- Резню хорошую устроить, так... - говорил Басардин.
- Д-да! - подтвердил Галкин.
Евпраксия посмотрела на мужа.
- Это у тебя, верно, были? - спросила она.
- У меня!
- Кто такие?
- Так, шуты одни гороховые! - отвечал Бакланов.
Он разрывался в душе от стыда: лучше бы Евпраксия сердилась, укоряла, бранила его, чем устремляла на него этот холодный и презрительный взгляд. 13..
Еще новая героиня.
Прошел день, два. Положение Бакланова продолжало оставаться очень неловким: Евпраксия ездила с ним по Парижу, все осматривала, всем очень интересовалась, но о прошедшем его поступке хоть бы слово. Бакланов однако очень хорошо видел, что это было не прощение, а скорее равнодушие и невнимание к тому, что он делал и даже впредь намерен был делать.
Он решился наконец сам заговорить:
- Я, конечно, виновать против тебя; но что делать. Первая любовь!
- Первая любовь... к содержанке! - повторила насмешливо Евпраксия.
- Какая же содержанка! - сказал Бакланов.
Ему показалось уж обидно, что Евпраксия таким образом третировала Софи. Ему хотелось, чтоб она в этом случае видела некоторое торжество и победу с его стороны.
- Ты сама тоже неправа: хоть бы слово мне написала и намекнула, что тебе это неприятно... Я и думал: что ж?.. Значит, для нее все равно.
Евпраксия с насмешкой пожала плечами.
- Я никак не предполагала в человеке столько низости душевной: бужать с одною женщиной и в то же время жене писать нежные и страстные письма, - проговорила она.
- Это не низость душевная, - сказал, покраснев Бакланов.
- Что же это такое? - спросила Евпраксия.
В тот же день, когда супруги возвращались часу в четвертом с прогулки из Булонского лесу, превосходный воздух, чистое голубое небо, прелестный Париж так разнежили Бакланова, что он непременно решился помириться с женой. Все время по приезде ее в Париж она ужасно казалась ему хороша собой. Войдя в номер и видя, что Евпраксия уселась в кресла, с своим, по обыкновению, спокойным лицом, он подошел к ней и стал перед ней на колени.
- Прости меня! - проговорил он, склоняя голову на ее колени и ловя ее руки.
Евпраксия отодвинулась от него.
- Не унижайте себя, по крайней мере, этим! - сказала она.
- Но ты еще любишь меня, Евпраксия! - умолял ее Бакланов: - ты приехала по первому моему зову!
- Я приехала к отцу моих детей, но не к мужу! - проговорила строго Евпраксия.
Бакланов сейчас же встал, гордо тряхнул своими красивыми и начинавшими уже седеть кудрями, прошелся несколько раз по комнате, потом опустился в небрежную позу на первый попавшийся стул и проговорил:
- Стальная, бездушная вы женщина!.. Вы даже не стоите минуты раскаяния, которой я предался теперь.
Евпраксия хоть бы бровью повела и только кинула взгляд на домашнюю чудотворную икону, привезенную ею даже в Париж.
- Во всю жизнь, - продолжал Бакланов: - хоть бы одному чувству, одному порыву вы ответили, и после этого требовать, чтобы муж оставался вам верен!
- Прекратите, пожалуйста, ваши рассуждения; кто-то идет сюда, - перебила его Евпраксия.
Двери в самом деле отворились, и вошел Сабакеев с сияющим лицом, а за ним шла молодая девушка в черном, наглухо застегнутом платье, с обстриженными волосами и в шляпке a la mousquetaire.
- Bonjour! - сказала она, как-то резко пожимая руку у Евпраксии.
- Муж мой! - сказала та, указывая ей на Бакланова.
- Bonjour! - сказала и ему девушка, так же смело протягивая руку.
Героя моего, привыкшего к порядочному кругу, такие манеры в девушке странно поразили и даже показались ему несколько натянутыми и неестественными.
- А я недавно слышала, - начал она, садясь на диван: - что monsieur Бакланов спорил с одними молодыми людьми и был в этом случае совершенно неправ.
- Я спорил? С кем же это? - сказал Бакланов не без удивления.
- С Галкиным.
- А вы его знаете? - спросил он уже насмешливо.
- Он друг мой! - отвечала девушка.
- Друг ваш! - повторил Бакланов, склоняя голову.
Сабакеев во все это время не спускала пылающих глаз с своей невесты.
- Евпраксия! - обратилась она к Баклановой. - Мы с Валерьяном предположили заехать за вами и взять вас с мужем - ехать обедать к Дойену в Елисейские поля. Там есть русские щи; я их только и могу есть.
- Пожалуй! - отвечала Евпраксия и при этом не взглянула на мужа, как бы не желая и знать, хочет ли он ехать или нет.
Бакланов однако счел за лучшее ехать, и через несколько минут Сабакеев поехал с невестой в одной коляске, а он с женой в другой.
Бакланова заинтересовала невеста шурина.
- Что это за странная госпожа? - спросил он Евпраксию опять уже ласковым голосом.
- Ты знаешь ее мать!.. Что ж могло выйти от подобного воспитания? - отвечала та своим обыкновенным тоном, как бы ничего между ними не произошло.
- Но зачем же у нее рукава и воротнички грязные?
Что-то в роде усмешки показалось на лице Евпраксии.
- Собой-то нехороша, ну и хочет показать, что всем этим пренебрегает и занимается наукой и политикой.
- Чем ей заниматься? Она глупа, должно быть.
- Напротив, преумненькая и очень добрая девушка.
Бакланов пожал плечами.
- По крайней мере вся изломана, изломана в самом дурном тоне, - проговорил он. 14..
Миросозерцание новой героини.
Наступили сумерки. Елисейские поля осветились газом.
Евпраксия ушла с Валерьяном в cafe chantant.
Бакланов и Елена ходили по довольно темной аллее и спорили.
- Я не понимаю, как можно Галкина иметь своим другом, - говорил Бакланов.
- Да, он не умен, не даровит, это так! - возразила с ударением Елена: - но он человек с характером.
- С характером? - повторил насмешливо Бакланов.
- Да и да, - утверждала Елена. - У нас, например, - продолжала она, прищуривая глазки: - есть одно общее дело, и он в нем действует превосходно, смело, не отступая, а Валерьян - нет!
- Валерьян умный человек, образованный!.. - произнес Бакланов, разводя руками: - а это чорт знает что такое!
- Нам Бог с ними, с этими умниками!.. - воскликнула весьма настойчиво и в то же время ужасно мило Елена: - нам нужны люди с характером, с темпераментом, люди твердых убеждений, а не разваренные макароны!..
- Господи! где вы этаких фраз нахватались?.. Вас, вероятно, всем этим нашпиговала наша литература.
- Да, литература! Уж, конечно, не мое дурацкое институтское воспитание и не мать, у которой едва достало силы родить меня, а потом ее жизнь вы сами знаете! - заключила Елена с презрением.
- Что такое? - спросил Бакланов.
- Ее позорная интрига!
"Ну, это хоть бы и Галкину! Недаром они друзья!" - подумал Бакланов.
- За подобные отношения вы, по вашей собственной теории, не должны бы, кажется, винить ее, - сказал он.
- Я бы ее не винила, - подтвердила Елена, опять нахмуривая свой лоб: - если б она отдалась какому-нибудь бедняку, а не генерал-губернатору.
- Но если она любила его?
- Не должна была любить, потому что он лицо официальное, а собственно брак она могла и должна была нарушить.
- Должна?
- Да! Что вы меня так спрашиваете? Вы сами нарушили брак.
- Однако я опять к нему же возвратился, - отвечал Бакланов, конфузясь.
- Что ж, это оттого, что вас повертели? - спросила насмешливо Елена.
Вопрос этот несколько смешал Бакланова.
- Оттого ли или не оттого, я не знаю, но только мне было неловко в моем положении.
- Слабость характера, больше ничего! - сказала с гримасой Елена.
- Но зачем же вы сами выходите замуж и будете венчаться?
- Да потому, что заставляют это делать; наконец я выхожу за человека, которого я люблю.
- А потом, если разлюбите его?..
- Если разлюблю его, так полюблю другого.
- А если он полюбит другую?
- Скатертью дорога, - отвечала Елена, пожимая плечами.
- Это ваши правила?
- Да, мои правила!.. Чтобы в этом случае ничего не было насильственного и принужденного!
- Правила хорошие-с! - подхватил Бакланов.
- Недурные! - сказала Елена и потом, как бы сообразив, прибавила: - конечно, если бы требовали того какие-нибудь политические цели...
- То есть? - спросил Бакланов.
- То есть, если бы требовало этого благо родины. Как, например, Юдифь, которая пришла, отдалась Олофрену и отрубила ему голову.
- Ой, это уж и страшно! - сказал Бакланов.
Елена сама, впрочем, насмешливо посмотрела на него.
- Вам кажется все это смешно? - проговорила она.
- Смешно не смешно, а несколько странно.
- Странны-то вы, а не мы!
- Кто же это мы? - спросил Бакланов.
- Люди без зрения!.. слепые!
- А вы, значит...
- А мы - зрячие! - подхватила Елена.
В это время из кофейной выходили Евпраксия с братом.
- Валерьян, Валерьян! - закричала Елена.
Тот подошел.
- Что ж, ты мне купил потаенные русские стихотворения?
- Нет еще! - отвечал, краснея, Валерьян.
- Неужели же вы их читать будете?.. - спросила Евпраксия.
- Я уж все почти читала, - отвечала Елена.
- Даже царя Никиту? - отвечала Елена.
- И царя Никиту! - отвечала Елена. При этом она сама даже не могла удержаться, улыбнулась и добавила: - конца, впрочем, не дочитали; сказали, что очень уж нехорошо!
- Я бы на месте Валерьяна не позволила вам читать этих вещей, - сказала опять Евпраксия.
- Напротив, он должен был бы заставить меня прочесть их!.. - отвечала, разводя ручками, Елена: - мы в этом случае делаем оппозицию русскому правительству... оно не хотело, чтобы мы это знали, а мы знаем!
- Да, разумеется; ему, должно быть, очень это будет неприятно, - сказал Бакланов.
Сабакеев, заметив в словах зятя насмешливый тон, посмотрел на него зверем.
- Елена совсем не то хотела сказать, как вы это поняли, - произнес он и, когда стали прощаться, он даже не подал руки Бакланову.
- Что это такое? Что такое? - почти кричал тот всю дорогу.
Евпраксия ни слова не говорила.
- Эта госпожа в корень развращена! - произнес наконец Бакланов.
- Э, вздор какой! - сказала Евпраксия.
- Как вздор?
- Да так! говорит только; а слова и поступки - две вещи разные.
- Да достаточно, если и говорит только! Я понять не могу, каким образом Валерьян мог влюбиться в такую девушку.
- Он сам таких же убеждений.