- Не все жены уходят: хочешь, я тебе посватаю?
- Нет, благодарю; придумайте для меня другой рожон.
- Судьба придумает! Да сохрани тебя, господи, полно накликать на себя! А лучше вот что: поедем со мной в город с визитами. Мне проходу не дают, будто я не пускаю тебя. Вице-губернаторша, Нил Андреевич, княгиня: вот бы к ней! Да уж и к бесстыжей надо заехать, к Полине Карповне, чтоб не шипела! А потом к откупщику...
- Это зачем?
- После скажу.
- Зачем, Марфенька, бабушка везет меня к откупщику - не знаешь ли?
- У него дочь невеста - помните, бабушка говорила однажды? так, верно, хочет сватать вам ее...
- Вот она сейчас и догадалась! Спрашивают тебя: везде поспеешь! - сказала бабушка. - Язык-то стал у тебя востер: сама не умею, что ли, сказать?
- Э, вот что! Хорошо... - зевая, сказал Райский, - я поеду с визитами, только с тем, чтоб и вы со мной заехали к Марку: надо и ему визит отдать.
Татьяна Марковна молчала.
- Что же вы, бабушка, молчите: заедем?
- Полно пустяки говорить: напрасно ты связался с ним, - добра не будет, с толку тебя собьет! О чем он с то6ой разговаривал?
- Он почти не разговаривал, мы поужинали и легли.
- А денег еще не просил взаймы?
- Просил.
- Ну, так и есть: ты смотри не давай!
- Да уж я дал.
- Дал! - жалостно воскликнула она.
- Вы кстати напомнили о деньгах: он просил сто рублей, а у меня было восемьдесят. Где мои деньги? Дайте, пожалуйста, надо послать ему...
- Борис Павлович! Не я ли говорила тебе, что он только и делает, что деньги занимает! Боже мой! Когда же отдаст?
- Он сказал, что не отдаст.
Она заволновалась, зашевелилась, так что кресло заходило под ней.
- Что ж это такое, говори не говори, он все свое делает! - сказала она, - из рук вон!
- Дайте же денег.
- Ты оброк, что ли,ему платишь?
Ему есть нечего!
- А ты кормить его взялся? Есть нечего! Цыгане и 6родяги всегда чужое едят: всех не накормишь! Восемьдесят рублей!
Татьяна Марковна нахмурилась.
- Нету денег! - коротко сказала она. - Не дам: если не добром, так неволей послушаешься бабушки!
- Вот деспотизм-то! - заметил Райский.
- Что ж, велеть, что ли, закладывать коляску? - спросила, помолчавши, бабушка.
- Зачем?
А с визитами ехать?
- Вы не делаете по-моему, и я не стану делать по-вашему.
- Сравнил себя со мной! Когда же курицу яйца учат! Грех; грех, сударь! Странный человек, необыкновенныйй: все свое!
- Не я,а вот вы так необыкновенная женщина!
- Чем это, батюшка, скажи на милость?
- Как чем? Не велите знакомиться, с кем я хочу, деньгами мешаете распоряжаться, как вздумаю,везете, куда мне не хочется, а куда хочется, сами не едете. Ну, к Марку не хотите, я и не приневоливаю вас, и вы меня не приневоливайте.
- Я тебя в хорошие люди везу.
- По мне, они не хорошие. s295 - Что ж, Маркушка хорош?
- Да, он мне нравятся. Живой, свободный ум, самостоятельная воля, юмор...
- Да ну его! - с досадой прибавила она, - едешь, что ли, со мной к Мамыкину?
- Это еще что за Мамыкин?
- А откупщик, у которого дочь невеста, - вмешалась Марфенька . - Поезжайте, братец: на той неделе у них большой вечер, будут звать нас, - тише прибавила она, - бабушка не поедет, нам без нее нельзя, а с вами пустят...
- Сделай бабушке удовольствие, поезжай! - прибавила Татьяна Марковна.
- А вы сделайте мне удовольствие, не зовите меня.
- Чудный, необыкновенный человек! Я ему сделай удовольствие, а он мне нет.
- Ведь под этим удовольствием кроется замысел женить меня - так ли?
- Ну, хоть бы и так: что же за беда; - я ведь счастья тебе хочу!
- Почему вы знаете, что для меня счастье - жениться на дочери какого-то Мамыкина?
- Она красавица, воспитана в самом дорогом пансионе в Москве. Одних брильянтов тысяч на восемьдесят... Тебе полезно жениться... Взял бы богатое приданое, зажил бы большим домом, у тебя бы весь город бывал, все бы раболепствовали перед тобой, поддержал бы свой род, связи... И в Петербурге не ударил бы себя в грязь... - мечтала почти про себя бабушка.
- А вот я и не хочу раболепства - это гадость! Бабушка! я думал, вы любите меня - пожелаете чего-нибудь получше, по-разумнее...
- Чего тебе: рожна, что ли, в самом деле? Я тебе добра желаю, а ты...
- Хорошо добро: ни с того ни с сего взять чужие деньги, бриллианты, да еще какую-нибудь Голендуху Парамоновну, в придачу!
- Нет, не Голевдуху, а богатую и хорошенькую невесту! Вот
что, необыкновенный человек!
- Толкать человека жениться, на ком не знаешь, на ком не
хочешь: необыкновенная женщина!
- Ну, Борюшка: не думала я, что из тебя такое чудище выйдет!
- Да не я, бабушка, а вы чудище...
- Ах! - почти в ужасе закричала Марфенька, - как это вы
смеете так называть бабушку! s296
- А она меня так назвала.
- Она постарше вас, она вам бабушка!
- А что, бабушка, - вдруг обратился он к ней, - если б я стал уговаривать вас выйти замуж?
- Марфенька! перекрести его: ты там поближе сидишь, - заметила бабушка сердито.
Марфенька засмеялась.
- Право... - шутил Райский.
- Ты буфонишь, а я дело тебе говорила, добра хотела.
- И я добра вам хочу. Вот находят на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. Век свой одна, не с кем слова перемолвить, - жалуетесь вы, - внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век - хоть бы бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перста и т. д. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас руки, вместо вас ходил бы по полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы... Право, бабушка, что бы вам...
- Полно, Борис Павлович, вздор молоть, - печально, со вздохом сказала бабушка. - Ты моложе был поумнее, вздору не молол.
Она через очки посмотрела на него.
- А Тит Никоныч так и увивается около вас, чуть на вас не молится - всегда у ваших ног! Только подайте знак - и он будет счастливейший смертный!
Марфенька не унималась от смеху. Бабушка немного покраснела.
- Вот как: и жениха нашел! - сказала она небрежно.
- Что ж, - продолжал шутить Райский, - вы живете домком, у вас водятся деньжонки, а он бездомный... вот бы и кстати...
- Так это за то, что у меня деньжонки водятся да дом есть, и надо замуж выходить: богадельня, что ли, ему достался мой дом? И дом не мой, а твой. И он сам не беден...
- А это на что похоже, что вы хотите женить меня из-за денег?
- Ты можешь понравиться девушке, и она тебе тоже: она миленькая...
- Вы с Титом Никонычем тоже друг другу нравитесь, вы тоже миленькая...
- Отвяжись ты со своим Титом Никонычем! - вспыльчиво перебила Татьяна Марковна, - я тебе добра хотела.
- И я вам тоже!
- Пустомеля, право, пустомеля: слушать тошно! Не хочешь угодить бабушке, - так как хочешь!
- А вы мне отчего не хотите угодить? Я еще не видал дочери Мамыкина и не знаю, какая она, а Тит Никоныч вам нравится, и вы сами на него смотрите как-то любовно...
- А вот еще, - перебила Марфенька, - я вам скажу, братец: когда Тит Никоныч захворает, бабушка сама...
- Ты, сударыня, что, - крикнула бабушка сердито, - молода шутить над бабушкой! Я тебя и за ухо, да в лапти: нужды нет, что большая! Он от рук отбился, вышел из повиновения: с Маркушкой связался - последнее дело! Я на него рукой махнула, а ты еще погоди, я тебя уйму! А ты, Борис Павлыч, женись, не женись - мне все равно, только отстань и вздору не мели. Я вот Тита Никоныча принимать не велю...
- Бедный Тит Никоныч! - комически, со вздохом, произнес Райский и лукаво взглянул на Марфеньку.
- Ну, вот, бабушка, наконец вы договорились до дела, до правды: "женись, не женись - как хочешь!" Давно бы так! Стало быть, и ваша и моя свадьба откладываются на неопределенное время.
- "Дело, правда!" - ворчала бабушка, - вот посмотрим, как ты проживешь!
- По-своему, бабушка.
- Хорошо ли это?
- А как же: ужели по-чужому?
- Как люди живут.
- Какие люди? Разве здесь есть люди?
В это время Василиса вошла и доложила, что гости пришли: "Колчинский барчонок..."
- Это Николай Андреевич Викентьев: проси! "Какие люди!" хоть бы вот человек: господи, не клином мир сошелся! - сказала Бережкова.
Марфенька немного покраснела и поправила платье, косынку и мельком бросила взгляд в зеркало. Райский тихонько погрозил ей пальцем; она покраснела еще сильнее.
- Что вы, братец... вы... опять... - начала она и не кончила.
Василиса пошла было и воротилась поспешно.
- Еще пришел этот... что ночевал здесь, - сказала она
Райскому, - спрашивает вас!
- Уж не Маркушка ли опять? - с ужасом спросила бабушка.
- Он и есть! - подтвердила Василиса.
- Вот это люди, так люди! - сказал Райский и поспешил к себе.
- Как обрадовался, как бросился! Нашел человека! Деньги-то не забудь взять с него назад! Да не хочет ли он трескать? я бы прислала... - крикнула ему вслед бабушка. XVII
В комнату вошел, или, вернее, вскочил - среднего роста, свежий, цветущий, красиво и крепко сложенный молодой человек, лет двадцати трех, с темно-русыми, почти каштановыми волосами, с румяными щеками и с серо-голубыми вострыми глазами, с улыбкой, показывавшей ряд белых крепких зубов. В руках у него был пучок васильков и еще что-то бережно завернутое в носовой платок. Он все это вместе со шляпой положил на стул.
- Здравствуйте, Татьяна Марковна, здравствуйте, Марфа Васильевна! - заговорил он, целуя руку у старушки, потом у Марфеньки, хотя Марфенька отдернула свою, но вышло так, что он успел дать летучий поцелуй. - Опять нельзя - какие вы!..сказал он. - Вот я принес вам...
- Что это вы пропали: вас совсем не видать? - с удивлением, даже строго, спросила Бережкова. - Шутка ли, почти три недели!
- Мне никак нельзя было, губернатор не выпускал никуда; велели дела канцелярии приводить в порядок... - говорил Викентьев так торопливо, что некоторые слова даже не договаривал.
- Пустяки, пустяки! не слушайте, бабушка: у него никаких дел нет... сам сказывал! - вмешалась Марфенька.
- Ей-богу, ах, какие вы: дела по горло было. У нас новый правитель канцелярии поступает - мы дела скрепляли, описи делали... Я пятьсот дел по листам скрепил. Даже по ночам сидели... ей-богу...
- Да не божитесь! что это у вас за привычка божиться по пустякам: грех какой! - строго остановила его Бережкова.