Ремизов родился 24 июня (6 июля) 1877 года, его родители были представителями двух московских купеческих родов: Ремизовых и Найденовых. Мать, Мария Александровна Найденова, принадлежала к богатому купеческому роду, была женщиной образованной и одаренной. Но, по ряду обстоятельств она вышла замуж за многодетного вдовца Михаила Алексеевича Ремизова, человека интересного, хотя не обладавшего ни общественным положением, ни воспитанием Найденовых. Родители Ремизова поссорились с семьей и оказались в стесненных обстоятельствах. Брак оказался несчастливым. Родив мужу пятерых детей, Мария Александровна неожиданно покинула его, вернувшись к своим братьям. Таким образом, Ремизов вырос в относительной бедности, и первые его впечатления были от уличной жизни промышленных кварталов столицы. Болезненное ощущение одиночества, разрыв родителей с ранних лет мучили мальчика. В поздних воспоминаниях «Подстриженными глазами» (Париж, 1951) Ремизов обозначил этот период как «начало жизни в людстве, с его лютством и мечтой о человечности».
Все его детство и юность прошли в Москве. Первый свой рассказ литературно одаренный мальчик написал в семь лет. У него рано проснулся интерес к рисованию, чтению (причем самых сложных сочинений Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, затем философских трудов И. Канта, А. Шопенгауэра), театру. В годы учебы (в гимназии, откуда вскоре его перевели в Коммерческое училище) играл на домашней сцене (в основном — женские роли), гримировал товарищей. По успешном окончании училища поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, где занимался увлеченно. Увлекался некоторое время марксизмом, а также слушал лекции по философии, истории. Студентом был по ошибке арестован за сопротивление полиции во время демонстрации и сослан на север России. В конце концов Он попадает в Усть-Сысольск, а потом, пробыв там год, Ремизов, в связи с болезнью глаз, поехал в Вологду и с большим трудом остался там жить.
В Вологде состоялось знакомство со многими ссыльными; среди них были увлеченные литературным и научным трудом А. А. Богданов, А. В. Луначарский, Н. А. Бердяев, Б. В. Савинков, П. Е. Щеголев и др. В Вологду приходили все книжные новинки. Интеллектуальная, творческая атмосфера оказала сильное влияние на самоопределение Ремизова-писателя. Немало тому способствовали личные обстоятельства — встреча с ссыльной С. П. Довгелло, талантливой переводчицей, владевшей многими языками. Их свадьба состоялась в Херсоне 27 июня 1903. Здесь же Ремизов начинает писать, много переводит (например, перевел книгу Ницше «Так говорил Заратустра»), работает над своим романом «Пруд».
Ремизов вернулся из ссылки в 1905 году ,в Санкт-Петербург, где сразу же активно начал заниматься своей литературной карьерой: публикуются его сказки и легенды («Лимонарь», «Посолонь», «Докука и балагурье», «Николины притчи»), романы («Пруд») и повести («Часы», «Пятая язва»), драматургические произведения в духе средневековых мистерий («О Иуде, принце Искариотском», «Бесовское действо», «Царь Максимилиан»). Писателя относили к символизму (в более широком смысле — модернизму), хотя сам Алексей Михайлович никогда не репрезентовал себя как символист. В ранние годы творчества Ремизов действительно находился под заметным влиянием символизма, особенно творчества Андрея Белого. Но более важным для его становления как писателя был пробудившийся с самого раннего детства интерес к духовному наследию древней Руси, к национальной мифологии, старопечатной книге и памятникам народной допетровской культуры[1].
В годы революции и последующей эпохи военного коммунизма Ремизов оставался в Петрограде, хотя политически был настроен антибольшевистски (сам он был близок к кругам эсеров). Но еще в ссылке он захотел снять с себя славу революционера, к чему его товарищи по ссылке отнеслись снисходительно. Сам Алексей Михайлович говорил про себя так: «Говорилось, что для революции я не гожусь, но и вреда от меня никакого».
Ремизов обозначил свое отношение к революции уже в рассказе «Слове о погибели Русской Земли», опубликованном в газете эсеров «Воля народа» почти сразу после Октябрьской революции. Оно содержит прямые реминисценции древнерусского плача о разорении Руси в результате татаро-монгольского набега в 1237. «Взвихренная Русь» дает нам представлении о времени, когда «горела... мечта человека о свободном человеческом царстве на земле», но «никогда и нигде так жестоко» не гремел прежде «погром» (напрямую затронувший жизнь самого Ремизова – его ненадолго арестовывали в период «красного террора»)[2].
В 1921 году, летом, писатель поехал в Германию на лечение. Как он думал - «временно», но вернуться в Россию ему уже не было суждено.
В ноябре 1923 года Ремизов переехал, в связи с экономическим кризисом, из Берлина в Париж, в котором провёл всю свою оставшуюся жизнь. В эмиграции Ремизов продолжал много писать (наиболее известными стали его художественные воспоминания о жизни в Петербурге и революции — «Взвихренная Русь», и «Подстриженными глазами»), однако печататься становилось с каждым годом труднее. С 1931 года публикация книг Ремизова почти совсем прекратилась. Его друзья и поклонники основали специальное небольшое издательство в 1953 году, позволившее писателю издавать новые книги. В конце жизни получил советское гражданство. Умер Ремизов в Париже 26 ноября 1957. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, место, не менее символичное, чем все творчество и жизнь Ремизова - кладбище представляет собой место захоронения жителей города и его окрестностей. Но на нём, на отдельном участке, погребено около 15 000 русских в 5220 могилах.
В творчестве Ремизова причудливо сливаются автобиографическая реальность и богатая фантазия,взращенная на плодородной почве русского фольклора. Его детство прошло в Москве «облаговестанной колоколами», городе с древними христианскими традициями, в семье, где быт и религиозные воззрения гармонично сливались, образуя на стыке причудливую смесь. Она выражалась в преданиях и легендах, которые были известны Ремизову с детства. Это всевозможные мифы о Божьих посланцах, в которых они были не суровыми и отстраненными от всего земного ангелами, а простыми, уютными и понятными, больше похожими на языческих, родных и домашних духов, приспособленные к повседневности.
Очень большой вклад в формирование мировоззрения мальчика внес его дядя по материнской линии, историк купечества и фабрикант Найденов. Он рассказывал Алексею о старой Москве, чем пробудил у него интерес к истории и народному творчеству. Поэзия народа, народные мифы, древнее слово, передающееся из уст в уста были для Ремизова глубже и интереснее, чем официальная политизированная сухая история. Большее значение для него имело развитие и сохранение души, не личностной, общечеловечесткой, даже, можно сказать, общенациональной, нежели внешней призрачной оболочки.
Ни у одного русского дореволюционного писателя не было такого количества «снов», особой сновидческой реальности, что усиливает впечатления иррациональность его творчества. В этом художественном пространстве Ремизова все происходит так, как в настоящей русской сказке, в соответствие с некими совершенно неизвестными причинно-следственными законами, - точно так же, как и в сновидениях[3]. В силу того, как замечает сам Ремизов в своем вступлении, "сказка и сон, словно брат и сестра". И точно так же, как сновидения, его сказки не имеют ни морали, ни идейного содержания, несмотря на то, что они странным и каким-то необъяснимым образом проникнуты некой жизненной философией, или же некой религиозной атмосферой, как могут заметить некоторые читатели. Ремизов также записал некоторые свои сны, которые он действительно видел. И наверняка можно сказать, что таких невероятных снов нет во всей русской литературе.
Фантасмагоричность его произведений объясняется не только богатой фантазией, развившейся у Ремизова с детства, но и его сильной близорукостью, которую его родители не сразу заметили. До 14 пет, пока подросток не начал носить очки, окружающий его мир был населен для него всевозможными чудовищами, неясными фигурами. То, что он не мог увидеть своими «подстриженными» глазами, Алексей дорисовывал в своей памяти сам. В автобиографии Подстриженными глазами (1951) Ремизов, говоря об истоках и специфических чертах своего творчества, отмечает важность идеи прапамяти («сна»), которая определяет характер построения многих его произведений: «С двух лет начинаю отчетливо помнить. Я словно проснулся и был как брошен в мир... населенный чудовищами, призрачный, со спутанной явью и сновидением, красочный и звучащий нераздельно».
В дореволюцинный период Ремизов написал несколько романов с четко выраженной социальной тенденцией («Крестовые сестры», «Неуемный бубен», оба 1910, и др.). По мнению К.Д. Муратовой: «Все творчество Ремизова отмечено явной печатью влияния Достоевского, иногда это влияние имеет характер прямого подражания. Но человек Достоевского представал перед читателем одновременно в социальном и «сущностном» планах, у Ремизова же он живет главным образом во втором, а социальный служит ему лишь фоном».[4]
Но настоящее его своеобразие раскрылось в большинстве в тех произведениях, основой которым послужили фольлор и апокрифы. Они являются, по мнению самого автора, «новую форму повести, где действующим лицом является не отдельный человек, а целая страна, время же действия – века». Однако эта «повесть», особенно когда она связана с изображением событий революции и последующей русской смуты, всегда включает в себя обширный и достоверный документальный материал и описывает реальных исторических персонажей, которые выступают под собственными именами. Так построено одно из главных произведений, созданных Ремизовым в эмиграции, – автобиографическая по материалу книга Взвихренная Русь (1927). В ней есть постоянные отсылки к поэтике житийной литературы, в которой обязательны мотивы отторжения неправедного мира, мытарства, бесприютности и духовного очищения в финале. Автор воссоздает русское лихолетье, вводя в свой рассказ тех, с кем он больше всего общался в свои последние петербургские годы, – Блока, Д.С.Мережковского, философа Л.Шестова, собственного ученика, молодого прозаика М.М.Пришвина.