Ночь прошла скверно. Я видел сны, - много тяжелых и затейливых снов. Меня мучила жажда. Я просыпался, пил воду и засыпал снова, преследуемый нашествием мыслей, утомительных, как неправильная задача с ускользнувшей ошибкой. Это были расчеты чувств между собой после события, расстроившего их естественное течение.
В девять часов утра я был на ногах и поехал к Филатру в наемном автомобиле. Только с ним мог и говорить о делах этой ночи, и мне было необходимо, существенно важно знать, что думает он о таком повороте "трещины на стекле".
ГЛАВА VI
Хотя было рано, Филатр заставил ждать себя очень недолго. Через три минуты, как Я сел в его кабинете, он вошел, уже одетый к выходу, и предупредил, - что должен быть к десяти часам в госпитале. Тотчас он обратил внимание на мой вид, сказав:
- Мне кажется, что с вами что-то произошло!
- Между конторой Угольного синдиката и углом набережной, - сказал я, - стоит замечательное парусное судно. Я увидел его ночью, когда мы расстались. Название этого корабля - "Бегущая по волнам"
- Как! - сказал Филатр, изумленный более, чем даже я ожидал - Это не шутка?! Но... позБольте. Ничего, я слушаю вас.
- Оно стоит и теперь.
Мы взглянули друг на друга и некоторое время сидели молча. Филатр опустил глаза, медленно приподняв брови; по выразительному его лицу прошел нервный ток. Он снова посмотрел на меня.
- Да, это бьет, - заметил он. - Но есть продолжение, конечно?
Предупреждая его невысказанное подозрение, что я мог видеть "Бегущую по волнам" раньше, чем пришел вчера к Стерсу, я сказал о том отрицательно и передал разговор с Гезом.
- Вы согласитесь, - прибавил я при конце своего рассказа, - что у меня могло быть только это желание. Никакое иное действие не подходит. По-видимому, я должен ехать, если не хочу остаться на всю жизнь с беспомощным и глупым раскаянием.
- Да, - сказал Филатр, протягивая сигару в воздух к воображаемой пепельнице. - Все так, положение, как ни верти, щекотливое. Впрочем, это - часто вопрос денег Мне кажется, я вам помогу. Дело в том, что я лечил жену Брауна, когда, по мнению других врачей, не было уже смысла ее лечить. Назло им или из любезности ко мне, но она спаслась. Как я вижу, Гез ссылается на Брауна, сам будучи против вас, и это верная примета, что Браун сошлется на Геза. Поэтому я попрошу вас передать Брауну письмо, которое сейчас и на пишу.
Договаривая последние слова, Филатр быстро уселся за стол и взял перо
- С трудом соображаю, что писать, - сказал он, оборачиваясь ко мне виском и краем глаза.
Он потер лоб и начал писать, произнося написанное вслух по мере того, как оно заполняло лист бумаги.
- Заметьте, - сказал Филатр, останавливаясь, - что Браун - человек дела, выгоды, далекий от нас с вами, и все, что, по его мнению, напоминает причуду, тотчас замыкает его. Теперь дальше "Когда-то, в счастливый для вас и меня день, вы сказали, что исполните мое любое желание. От всей души я надеялся, что такая минута не наступит; затруднить вас я считал непростительным эгоизмом. Однако случилось, что мой пациент и родственник..."
Эта дипломатическая неточность или, короче говоря; безвредная ложь, надеюсь, не имеет значения? - спросил Филатр; затем продолжал писать и читать: - "родственник, Томас Гарвей, вручитель сего письма, нуждается в путешествии на обыкновенном парусном судне. Это ему полезно и необходимо после болезни. Подробности он сообщит лично. Как я его понял, он не прочь был бы сделать рейс-другой в каюте..."
- Как странно произносить эти слова, - перебил себя Филатр. - А я их даже пишу: "каюте корабля "Бегущая по волнам", который принадлежит вам. Вы крайне обяжете меня содействием Гарвею. Надеюсь, что здоровье вашей глубоко симпатичной супруги продолжает не внушать беспокойства. Прошу вас..."
- ..и так далее, - прикончил Филатр, покрывая конверт размашистыми строками адреса.
Он вручил мне письмо и пересел рядом со мной. Пока он писал, меня начал мучить страх, что судно Геза ушло.
- Простите, Филатр, - сказал я, объяснив ему это - Нетерпение мое велико!
Я встал. Пристально, с глубокой задумчивостью смотря на меня, встал и доктор. Он сделал рукой полуудерживающий жест, коснувшись моего плеча;
медленно отвел руку, начал ходить по комнате, остановился у стола, рассеянно опустил взгляд и потер руки.
258
- Как будто следует нам еще что-то сказать друг другу, не правда ли?
- Да, но что? - ответил я. - Я не знаю. Я, как вы, любитель догадываться. Заниматься этим теперь было бы то же, что рисовать в темноте с натуры.
- Вы правы, к сожалению. Да. Со мной никогда не было ничего подобного. Уверяю вас, я встревожен и поглощен всем этим. Но вы напишете мне с дороги? Я узнаю, что произошло с вами?
Я обещал ему и прибавил:
- А не уложите ли и вы свой чемодан, Филатр?! Вместе со мной?!
Филатр развел руками и улыбнулся.
-- Это заманчиво, - сказал он, - но .. но... но . - Его взгляд одно мгновение задержался на небольшом портрете, стоявшем среди бронзовых вещиц письменного стола. Только теперь увидел и я этот портрет - фотографию красивой молодой женщины, смотрящей в упор, чуть наклонив голову.
- Ничто не вознаградит меня, - сказал Филатр, закуривая и резко бросая спичку. - Как ни своеобразен, как ни аскетичен, по-своему, конечно, ваш внутренний мир, - вы, дорогой Гарвей, хотите увидеть смеющееся лицо счастья. Не отрицайте. Но на этой дороге я не получу ничего, потому что мое желание не может быть выполнено никем. Оно просто и точно, но оно не сбудется никогда. Я вылечил много людей, но не сумел вылечить свою жену. Она жива, но все равно, что умерла. Это ее портрет. Она не вернется сюда. Все остальное не имеет для меня никакого смысла.
Сказав так и предупреждая мои слова, даже мое молчание, которые, при всей их искренности, должны были только затруднить этот внезапный момент взгляда на открывшееся чужое сердце, Филатр позвонил и сказал слуге, чтобы подали экипаж. Не прощаясь окончательно, мы условились, что я сообщу ему о посещении мной Брауна.
Мы вышли вместе и расстались у подъезда. Вспрыгнув на сиденье, Филатр отъехал и обернулся, крикнув:
- Да, я этим не... - Остальное я не расслышал.
ГЛАВА VII
Контора Брауна "Арматор и Груз", как большинство контор такого типа, помещалась на набережной, очень недалеко, так что не стоило брать автомобиль. Я отпустил Шофера и, едва вошел в гавань, бросил тревожный взгляд к молу, где видел вчера "Бегущую по волнам". Хотя она была теперь сравнительно далеко от меня, я немедленно увидел ее мачты и буг-шприт на том же месте, где они были ночью. Я испытал полное облегчение.
День был горяч, душен, как воздух над раскаленной плитой. Несколько утомись, я задержал шаг и вошел под полотняный навес портовой таверны утолить жажду.
Среди немногих посетителей я увидел взволнованного матроса, который, размахивая забытым, в возбуждении, стаканом вина и не раз собираясь его выпить, но опять забывая, крепил свою речь резкой жестикуляцией, обращаясь к компании моряков, занимавших угловой стол. Пока я задерживался у стойки, стукнуло мне в слух слово "Гез", отчего я, также забыв свой стакан, немедленно повернулся и вслушался.
- Я его не забуду, - говорил матрос -Я плаваю двадцать лет. Я видел столько капитанов, что если их сразу сюда впустить, не хватит места всем стать на одной ноге. Я понимаю так, что Гез сущий дьявол. Не приведи бог служить под его командой. Если ему кто не понравится, он вымотает из него все жилы. Я вам скажу: это бешеный человек. Однажды он так хватил плотника по уху, что тот обмер и не мог встать более часа: только стонал. Мне самому попало; больше за мои ответы. Я отвечать люблю так, чтобы человек весь позеленел, а придраться не мог. Но пусть он бешеный, это еще с полгоря. Он вредный, мерзавец. Ничего не угадаешь по его роже, когда он подзывает тебя. Может быть, даст стакан водки, а может быть - собьет с ног. Это у него - вдруг. Бывает, что говорит тихо и разумно, как человек, но если не так взглянул или промолчал - "понимай, мол, как знаешь, отчего я молчу" - и готово. Мы все измучились и сообща решили уйти. Ходит слух,
что уж не первый раз команда бросала его посреди рейса. Что же?! На его век дураков хватит!
Он умолк, оставшись с открытым ртом и смотря на свой стакан в злобном недоумении, как будто видел там ненавистного капитана; потом разом осушил стакан и стал сердито набивать трубку. Все это касалось меня.
- О каком Гезе вы говорите? - спросил я. - Не о том ли, чье судно называется "Бегущая по волнам"?
- Он самый, сударь, - ответил матрос, тревожно посмотрев мне в лицо. - Вы, значит, знаете, что это за человек, если только он человек, а не бешеная собака!
- Я
слышал о нем, - сказал я, поддерживая разговор с целью узнать как можно больше о человеке, в обществе которого намеревался пробыть неопределенное время. - Но я не встречался с ним. Действительно ли он изверг и негодяй?
- Совершенная... - начал матрос, поперхнувшись и побагровев, с торжественной медленностью присяги, должно быть, намереваясь прибавить - "истина", как за моей спиной, перебивая ответ матроса, вылетел неожиданный, резкий возглас: "Чепуха!" Человек подошел к нам. Это был тоже матрос, опрятно одетый, грубого и толкового вида.
- Совершенная чепуха, - сказал он, обращаясь ко мне, но смотря на первого матроса. - Я не знаю, какое вам дело до капитана Геза, но я - а вы видите, что я не начальство, что я такой же матрос, как этот горлан, - он презрительно уставил взгляд в лицо опешившему оратор - и я утверждаю, что капитан Гез, во-первых, настоящий моряк, а во-вторых, отличнейший и добрейшей души человек. Я служил у него с января по апрель. Почему я ушел - это мое дело, и Гез в том не виноват. Мы сделали два рейса в Гор-Сайн. Из всей команды он не сказал никому дурного слова, а наш брат - что там вилять - сами знаете, народ пестрый. Теперь этот человек говорит, что Гез избил плотника. Из остальных сделал котлеты. Кто же поверит этакому вранью? Мы получали порцион лучший, чем на военных судах. По воскресеньям нам выдавали бутылку виски на троих. Боцману и скорому на расправу Бутлеру, старшему помощнику, капитан при мне задал здоровенный нагоняй за то, что тот погрозил повару кулаком. Тогда же Бутлер сказал: "Черт вас поймет!" Капитан Гез собирал нас, бывало, и читал вслух такие истории, о каких мы никогда не слыхивали. И если промеж нас случалась ссора, Гез говорил одно: "Будьте добры друг к другу. От зла происходит зло".