Я упал перед ней на колени и заплакал:
- Я устал, я весь изломан. Исцели меня. Ты должна сделать чудо.
Она побледнела и заторопилась:
- Встаньте. Не надо... Я люблю вас и принесу вам всю мою жизнь. Мы будем счастливы.
- У меня было прошлое. У меня была женщина.
- Мне нет дела до твоего прошлого. Если ты пришел ко мне - у тебя не было счастья.
Она смотрела вдаль мягким задумчивым взглядом и повторяла, в то время как я осыпал поцелуями дорогие для меня ноги на низких каблуках: - Не надо, не надо!
Через неделю я, молодой, переродившийся, вез ее к себе в город, где жил, - с целью сделать своей рабой, владычицей, хозяйкой, любовницей и женой.
Тихие слезы умиления накипали у меня на глазах, когда я мимолетно кидал взгляд на ее милое загорелое личико, простенькую шляпку с голубым бантом и серое платье, простое и трогательное.
Мы уже миновали задумчивые, зеленые поля и въехали в шумный, громадный город.
- Она здесь? - неожиданно спросила меня моя спутница.
- Кто - она?
- Эта... твоя.
- Зачем ты меня это спрашиваешь?
- Вдруг вы будете с ней встречаться.
- Милая! Раньше ты этого не говорила. И потом - это невозможно. Я ведь сам от нее ушел.
- Ах, мне кажется, это все равно. Зачем ты так посмотрел на эту высокую женщину?
- Да так просто.
- Так. Но ведь ты мог смотреть на меня!
Она сразу стала угрюмой, и я, чтобы рассеять ее, предложил ей посмотреть магазины.
- Зайдем в этот. Мне нужно купить воротничков.
- Зайдем. И мне нужно кое-что.
В магазине она спросила:
- У вас есть маленькие кружевные зонтики?
Я побледнел.
- Милая... зачем? Они так неудобны... лучше большой.
- Большой - что ты говоришь! Кто же здесь, в городе, носит большие зонтики! Это не деревня. Послушайте. У вас есть подвязки, такие, знаете, с машинками. Потом ботинки на пуговицах и на высоких каблуках... не те, выше, еще выше.
Я сидел молчаливый, с сильно бьющимся сердцем и страдальчески искаженным лицом и наблюдал, как постепенно гасли косые красные лучи заходящего солнца, как спадал с плеч уютный пуховый платок, как вырастала изгородь из хрупких кружевных зонтиков и как на ней причудливыми гирляндами висели панталоны из кружев и бантов... А на тихой, дремлющей вдали и осененной ветлами усадьбе резко вырисовывалась вывеска с тремя странными словами:
Modes et robes*
Девушка отошла от изгороди и - умерла.