Трофимов . Вы знаете, я сочувствую всей душой.
Любовь Андреевна . Но надо иначе, иначе это сказать… (Вынимает платок, на пол падает телеграмма.) У меня сегодня тяжело на душе, вы не можете себе представить. Здесь мне шумно, дрожит душа от каждого звука, я вся дрожу, а уйти к себе не могу, мне одной в тишине страшно. Не осуждайте меня, Петя… Я вас люблю, как родного. Я охотно бы отдала за вас Аню, клянусь, вам, только, голубчик, надо же учиться, надо курс кончить. Вы ничего не делаете, только судьба бросает вас с места на место, так это странно… Не правда ли? Да? И надо же что‑нибудь с бородой сделать, чтобы она росла как‑нибудь… (Смеется) . Смешной вы!
Трофимов (поднимает телеграмму) . Я не желаю быть красавцем.
Любовь Андреевна . Это из Парижа телеграмма. Каждый день получаю… И вчера и сегодня. Этот дикий человек опять заболел, опять с ним нехорошо… Он просит прощения, умоляет приехать, и по‑настоящему мне следовало бы съездить в Париж, побыть возле него. У вас, Петя, строгое лицо, но что же делать, голубчик мой, что мне делать, он болен, он одинок, несчастлив, а кто там поглядит за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя лекарство? И что ж тут скрывать или молчать, я люблю его, это ясно. Люблю, люблю… Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу. (Жмет Трофимову руку.) Не думайте дурно, Петя, не говорите мне ничего, не говорите…
Трофимов (сквозь слезы) . Простите за откровенность, бога ради: ведь он обобрал вас!
Любовь Андреевна . Нет, нет, нет, не надо говорить так… (Закрывает уши.)
Трофимов . Ведь он негодяй, только вы одна не знаете этого! Он мелкий негодяй, ничтожество…
Любовь Андреевна (рассердившись, но сдержанно) . Вам двадцать шесть лет или двадцать семь, а вы все еще гимназист второго класса!
Трофимов . Пусть!
Любовь Андреевна . Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить… надо влюбляться! (Сердито.) Да, да! И у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной чудак, урод…
Трофимов (в ужасе) . Что она говорит!
Любовь Андреевна . «Я выше любви!» Вы не выше любви, а просто, как вот говорит наш Фирс, вы недотепа. В ваши годы не иметь любовницы!..
Трофимов (в ужасе) . Это ужасно! Что она говорит?! (Идет быстро в залу, схватив себя за голову.) Это ужасно… Не могу, я уйду… (Уходит, но тотчас же возвращается) . Между нами все кончено! (Уходит в переднюю.)
Любовь Андреевна (кричит вслед) . Петя, погодите! Смешной человек, я пошутила! Петя!
Слышно, как в передней кто‑то быстро идет по лестнице и вдруг с грохотом падает вниз. Аня и Варя вскрикивают, но тотчас же слышится смех.
Что там такое?
Вбегает Аня.
Аня (смеясь) . Петя с лестницы упал! (Убегает.)
Любовь Андреевна . Какой чудак этот Петя…
Начальник станции останавливается среди залы и читает «Грешницу» А. Толстого. Его слушают, но едва он прочел несколько строк, как из передней доносятся звуки вальса, и чтение обрывается. Все танцуют. Проходят из передней Трофимов, Аня, Варя и Любовь Андреевна.
Ну, Петя… ну, чистая душа… я прощения прошу… Пойдемте танцевать… (Танцует с Петей.)
Аня и Варя танцуют. Фирс входит, ставит свою палку около боковой двери. Яша тоже вошел из гостиной, смотрит на танцы.
Яша . Что, дедушка?
Фирс . Нездоровится. Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником и начальником станции, да и те не в охотку идут. Что‑то ослабел я. Барин покойный, дедушка, всех сургучом пользовал, от всех болезней. Я сургуч принимаю каждый день уже лет двадцать, а то и больше; может, я от него и жив.
Яша . Надоел ты, дед. (Зевает.) Хоть бы ты поскорее подох.
Фирс . Эх ты… недотепа! (Бормочет.)
Трофимов и Любовь Андреевна танцуют в зале, потом в гостиной.
Любовь Андреевна . Merci. Я посижу… (Садится.) Устала.
Входит Аня.
Аня (взволнованно) . А сейчас на кухне какой‑то человек говорил, что вишневый сад уже продан сегодня.
Любовь Андреевна . Кому продан?
Аня . Не сказал, кому. Ушел. (Танцует с Трофимовым.)
Оба уходят в залу.
Яша . Это там какой‑то старик болтал. Чужой.
Фирс . А Леонида Андреича еще нет, не приехал. Пальто на нем легкое, демисезон, того гляди, простудится. Эх, молодо‑зелено!
Любовь Андреевна . Я сейчас умру. Подите, Яша, узнайте, кому продано.
Яша . Да он давно ушел, старик‑то. (Смеется.)
Любовь Андреевна (с легкой досадой) . Ну, чему вы смеетесь? Чему рады?
Яша . Очень уж Епиходов смешной. Пустой человек. Двадцать два несчастья.
Любовь Андреевна . Фирс, если продадут имение, то куда ты пойдешь?
Фирс . Куда прикажете, туда и пойду.
Любовь Андреевна . Отчего у тебя лицо такое? Ты нездоров? Шел бы, знаешь, спать…
Фирс . Да… (С усмешкой.) Я уйду спать, а без меня тут кто подаст, кто распорядится? Один на весь дом.
Яша (Любовь Андреевне) . Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой, будьте так добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно. (Оглядываясь, вполголоса.) Что ж там говорить, вы сами видите, страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова. Возьмите меня с собой, будьте так добры!
Входит Пищик.
Пищик . Позвольте просить вас… на вальсишку, прекраснейшая… (Любовь Андреевна идет с ним.) Очаровательная, все‑таки сто восемьдесят рубликов я возьму у вас… Возьму… (Танцует.) Сто восемьдесят рубликов…
Перешли в зал.
Яша (тихо напевает) . «Поймешь ли ты души моей волненье…»
В зале фигура в сером цилиндре и клетчатых панталонах машет руками и прыгает; крики: «Браво, Шарлотта Ивановна!»
Дуняша (остановилась, чтобы попудриться) . Барышня велит мне танцевать – кавалеров много, а дам мало, – а у меня от танцев кружится голова, сердце бьется. Фирс Николаевич, а сейчас чиновник с почты такое мне сказал, что у меня дыхание захватило.
Музыка стихает.
Фирс . Что же он тебе сказал?
Дуняша . Вы, говорит, как цветок.
Яша (зевает) . Невежество… (Уходит.)
Дуняша . Как цветок… Я такая деликатная девушка, ужасно люблю нежные слова.
Фирс . Закрутишься ты.
Входит Епиходов.
Епиходов . Вы, Авдотья Федоровна, не желаете меня видеть… как будто я какое насекомое. (Вздыхает.) Эх, жизнь!
Дуняша . Что вам угодно?
Епиходов . Несомненно, может, вы и правы. (Вздыхает.) Но, конечно, если взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, совершенно привели меня в состояние духа. Я знаю свою фортуну, каждый день со мной случается какое‑нибудь несчастье, и к этому я давно уже привык, так что с улыбкой гляжу на свою судьбу. Вы дали мне слово, и хотя я…
Дуняша . Прошу вас, после поговорим, а теперь оставьте меня в покое. Теперь я мечтаю. (Играет веером.)
Епиходов . У меня несчастье каждый день, и я, позволю себе так выразиться, только улыбаюсь, даже смеюсь.
Входит из залы Варя.
Варя . Ты все еще не ушел, Семен? Какой же ты, право, неуважительный человек. (Дуняше.) Ступай отсюда, Дуняша. (Епиходову.) То на бильярде играешь и кий сломал, то по гостиной расхаживаешь, как гость.
Епиходов . С меня взыскивать, позвольте вам выразиться, вы не можете.
Варя . Я не взыскиваю с тебя, а говорю. Только и знаешь, что ходишь с места на место, а делом не занимаешься. Конторщика держим, а неизвестно – для чего.
Епиходов (обиженно) . Работаю ли я, хожу ли, кушаю ли, играю ли на бильярде, про то могут рассуждать только люди понимающие и старшие.
Варя . Ты смеешь мне говорить это! (Вспылив.) Ты смеешь? Значит, я ничего не понимаю? Убирайся же вон отсюда! Сию минуту!
Епиходов (струсив) . Прошу вас выражаться деликатным способом.
Варя (выйдя из себя) . Сию же минуту вон отсюда! Вон!
Он идет к двери, она за ним.
Двадцать два несчастья! Чтобы духу твоего здесь не было! Чтобы глаза мои тебя не видели!
Епиходов вышел; за дверью его голос: «Я на вас буду жаловаться».
А, ты назад идешь? (Хватает палку, оставленную около двери Фирсом.) Иди… Иди… Иди, я тебе покажу… А, ты идешь? Идешь? Так вот же тебе… (Замахивается.)
В это время входит Лопахин.
Лопахин . Покорнейше благодарю.
Варя (сердито и насмешливо) . Виновата!
Лопахин . Ничего‑с. Покорно благодарю за приятное угощение.
Варя . Не стоит благодарности. (Отходит, потом оглядывается и спрашивает мягко.) Я вас не ушибла?
Лопахин . Нет, ничего. Шишка, однако, вскочит огромная.
Голоса в зале: «Лопахин приехал! Ермолай Алексеич!»
Пищик . Видом видать, слыхом слыхать… (Целуется с Лопахиным.) Коньячком от тебя попахивает, милый мой, душа моя. А мы тут тоже веселимся.
Входит Любовь Андреевна.
Любовь Андреевна . Это вы, Ермолай Алексеич? Отчего так долго? Где Леонид?
Лопахин . Леонид Андреич со мной приехал, он идет…
Любовь Андреевна (волнуясь) . Ну что? Были торги? Говорите же!
Лопахин (сконфуженно, боясь обнаружить свою радость) . Торги кончились к четырем часам… Мы к поезду опоздали, пришлось ждать до половины десятого. (Тяжело вздохнув.) Уф! У меня немножко голова кружится…
Входит Гаев; в правой руке у него покупки, левой он утирает слезы.
Любовь Андреевна . Леня, что? Леня, ну? (Нетерпеливо, со слезами.) Скорей же, бога ради…
Гаев (ничего ей не отвечает, только машет рукой; Фирсу, плача) . Вот возьми… Тут анчоусы, керченские сельди… Я сегодня ничего не ел… Столько я выстрадал!