Первые же четыре дня нашего похода по России привели артиллерию в ужаснейший вид. Холодные и дождливые ночи на бивуаках погубили более трети лошадей. Генерал Сорбье, бывший свидетелем этого, высказывал вслух, что надо быть сумасшедшим, чтобы пускаться в такие предприятия. Чего же можно было ожидать осенью, если уже в конце июня холодные дожди убивали лошадей и делали дороги непроходимыми?
Мы вступили 1 июля в Вильну. Все дома предместья были разграблены и покинуты. В этот день мы прошли всего 8 верст: трупы лошадей загораживали путь; я насчитал их более 1000 на самой дороге, а по сторонам ея - их было бесчисленное количество.
Все десять дней, которые мы шли к Вильне, я уверял себя, что император, пораженный началом войны, не пойдет дальше, а займется восстановлением Польши.
Где было найти лошадей? Я не знаю, каким образом снабдили ими армию, но для того, чтобы дать лошадей гвардии, их взяли из четырех запасных конных артиллерийских батарей, причем всех конвоиров спешили.
Где было взять провиант? Уже больше не производили раздачи порций. К счастью, у меня был небольшой запас муки, благодаря чему мы не умерли с голоду в Вильне.
Где найти фураж? Трава была скошена более чем на пять верст в окружности.
По дороге к Москве
...9 сентября мы продолжали продвигаться к Москве; мы прошли маленький губернский городок Можайск. Он стоит на холме и окружен двумя большими равнинами, одной более возвышенной, другой низменной. Я увидел прекрасную, еще строящуюся церковь. Город был полон русскими ранеными, которых армия не могла увести с собой. Еще большее количество их мы видели по дороге; многие умирали здесь, и тогда русский арьергард складывал их трупы в канавы, засыпал немного землей и воздвигал над ними крест.
Нашему арьергарду пришлось сражаться весь день.
Ночевали мы в селе в 12 верстах от Можайска. Мы мерзли ночью от холода, который еще увеличился от жестокого ветра.
Мы поместили наших лошадей в доме, где нашли на соломе четырех раненых солдат и сержанта; еще двое, лежащие рядом с нами, были мертвы, но раненые даже не постарались вытащить их из комнаты; они так же мало обращали на них внимания, как будто это были не трупы, а живые уснувшие только товарищи. Мы зарыли их в саду, поступая, однако, так же, как и русские, то есть обратив их головы на восток и воздвигнув над их могилами крест.
Армия все также не получала ни хлеба, ни говядины, воду тоже редко можно было найти, и я платил по шесть франков за бутылку чистой воды. Многие лошади погибли от жажды, некоторые из них шли по три дня, не получая ни капли воды.
10 сентября у русских празднуется день Александра Невского, именем которого назван русский император. Мы выступили в 8 часов утра. Авангард сражался весь день. Мы переходили с места на место под редкими пушечными выстрелами и подвигались так медленно, что к ночи прошли всего 16 верст. Мы прошли через Щелковку и ночевали около села Краимского на равнине, покрытой песком и пылью. Впереди наших сложенных в козлы ружей мы нашли овраг, в котором и провели ночь, защищаясь от сильного и холодного северного ветра. Голод продолжал делать опустошения в нашей армии; мясо лошади и то стало редким, его ели наполовину тухлое и продавали по дорогой цене; цены на хлеб уже не существовало - его у нас больше не было...
Наполеон о московском пожаре
...Я ошибся на несколько дней, я высчитал погоду за пятьдесят лет, и никогда сильные морозы не начинались раньше 20 декабря - на двадцать дней позднее, чем они начались в этот раз. Во время моего пребывания в Москве было три градуса холода, и французы переносили его с удовольствием; но во время пути температура спустилась до восемнадцати градусов, и почти все лошади погибли. Несколько тысяч лошадей потерял я в одну ночь. Мы принуждены были покинуть почти всю артиллерию, в которой тогда насчитывалось пятьсот орудий. Ни боевые запасы, ни провиант нельзя было дальше везти. За недостатком лошадей мы не могли ни делать разведки, ни выслать кавалерийский авангард, чтобы узнать дорогу. Солдаты падали духом, терялись и приходили в замешательство. Всякое незначительное обстоятельство тревожило их. Пяти, шести человек было достаточно, чтобы испугать целый батальон. Вместо того чтобы держаться вместе, они бродили врозь в поисках за огнем. Те, которых назначали разведчиками, покидали свои посты и отправлялись в дома погреться. Они рассыпались во все стороны, удалялись от своих корпусов и легко попадали в руки врагов. Другие ложились на землю, засыпали, немного крови шло у них носом, и сонные они умирали. Тысячи солдат погибли так. Полякам удалось спасти несколько лошадей и немного пушек, но французов и солдат других нации совсем нельзя было узнать. Особенно пострадала кавалерия. Сомневаюсь, уцелело ли в ней три тысячи человек из сорока. Не будь московского пожара, мне бы все удалось. Я провел бы там зиму.
В этом городе было до сорока тысяч людей в рабской зависимости. Ведь вы, должно быть, знаете, что русское дворянство держит своих крепостных почти в рабской зависимости. Я провозгласил бы свободу всех крепостных в России и уничтожил бы крепостнические права и привилегии дворянства. Это создало бы мне массу приверженцев. Я заключил бы мир в Москве или на следующий год пошел бы на Петербург. Александр прекрасно знал это, иоэтому-то он и послал в Англию свои бриллианты, свои драгоценности и свои корабли. Мой успех был бы полный без этого пожара. Восемью днями раньше я одержал над ними победу в большом деле при Москве-реке; с девяносто тысячами напал я на русскую армию, достигавшую двухсот пятидесяти тысяч, с ног до головы вооруженных, и я разбил ее наголову. Пятьдесят тысяч русских остались на поле битвы. Русские имели неосторожность утверждать, что выиграли сражение, и тем не менее через восемь дней я входил в Москву. Я очутился среди прекрасного города, снабженного провиантом на целый год; ибо в России всегда запасы на несколько месяцев делались до наступления морозов. Всевозможные магазины были переполнены. Дома жителей были хорошо снабжены, и большинство их оставили своих слуг, чтобы служить нам. Многие хозяева оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их дома, позаботиться о мебели и других вещах; они говорили, что оставили все, что могло нам понадобиться и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались. Они знали, что ни в Берлине, ни в Вене, где я был с моими армиями, жителей никогда не обижали: к тому же они ждали скорого мира. Мы думали, что нас ожидает полное благосостояние на зимних квартирах, и все обещало нам блестящий успех весной. Через два дня после нашего прибытия начался пожар. Сначала он не казался опасным, и мы думали, что он возник от солдатских огней, разведенных слишком близко к домам, почти сплошь деревянным. Это обстоятельство меня взволновало, и я отдал командирам полков строжайшие приказы по этому поводу, На следующий день огонь увеличился, но еще не вызвал серьезной тревоги. Однако, боясь его приближения к нам, я выехал верхом и сам распоряжался его тушением. На следующее утро поднялся сильный ветер, и пожар распространился с огромной быстротой. Сотни бродяг, нанятые для этой цели, рассеялись по разным частям города и спрятанными под полами головешками поджигали дома, стоявшие на ветру: это было легко ввиду воспламеняемости построек. Это обстоятельство да еще сила ветра делали напрасными все старания потушить огонь. Трудио было даже выбраться из него живым. Чтобы увлечь других, я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне. Но все усилия были напрасны, так как оказалось, что большинство пожарных труб испорчено. Их было около тысячи, а мы нашли среди них, кажется, только одну пригодную. Кроме того, бродяги, нанятые Ростопчиным, бегали повсюду, распространяя огонь головешками, а сильный ветер еще помогал им. Этот ужасный пожар все разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Ладно, это не было предусмотрено: кто бы подумал, что народ может сжечь свою столицу? Впрочем, жители делали все возможное, чтобы его потушить. Некоторые из них даже погибли при этом. Они приводили к нам многих поджигателей с головешками, потому что нам никогда бы пе узнать их среди этой черни. Я велел расстрелять около двухсот поджигателей. Если бы не этот роковой пожар, у меня было бы все необходимое для армии, прекрасные зимние квартиры, разнообразные припасы в изобилии, на следующий год решилось бы остальное. Александр заключил бы мир, - или я был бы в Петербурге. <...> Я на пять дней опоздал покинуть Москву. Нескольких генералов... огонь поднял с постелей. Я сам оставался в Кремле, пока пламя не окружило меня. Огонь распространялся и скоро дошел до китайских и индийских магазинов, потом до складов масла и спирта, которые загорелись и захватили все. Тогда я уехал в загородный дворец императора Александра в расстоянии приблизительно 4 верст от Москвы, и вы, может быть, представите себе силу огня, если я скажу вам, что трудно было прикладывать руку к стенам или окнам со стороны Москвы, так эта часть была нагрета пожаром. Это было огненное море, иебо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виданное человечеством!
Погибшие культурные ценности в Москве во время пожара 1812 года
Немецкая слобода <Немецкая слобода - ныне Лефортово жилой район, расположенный вдоль левого берега Яузы. Первоначально (с XVI в.) здесь селились иностранцы, так как им запрещалось строить дома в центре города. Слобода значительно расширилась при Петре I н его преемниках, когда в ней развернулось строительство дворцов для лиц императорской фамилии н придворной знахи.> вся выжжена, тут и Слободский дворец <Слободской дворец - ныне здание Университета имени Н. Э. Баумана. Первые постройки относятся к 1749 г. Неоднократно перестраивался. Попеременно им владели канцлер А. Бестужев-Рюмин, граф А. Орлов-Чесменский, канцлер А. Безбородко. Император Павел I купил у канцлера этот дворец для размещения двора во время коронации. В 1812 г. Александр I держал здесь речь перед дворянством и купечеством, призывая их к борьбе с Наполеоном. Пострадавшее во время пожара здание было вповь перестроено Д. Жилярди.>, который французы зажгли за несколько дней перед выходом своим. У Богоявления уцелел дом графа Головкина, а у Вознесения Демидова у графа А. К. Разумовского.