Она с полной отчетливостью сознавала, что, как бы романтически ни складывались ее отношения с Ральфом Хартом, в один прекрасный день он сообразит: она — всего лишь проститутка, а он — известный художник. Она живет в далекой стране, где года не проходит без какого нибудь потрясения, он — в земном раю, где жизнь человеческая от колыбели до могилы упорядочена и защищена. Он учился в лучших академиях и посещал лучшие музеи в мире, а она еле еле дотянула до аттестата зрелости. Так что, как ни хорош сон, а просыпаться рано или поздно придется, а Мария прожила на белом свете достаточно, чтобы понимать: действительность плохо вяжется с мечтами. Но теперь для нее вся отрада и заключалась в том, чтобы сказать этой самой действительности: «Я не нуждаюсь в тебе, мое счастье не зависит от того, что происходит вокруг».
«Боже, до чего же я романтична».
Целую неделю она пыталась понять, что может она сделать для того, чтобы Ральф Харт стал счастливым: ведь это он вернул ей ее достоинство и «свет», которые она считала потерянными навсегда. Но единственным способом отблагодарить его было то, что Ральф считал ее специальностью, — секс. Поскольку в «Копакабане» все обстояло обыденно и рутинно, Мария решила поискать иные источники познания.
Она посмотрела несколько порнографических фильмов, но и на этот раз не нашла в них ничего интересного — разве что почерпнула кое какие сведения относительно поз и количества партнеров. Когда фильмы не помогли, обратилась к литературе: надо будет впервые за время ее пребывания в Женеве купить книг, хоть это и непрактично, все равно ведь — прочтет да выкинет. И она отправилась в книжный магазин, который заметила еще в тот день, когда они шли по Дороге Святого Иакова, и осведомилась, есть ли там что нибудь по интересующему ее вопросу, — Еще бы! — воскликнула продавщица. — Огромное количество книг! Впечатление такое, будто людям ни до чего другого вообще нет дела. Вот специальный отдел, но помимо этого во всех романах — видите, сколько их тут? — есть по крайней мере одна сексуальная сцена. Люди думают только о сексе, если даже он спрятан в изящных любовных историях или в серьезных научных трактатах о поведении человека.
Однако Мария во всеоружии своего опыта знала, что продавщица ошибается — людям просто хочется так думать, потому что они считают, будто весь мир только тем и занят. Люди соблюдают режим, носят парики, часами сидят в косметических кабинетах или в гимнастических залах, надевают то, что подчеркивает достоинства и скрывает недостатки фигуры, тщатся высечь искру — ну и что? Наконец ложатся в постель, и продолжается это всё одиннадцать минут. Одиннадцать минут —и всё. И ничего такого, что поднимало бы в небеса, а потом пройдет еще немного времени — и никакой искрой не разжечь угасшее пламя.
Но глупо спорить с беленькой продавщицей, которая считает, будто книги могут объяснить, как устроен мир. Мария уточнила только, где находится этот специальный отдел, и обнаружила на стеллажах сколько то там книг о гомосексуалистах, лесбиянках, скабрезные мемуары каких то монахинь, какие то руководства по технике восточного секса, снабженные многочисленными иллюстрациями, на которых представлены были чрезвычайно неудобные позиции. Внимание ее привлек только один том под названием «Священный секс». По крайней мере, это что то другое.
Мария купила эту книгу, принесла ее домой, включила радио, нашла программу, всегда помогавшую ей думать (там передавали музыку негромкую и мелодичную), стала листать, разглядывая позиции, совокупляться в которых могли бы только акробаты. Текст оказался скучным.
Она достаточно разбиралась в своей профессии, чтобы знать: не все в жизни зависит от того, в какой позиции ты занимаешься любовью, а в большинстве случаев все это чередование движений происходит естественно и бездумно, само собой, как в танце. Тем не менее она попыталась сосредоточиться на чтении.
Через два часа она сделала два вывода.
Во первых: надо поужинать и бежать в «Копакабану» .
Во вторых: человек, написавший эту книгу, ничего не смыслил в предмете своего исследования, ровным счетом НИ ЧЕ ГО. Очень много теории, какие то восточные премудрости, бессмысленные ритуалы, дурацкие рекомендации. Автор предавался медитациям в Гималаях (интересно знать, где это?), увлекался йогой (об этом Мария что то слышала), изучил гору литературы, поскольку беспрерывно ссылался то на того, то на этого, но самого главного так и не понял. Секс — это не теория, не воскуряемый фимиам, не эрогенные зоны, не высокоумные и глубокомысленные рассуждения. Как может человек (автор — кажется, женщина) браться за такую тему, если даже Мария, работающая в этой сфере, толком не может в ней разобраться? Гималаи, что ли, виноваты? Или дело в неодолимом стремлении усложнять предмет, прелесть которого и состоит в простоте и страсти? Если УЖ эта тетка сумела опубликовать свою книгу (и ведь она продается!), то не подумать ли всерьез и Марии о том, чтобы вернуться к рукописи «Одиннадцать минут»? В ней, по крайней мере, не будет фальши — она всего лишь расскажет свою историю как есть, без прикрас.
Но, во первых, некогда, а во вторых, не интересно. Ей надо собрать всю свою энергию, чтобы сделать счастливым Ральфа Харта и научиться управлять фазендой.
Жизнь порой бывает удивительно скупа — целыми днями, неделями, месяцами, годами не получает человек ни единого нового ощущения. А потом он приоткрывает дверь — и на него обрушивается целая лавина. Именно так случилось у Марии с Ральфом Хартом. Минуту назад не было ничего, а в следующую минуту — столько, сколько ты и принять не можешь.
Запись в дневнике Марии, сделанная сразу после того, как она отбросила скучную книгу: Я встретила мужчину и влюбилась в него. Я позволила себе эту слабость по одной простой причине —я ничего не жду и ни на что не надеюсь. Знаю — через три месяц, а буду далеко отсюда и он станет для меня воспоминанием, но без любви больше жить не могу, я и так уже на пределе.
Пишу для Ральфа Харта — так зовут этого мужчину. Я не уверена, что он еще раз придет в заведение, где я работаю, но, даже если придет, впервые в жизни от этого ничего не изменится. Мне достаточно любить его, мысленно быть с ним рядом и украшать этот прекрасный город его лаской, его словами, отзвуком его шагов… Когда я уеду из Швейцарии, он обретет облик, имя, я вспомню, как пылали дрова в камине. Все, что я пережила здесь, все тяготы, через которые мне пришлось пройти, никогда не станут вровень с этим воспоминанием, даже близко к нему не подойдут.
Мне хочется сделать для него то, что он сделал для меня. Я долго думала и поняла, что в то кафе зашла не случайно — самые важные встречи устраивают души, еще прежде, чем встретятся телесные оболочки.
Как правило, эти встречи происходят в тот миг, когда мы доходим до предела, когда испытываем потребность умереть и возродиться. Встречи ждут нас — но как часто мы сами уклоняемся от них! И когда мы приходим в отчаяние, поняв, что нам нечего терять, или наоборот — чересчур радуемся жизни, проявляется неизведанное и наша галактика меняет орбиту.
Все умеют любить, ибо получают этот дар при рождении. Кое кто распоряжается им довольно искусно, большинству приходится учиться заново, воскрешая в памяти приемы и навыки, но все —все без исключения! —должны перегореть в пламени былых страстей, воскресить былые радости и горести, падения и подъемы — и так до тех пор, пока не нащупают путеводную нить, таящуюся за каждой новой встречей… Да, эта нить существует.
И вот тогда плоти станет внятен язык души. Это и называется словом «секс», это я и смогу дать человеку, вернувшему меня к жизни, хотя он даже не подозревает, сколь важна была его роль в моей судьбе. Он просит меня об этом; он это получит; я хочу, чтобы он был счастлив.
* * *
Через два часа после того, как сделала Мария последнюю запись в дневнике, Милан, чуть успела она перешагнуть порог «Копакабаны», сказал: — Стало быть, ты была с этим художником.
Надо полагать, Ральф посещал это заведение — Мария поняла это, когда он, обнаружив отличное знакомство с местными обычаями, заплатил втрое, причем не осведомился, сколько будет стоить ночь.
В ответ Мария только кивнула, напустив на себя таинственный вид, но Милан не обратил на это ни малейшего внимания, ибо знал здешнюю жизнь лучше, чем она.
— Думаю, ты уже годишься для следующего шага. Есть тут один особый клиент, который всегда осведомляется о тебе. Я отвечал, что у тебя, мол, еще опыта мало, и он мне верил. Но, пожалуй, пришло время попробовать.
«Особый клиент»?
— А художник при чем?
— Да при том, что он тоже — особый клиент. Значит, все, что она делала, Ральф Харт уже испытал с кем нибудь из других девиц? Мария закусила губу и промолчала: не она ли записала в дневнике, что прожила прекрасную неделю?!
— И с этим новым надо будет сделать то, что мы делали с художником?
— Что вы делали с художником, я не знаю, но если сегодня тебя захотят угостить — откажись. Особые клиенты лучше платят, так что в накладе не останешься.
Все в этот вечер шло своим чередом — девицы из Таиланда, как всегда, сели вместе, у колумбиек был обычный всепонимающий вид, три бразильянки (и Мария среди них) притворялись, что погружены в свои мысли и нет на свете ничего такого, что могло бы их заинтересовать или удивить. Были еще австриячка, две немки, а прочий контингент составляли приезжие из Восточной Европы — все как на подбор высокие, красивые, белокурые: славянки почему то всегда раньше других выходили замуж. Появились посетители — русские, швейцарцы, немцы: всё люди преуспевающие и способные заплатить за самых дорогих проституток в одном из самых дорогих городов мира. Кое кто направлялся и к ее столику, но она переводила взгляд на Милана, а тот еле заметно качал головой. Мария была довольна: может быть, сегодня и не придется ложиться в постель, ощущать чужой запах, принимать душ в ванной комнате, где порой бывало чересчур прохладно. Ей хотелось совсем другого — научить пресытившегося человека, как надо заниматься… нет, не сексом, а любовью. И по здравом размышлении она решила, что никто, кроме нее, не сумеет придумать историю настоящего.