошую устроить, так... - говорил Басардин.

- Д-да! - подтвердил Галкин.

Евпраксия посмотрела на мужа.

- Это у тебя, верно, были? - спросила она.

- У меня!

- Кто такие?

- Так, шуты одни гороховые! - отвечал Бакланов.

Он разрывался в душе от стыда: лучше бы Евпраксия сердилась, укоряла, бранила его, чем устремляла на него этот холодный и презрительный взгляд. 13..

Еще новая героиня.

Прошел день, два. Положение Бакланова продолжало оставаться очень неловким: Евпраксия ездила с ним по Парижу, все осматривала, всем очень интересовалась, но о прошедшем его поступке хоть бы слово. Бакланов однако очень хорошо видел, что это было не прощение, а скорее равнодушие и невнимание к тому, что он делал и даже впредь намерен был делать.

Он решился наконец сам заговорить:

- Я, конечно, виновать против тебя; но что делать. Первая любовь!

- Первая любовь... к содержанке! - повторила насмешливо Евпраксия.

- Какая же содержанка! - сказал Бакланов.

Ему показалось уж обидно, что Евпраксия таким образом третировала Софи. Ему хотелось, чтоб она в этом случае видела некоторое торжество и победу с его стороны.

- Ты сама тоже неправа: хоть бы слово мне написала и намекнула, что тебе это неприятно... Я и думал: что ж?.. Значит, для нее все равно.

Евпраксия с насмешкой пожала плечами.

- Я никак не предполагала в человеке столько низости душевной: бужать с одною женщиной и в то же время жене писать нежные и страстные письма, - проговорила она.

- Это не низость душевная, - сказал, покраснев Бакланов.

- Что же это такое? - спросила Евпраксия.

В тот же день, когда супруги возвращались часу в четвертом с прогулки из Булонского лесу, превосходный воздух, чистое голубое небо, прелестный Париж так разнежили Бакланова, что он непременно решился помириться с женой. Все время по приезде ее в Париж она ужасно казалась ему хороша собой. Войдя в номер и видя, что Евпраксия уселась в кресла, с своим, по обыкновению, спокойным лицом, он подошел к ней и стал перед ней на колени.

- Прости меня! - проговорил он, склоняя голову на ее колени и ловя ее руки.

Евпраксия отодвинулась от него.

- Не унижайте себя, по крайней мере, этим! - сказала она.

- Но ты еще любишь меня, Евпраксия! - умолял ее Бакланов: - ты приехала по первому моему зову!

- Я приехала к отцу моих детей, но не к мужу! - проговорила строго Евпраксия.

Бакланов сейчас же встал, гордо тряхнул своими красивыми и начинавшими уже седеть кудрями, прошелся несколько раз по комнате, потом опустился в небрежную позу на первый попавшийся стул и проговорил:

- Стальная, бездушная вы женщина!.. Вы даже не стоите минуты раскаяния, которой я предался теперь.

Евпраксия хоть бы бровью повела и только кинула взгляд на домашнюю чудотворную икону, привезенную ею даже в Париж.

- Во всю жизнь, - продолжал Бакланов: - хоть бы одному чувству, одному порыву вы ответили, и после этого требовать, чтобы муж оставался вам верен!

- Прекратите, пожалуйста, ваши рассуждения; кто-то идет сюда, - перебила его Евпраксия.

Двери в самом деле отворились, и вошел Сабакеев с сияющим лицом, а за ним шла молодая девушка в черном, наглухо застегнутом платье, с обстриженными волосами и в шляпке a la mousquetaire.

- Bonjour! - сказала она, как-то резко пожимая руку у Евпраксии.

- Муж мой! - сказала та, указывая ей на Бакланова.

- Bonjour! - сказала и ему девушка, так же смело протягивая руку.

Героя моего, привыкшего к порядочному кругу, такие манеры в девушке странно поразили и даже показались ему несколько натянутыми и неестественными.

- А я недавно слышала, - начал она, садясь на диван: - что monsieur Бакланов спорил с одними молодыми людьми и был в этом случае совершенно неправ.

- Я спорил? С кем же это? - сказал Бакланов не без удивления.

- С Галкиным.

- А вы его знаете? - спросил он уже насмешливо.

- Он друг мой! - отвечала девушка.

- Друг ваш! - повторил Бакланов, склоняя голову.

Сабакеев во все это время не спускала пылающих глаз с своей невесты.

- Евпраксия! - обратилась она к Баклановой. - Мы с Валерьяном предположили заехать за вами и взять вас с мужем - ехать обедать к Дойену в Елисейские поля. Там есть русские щи; я их только и могу есть.

- Пожалуй! - отвечала Евпраксия и при этом не взглянула на мужа, как бы не желая и знать, хочет ли он ехать или нет.

Бакланов однако счел за лучшее ехать, и через несколько минут Сабакеев поехал с невестой в одной коляске, а он с женой в другой.

Бакланова заинтересовала невеста шурина.

- Что это за странная госпожа? - спросил он Евпраксию опять уже ласковым голосом.

- Ты знаешь ее мать!.. Что ж могло выйти от подобного воспитания? - отвечала та своим обыкновенным тоном, как бы ничего между ними не произошло.

- Но зачем же у нее рукава и воротнички грязные?

Что-то в роде усмешки показалось на лице Евпраксии.

- Собой-то нехороша, ну и хочет показать, что всем этим пренебрегает и занимается наукой и политикой.

- Чем ей заниматься? Она глупа, должно быть.

- Напротив, преумненькая и очень добрая девушка.

Бакланов пожал плечами.

- По крайней мере вся изломана, изломана в самом дурном тоне, - проговорил он. 14..

Миросозерцание новой героини.

Наступили сумерки. Елисейские поля осветились газом.

Евпраксия ушла с Валерьяном в cafe chantant.

Бакланов и Елена ходили по довольно темной аллее и спорили.

- Я не понимаю, как можно Галкина иметь своим другом, - говорил Бакланов.

- Да, он не умен, не даровит, это так! - возразила с ударением Елена: - но он человек с характером.

- С характером? - повторил насмешливо Бакланов.

- Да и да, - утверждала Елена. - У нас, например, - продолжала она, прищуривая глазки: - есть одно общее дело, и он в нем действует превосходно, смело, не отступая, а Валерьян - нет!

- Валерьян умный человек, образованный!.. - произнес Бакланов, разводя руками: - а это чорт знает что такое!

- Нам Бог с ними, с этими умниками!.. - воскликнула весьма настойчиво и в то же время ужасно мило Елена: - нам нужны люди с характером, с темпераментом, люди твердых убеждений, а не разваренные макароны!..

- Господи! где вы этаких фраз нахватались?.. Вас, вероятно, всем этим нашпиговала наша литература.

- Да, литература! Уж, конечно, не мое дурацкое институтское воспитание и не мать, у которой едва достало силы родить меня, а потом ее жизнь вы сами знаете! - заключила Елена с презрением.

- Что такое? - спросил Бакланов.

- Ее позорная интрига!

"Ну, это хоть бы и Галкину! Недаром они друзья!" - подумал Бакланов.

- За подобные отношения вы, по вашей собственной теории, не должны бы, кажется, винить ее, - сказал он.

- Я бы ее не винила, - подтвердила Елена, опять нахмуривая свой лоб: - если б она отдалась какому-нибудь бедняку, а не генерал-губернатору.

- Но если она любила его?

- Не должна была любить, потому что он лицо официальное, а собственно брак она могла и должна была нарушить.

- Должна?

- Да! Что вы меня так спрашиваете? Вы сами нарушили брак.

- Однако я опять к нему же возвратился, - отвечал Бакланов, конфузясь.

- Что ж, это оттого, что вас повертели? - спросила насмешливо Елена.

Вопрос этот несколько смешал Бакланова.

- Оттого ли или не оттого, я не знаю, но только мне было неловко в моем положении.

- Слабость характера, больше ничего! - сказала с гримасой Елена.

- Но зачем же вы сами выходите замуж и будете венчаться?

- Да потому, что заставляют это делать; наконец я выхожу за человека, которого я люблю.

- А потом, если разлюбите его?..

- Если разлюблю его, так полюблю другого.

- А если он полюбит другую?

- Скатертью дорога, - отвечала Елена, пожимая плечами.

- Это ваши правила?

- Да, мои правила!.. Чтобы в этом случае ничего не было насильственного и принужденного!

- Правила хорошие-с! - подхватил Бакланов.

- Недурные! - сказала Елена и потом, как бы сообразив, прибавила: - конечно, если бы требовали того какие-нибудь политические цели...

- То есть? - спросил Бакланов.

- То есть, если бы требовало этого благо родины. Как, например, Юдифь, которая пришла, отдалась Олофрену и отрубила ему голову.

- Ой, это уж и страшно! - сказал Бакланов.

Елена сама, впрочем, насмешливо посмотрела на него.

- Вам кажется все это смешно? - проговорила она.

- Смешно не смешно, а несколько странно.

- Странны-то вы, а не мы!

- Кто же это мы? - спросил Бакланов.

- Люди без зрения!.. слепые!

- А вы, значит...

- А мы - зрячие! - подхватила Елена.

В это время из кофейной выходили Евпраксия с братом.

- Валерьян, Валерьян! - закричала Елена.

Тот подошел.

- Что ж, ты мне купил потаенные русские стихотворения?

- Нет еще! - отвечал, краснея, Валерьян.

- Неужели же вы их читать будете?.. - спросила Евпраксия.

- Я уж все почти читала, - отвечала Елена.

- Даже царя Никиту? - отвечала Елена.

- И царя Никиту! - отвечала Елена. При этом она сама даже не могла удержаться, улыбнулась и добавила: - конца, впрочем, не дочитали; сказали, что очень уж нехорошо!

- Я бы на месте Валерьяна не позволила вам читать этих вещей, - сказала опять Евпраксия.

- Напротив, он должен был бы заставить меня прочесть их!.. - отвечала, разводя ручками, Елена: - мы в этом случае делаем оппозицию русскому правительству... оно не хотело, чтобы мы это знали, а мы знаем!

- Да, разумеется; ему, должно быть, очень это будет неприятно, - сказал Бакланов.

Сабакеев, заметив в словах зятя насмешливый тон, посмотрел на него зверем.

- Елена совсем не то хотела сказать, как вы это поняли, - произнес он и, когда стали прощаться, он даже не подал руки Бакланову.

- Что это такое? Что такое? - почти кричал тот всю дорогу.

Евпраксия ни слова не говорила.

- Эта госпожа в корень развращена! - произнес наконец Бакланов.

- Э, вздор какой! - сказала Евпраксия.

- Как вздор?

- Да так! говорит только; а слова и поступки - две вещи разные.

- Да достаточно, если и говорит только! Я понять не могу, каким образом Валерьян мог влюбиться в такую девушку.

- Он сам таких же убеждений.