— Хватит, — перебил дедушка, вставая из-за стола. — Он свое получил, и хватит.
Миша уныло слонялся по комнатам. Какой, право, скучный дом!
Стены столовой расписаны масляной краской, она потускнела местами и потрескалась: пузатое голубое море под огромной белой чайкой; ветвистые олени меж прямых, как палки, сосен; одноногие цапли; бородатые охотники в болотных сапогах, с ружьями, патронташами, перьями на шляпах и умные собаки, обнюхивавшие землю.
Над диваном — портреты дедушки и бабушки в молодости. У дедушки густые усы, бритый подбородок упирается в накрахмаленный воротничок с отогнутыми углами. Бабушка — в закрытом черном платье, с медальоном на длинной цепочке. Ее высокая прическа доходит до самой рамы.
Миша вышел во двор. Два дровокола пилили там дрова. Пила весело звенела: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь; земля вокруг козел быстро покрывалась желтой пеленой опилок.
Миша уселся на бревно возле будки и разглядывал дровоколов. Старшему на вид лет сорок. Он среднего роста, плотный, чернявый, с прилипшими к потному лбу курчавыми волосами. Второй — молодой белобрысый парень с веснушчатым лицом и выгоревшими бровями, какой-то рыхлый и нескладный.
Стараясь не привлекать их внимания, Миша засунул руку под будку и нащупал сверток. Вытащить? Он искоса посмотрел на пильщиков. Они прервали работу и сидели на поленьях. Старший свернул козью ножку, ловко вращая ее вокруг пальца, и, насыпав с ладони табак, закурил. Молодой задремал, потом открыл глаза и, зевая, проговорил:
— Спать охота!
— Спать захочешь — на бороне уснешь, — ответил старший.
Они замолчали. Во дворе стало тихо. Только куры, выбивая мелкую дробь в деревянной лоханке, пили воду, смешно закидывая вверх свои маленькие, с красными гребешками головки.
Дровоколы поднялись и начали колоть дрова. Миша незаметно вытащил сверток, развернул его. Рассматривая клинок, он увидел на одной его грани едва заметное изображение волка. На второй — скорпиона, на третьей — лилии.
Волк, скорпион и лилия…
Что это значит?
Около Миши вдруг упало полено. Он испуганно прижал кортик к груди и прикрыл его рукой.
— Отойди, малыш, а то зашибет, — сказал чернявый.
— Малышей здесь нет! — ответил Миша.
— Шустрый! — сказал чернявый. — Ты кто? Комиссаров сынок?
— Какого комиссара?
— Полевого.
— Нет. Он живет у нас.
— Дома он? — Чернявый опустил топор.
— Нет. Он к обеду приходит. Он вам нужен?
— Да нет. Мы так…
Дровоколы кончили работу. Бабушка вынесла им на тарелке хлеб, сало и водку. Они выпили. Белобрысый — молча, а чернявый со словами: «Ну, господи благослови», потом долго морщился, нюхал хлеб и в заключение крякнул: «Эх, хороша!» — и почему-то подмигнул Мише.
Они не спеша закусывали, отрезая сало аккуратными ломтиками, обгрызая и высасывая шкурку. Потом выпили по ковшу воды и ушли.
Но бабушка не уходила. Она установила на треножнике большой медный таз с длинной деревянной ручкой, подложила под него щепок и огородила от ветра кирпичами. Сейчас будет варить варенье и уже не уйдет со двора. Как быть с кортиком? Миша встал и, пряча кортик в рукаве, пошел к дому.
— Не шуми: дедушка спит, — предупредила бабушка.
— Я тихо, — ответил Миша.
Он вошел в зал и спрятал кортик под валик дивана. Как только бабушка уйдет со двора, он положит его обратно под будку. В крайнем случае — вечером, когда стемнеет.
В доме тишина. Только тикают стенные часы да жужжит муха на окне. Чем бы заняться?
Миша подошел к комнате дяди Сени. За дверью слышались покашливание, шелест бумаги. Миша открыл дверь:
— Дядя Сеня, почему моряки носят кортики?
Дядя Сеня лежал на узкой смятой койке и читал. Он посмотрел на Мишу поверх пенсне:
— Какие моряки? Какие кортики?
— Как это «какие»? Ведь только моряки носят кортики. Почему? — Миша уселся на стуле с твердым намерением не уходить до самого обеда.
— Не знаю, — нетерпеливо ответил дядя Сеня. — Форма такая… Все у тебя?
Этот вопрос означал, что Мише надо убираться вон.
— Разрешите, я немного посижу? Я буду тихо-тихо.
— Только не мешай. — Дядя Сеня углубился в книгу.
Маленькая комната у дяди Сени: кровать, книжный шкаф, на письменном столе чернильница в виде пистолета. Если нажать на курок, она открывается. Хорошо иметь такую чернильницу! Вот бы ребята в школе позавидовали!
На стенах комнаты развешаны картины и портреты. Вот Некрасов. На школьных вечерах Шурка-большой всегда декламирует Некрасова. Выйдет на сцену и говорит: «Кому на Руси жить хорошо». Сочинение Некрасова». Как будто без него не знают, что это сочинил Некрасов.
Рядом с портретом Некрасова — картина «Не ждали». Каторжанин неожиданно приходит домой. Все ошеломлены. Дочь удивленно повернула голову. Она, наверное, забыла отца. Вот его, Мишин, отец уже не вернется. Он погиб на царской каторге, и Миша его не помнит.
Сколько книг у дяди Сени! В шкафу, на шкафу, под кроватью, на столе. А почитать ничего не дает. Как будто Миша не умеет обращаться с книгами. У него в Москве своя библиотека есть. Один «Мир приключений» чего стоит!
Дядя Сеня продолжал читать, не обращая на Мишу внимания. Когда Миша выходил из комнаты, даже не посмотрел на него.
Какая скука! Хоть бы обед поскорей или варенье поспело бы! Уж пенки-то, наверное, ему достанутся. Миша подошел к окну. Большая зеленая муха с серыми крылышками то затихала, ползая по стеклу, то с громким жужжанием билась об него. Вот что! Нужно потренировать свою волю: он будет смотреть на муху и заставит себя не трогать ее.
Миша некоторое время следил за мухой. Разжужжалась! Так она, пожалуй, дедушку разбудит. Нет! Он заставит себя поймать муху, но не убьет ее, а выпустит на улицу.
Поймать муху на стекле проще простого. Раз! — и она у него в кулаке. Он осторожно разжал кулак и вытащил муху за крылышко. Она билась, пытаясь вырваться. Не уйдешь!
Миша открыл окно и задумался. Жалко выпускать муху. Только зря ловил ее. И вообще мухи распространяют заразу… Он размышлял о том, заставить ли себя выпустить муху или, наоборот, заставить себя убить ее, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял голову. Напротив стоял Генка и ухмылялся:
— Здорово, Миша!
— Здравствуй.
— Много ты мух, наловил?
— Сколько надо, столько и наловил.
— Почему на улицу не идешь?
— Не хочу.
— Врешь: не пускают.
— Много ты знаешь! Захочу — и выйду.
— Ну, захоти, захоти!
— А я не хочу захотеть.
— Не хочешь! — Генка рассмеялся. — Скажи: не можешь.
— Не могу?
— Не можешь!
— Ах, так! — Миша влез на подоконник, соскочил на улицу и очутился рядом с Генкой.
— Что, съел?
Но Генка не успел ответить. В окне появилась бабушка:
— Миша, домой сейчас же!
— Бежим! — прошептал Миша.
Они помчались по улице, юркнули в чей-то двор, пробрались в Генкин сад и спрятались в шалаше.
5. Шалаш
Генкин шалаш устроен из досок, веток и листьев, меж трех деревьев, на высоте полутора-двух саженей. Он незаметен снизу, но из него виден весь Ревск, вокзал, Десна и дорога, ведущая в деревню Носовку. В нем прохладно, пахнет сосной, и листва чуть дрожит под уходящими лучами июльского солнца.
— Как теперь домой пойдешь? — спросил Генка. — Попадет тебе от бабушки.
— А я домой вовсе не пойду, — объявил Миша.
— Как так?
— Очень просто. Зачем мне? Завтра Полевой пойдет банду Никитского ликвидировать и меня возьмет. Нужно обязательно банду ликвидировать.
Генка расхохотался:
— Кем же ты будешь в отряде? Отставной козы барабанщиком?
— Смейся, смейся, — ответил Миша. — Меня Полевой разведчиком берет, велел еще ребят подобрать, но… — он с сожалением посмотрел на Генку, — нет у нас подходящих. — Миша вздохнул. — Придется уж, видно, одному.
Генка просительно заглянул ему в глаза.
— Ну ладно, — снисходительно произнес Миша, — притащи чего-нибудь поесть и мы подумаем. Только смотри никому ни слова, это секрет.
— Ура! — закричал Генка. — Даешь разведку!
— Ну вот, — рассердился Миша, — ты уже орешь, разглашаешь тайну.
— Не буду, не буду! — зашептал Генка, сполз с дерева и исчез в саду.
В ожидании Генки Миша растянулся на дощатом полу шалаша и уткнул подбородок в кулаки. Что теперь делать? Не ночевать же на улице… Он вспомнил о кортике. Еще, пожалуй, кто-нибудь наткнется на него. Вот будет история!
Сквозь листву виден сад, низкорослые яблони, ветвистые груши, кусты малины, крыжовника. Почему на разных деревьях растут разные плоды? Ведь все это растет рядом, на одной земле.
На Мишиной руке появилась божья коровка, кругленькая, с твердым красным тельцем и черной точкой головы. Миша осторожно снял ее, положил на ладонь и произнес:
— Божья коровка, улети на небо, принеси нам хлеба.
Она раскрыла тоненькие крылышки и улетела.
Жужжит оса. Она делает круги над Мишей и, смолкнув, садится ему на ногу. Ужалит или нет? Если не шевелиться, не ужалит. Миша лежит неподвижно. Оса некоторое время ползет по его ноге и с жужжанием улетает.
Незаметный, но огромный живой мир копошится вокруг.
Муравей тащит хвоинку, и рядом с ним движется маленькая угловатая тень. Вон скачет по траве кузнечик на длинных, согнутых, точно сломанных посередине, ножках. На садовой дорожке неуклюже, боком, прыгает воробей. А за ним полусонными, жмурящимися, но внимательными глазами наблюдает кот, дремлющий на ступеньке беседки. Ветер, пробегая, колышет запах травы, аромат цветов, благоухание яблонь. Приятная истома охватывает Мишу. Он дремлет и забывает о неприятностях сегодняшнего дня.
В шалаш, запыхавшись, вскарабкался Генка. У него за пазухой большой кусок теплой, еще не доваренной говядины.
— Вот гляди, — зашептал он, — прямо из кастрюли вытащил. Там суп варился.
— С ума сошел! — ужаснулся Миша. — Ты же всех без обеда оставил.
— Ну и что ж! — Генка молодецки тряхнул головой. — Я ведь в разведчики ухожу. Пусть варят другую говядину… — и самодовольно захихикал.
Миша жевал мясо, разрывая его зубами и руками. Ну и шляпа Генка! Влетит ему от отца. Папаша у него сердитый — высокий, худой машинист с седыми усами. И мама у него не родная, а мачеха.