И вот тут-то Рябов дал на полную железку:
- На Заячьем острове, близ правого берега Невы, в мае 1703 года заложили по чертежу Петра I Петропавловскую крепость. Около этой крепости на болотистых берегах Невы Петр решил основать новую столицу государства.
И думал он:
- вдруг завыл Рябов стихами, -
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Так писал Пушкин об основании Петербурга в своей поэме "Медный всадник". Новая столица была основана в 1703 году и названа городом Петра - Петербургом. Позже она стала называться Санкт-Петербургом или просто Петербургом. "Санкт" - означает святой. Точный перевод названия "Санкт-Петербург" - святой Петра город.
- Отлично, Рябов, - сказал Сергей Яковлевич. - У вас будут еще вопросы, Нина Романовна? Нет? Садись, Рябов.
Когда же Рябов бодрым солдатским шагом прошел к своему месту, началось самое главное. Сергей Яковлевич стал возбужденно ходить по классу, поворачиваясь то к одному, то к другому ученику, и быстро говорил:
- Смирнова, детальку про Суворова?
- Суворов очень любил простую солдатскую пищу, - сказала Смирнова. - Особенно гречневую кашу...
- Кулакова?
- Где проходит огонь, там пройдет и солдат. - Она, по-моему, улыбнулась Сергею Яковлевичу. Эти девчонки из-за него готовы были идти на эшафот.
- Матвеева?..
- "Русак не трусак!"
- Коршунов?
- "Вы - орлы, вы - чудо-богатыри!" - так любил говорить солдатам Суворов.
Ребята рвались отвечать, каждому хотелось легко и просто отличиться, каждому охота была покрасоваться, сказал три или четыре слова - и сразу в умниках... А Сергей Яковлевич улыбался, урок проходил на славу... Он был как ловкий кукольник: дернет за веревочку, кукла вскакивает и говорит именно то, что надо кукольнику...
И тут он тыкнул в меня, и я вскочил, и все стали смотреть мне в рот, и эта представительница. А у меня в голове вдруг неизвестно откуда стала вертеться фраза: "Ненавистница футбола". Я даже испугался, что она у меня сама по себе выскочит и обидит ее, потому что, может быть, если бы под моими окнами каждый день играли в футбол, так я бы тоже таким голосом заговорил, как громкоговоритель, или завыл бы сиреной, как "скорая помощь"...
- Ну? - Сергей Яковлевич посмотрел на меня жалобными глазами: мол, не подведи, эксперимент погубишь.
Я хотел сказать, что я не могу так, что мне надо подумать, но в этот момент я вспомнил поговорку, вроде бы суворовскую: "Смелого штык не берет, смелого пуля боится"; я уже приготовился ею выстрелить в историка, только мне показались эти слова до обидного несправедливыми. Сколько храбрых людей погибло, а здесь вдруг такая поговорка. И Суворов, конечно, ее никогда не придумывал...
- Суворов, - сказал я. - Суворов... - В голове завертелось, и я напрочь забыл все про Суворова; если бы меня сейчас спросили, кто такой Суворов, то я бы вообще ничего не ответил или сказал бы какую-нибудь чушь. И тут я вспомнил такую картинку: в большой железной клетке везут человека - это Пугачев... А рядом гарцует на коне офицер - это Суворов, и я сказал: - Суворов привез в железной клетке Пугачева. - Потом мне этого показалось мало, и я добавил: - Чтобы казнить его на Лобном месте в Москве...
В классе наступила мертвая тишина, будто я сказал что-то ужасное, будто я оклеветал великого полководца и все теперь не знают, как им поступить со мной.
Первым нашелся Сергей Яковлевич.
- Так, - сказал он. - Этот случай был в жизни Суворова... Мрачный случай... Он потом переживал его всю жизнь... История наша не любит фальсификаций... Суворов тогда был молод, неопытен... Так. Ну а что ты еще знаешь о Суворове? О полководце Суворове, народном герое, гордости русского народа?..
Я промолчал. Не хотелось почему-то ничего говорить, язык перестал ворочаться, и я забыл все буквы и разучился складывать их в слова.
- О походе через Альпы?
- ...
- О взятии Измаила?
- ...
- О взятии Константинополя?
- ...
- Я вынужден буду тебе поставить двойку, - сказал Сергей Яковлевич, четким шагом подошел к учительскому столу и влепил мне двойку.
И наше звено благодаря мне шарахнулось на последнее место. Я покосился на представительницу, она что-то писала в толстую тетрадь. Потом подняла глаза, и наши взгляды встретились.
По-моему, она меня узнала, потому что на секунду превратилась в "ненавистницу футбола". А когда проходила мимо меня, даже укоризненно покачала головой. Определенно узнала. Теперь разнесет по всему двору. Но это все было ерундой по сравнению с тем, что случилось дальше...
Не успела захлопнуться дверь за Сергеем Яковлевичем и его спутницей, как Иван подскочил ко мне и, еле сдерживаясь, почти закричал:
- Ну, что ты скажешь в свое оправдание?
- Иван, ты потише можешь? - попросил я. - Я тебе потом все объясню.
- Ах, какой нежный, он боится огласки! - снова в полный голос сказал Иван. - Размазня... Всех подвел.
Глаза у него стали какие-то чужие и даже потеряли свой цвет. Обычно они у него, как у Тошки, синие, а тут как-то побелели.
- Да брось, Иван, - сказал я. - Да я... да я... завтра исправлю двойку. Иван, я же не хотел. - Я захохотал, решил превратить все в шутку. - Ты же не знаешь самого главного... Эта представительница из академии, Нина Романовна, из нашего дома... Страшная женщина, она все время нас гоняет, потому что мы под ее окнами играем в футбол. Ну, я как увидел ее, испугался, решил: сейчас она на мне отыграется, и все сразу из головы выскочило. Ты не знаешь этой женщины... - Хохотал прямо до слез, а он смотрел на меня по-прежнему чужими глазами и совсем не смеялся.
- Слушай, малютка Сократик, ты просто дурачок какой-то, - сказал Иван.
Честно, этого я не ожидал. Зачем он так унижает меня? Подошел бы и высказал все потихоньку, а то орет на весь класс. Он бы еще на всю школу заорал. А тем временем все наши столпились вокруг нас, и даже кое-кто из чужих, и в первых рядах, конечно, торчала шарообразная голова вездесущего Рябова. И все уставились на меня, и те, кто собирался выйти в коридор, повернули оглобли обратно. Интересно, неразлучные друзья и вдруг крики и драка.
- И не подумаю исправлять, - сказал я.
А все-все смотрели на меня. Тошка, та прямо развернулась в мою сторону. Против ее Ивана, ах, ах, ах!
- Нет, вы слышите? - возмутился Иван. - Вы все слышали?.. Ничего, мы тебя проучим...
- Но ведь я правду сказал про Суворова, а он придрался, - сказал я.
- Ну и что? - ответил Иван. - Кто тебя за язык тянул при посторонних?
- Выходит, на правде далеко не уедешь, - сказал я. - Выходит, для своих одна правда, а для посторонних другая? Здорово у тебя получается.
- Еще один воспитатель на мою бедную голову... Ребята, видали вы этого правдолюбца-двоечника? - Иван засмеялся своей остроте. - Вот мы вышибем тебя из звена, тогда поплачешь.
- Точно, - подхватил Рябов. - Правдолюбец-двоечник. Типичный ты, братец, Хлестаков. Без царя в голове и одет по последней моде.
Все, конечно, стали хохотать. А Иван, вместо того чтобы одернуть Рябова, тоже засмеялся. 9
После уроков я первым выскочил во двор, чтобы перехватить Ивана и объясниться с ним с глазу на глаз.
За двойку, пожалуйста, казните меня, но не за правду.
Сел на скамейку и стал ждать. Небрежно так постукивал рукой по спинке скамейки, изображая полное безразличие, хотя от напряжения внутри все дрожало.
Другие скажут, из-за какой-то ерунды волноваться в наше время, но для меня это не легко и не просто. Из-за чего же тогда надо волноваться в наше время, если не из-за этого?! Это же самый принципиальный вопрос.
Я ему все равно докажу свою правоту. Я уже кое-какие слова придумал: когда заранее придумаешь, всегда надежнее.
"Выходит, ты считаешь, что победу можно завоевывать любыми средствами?" - спрошу я его.
Он ответит, конечно, утвердительно.
"Выходит, победителей не судят, Ванечка?"
"Ну, предположим", - ответит он.
"А ты знаешь, дорогой друг, кто так поступает?"
"Интересно, кто же?" - наивно переспросит он.
Он любит прикидываться наивным, это у них с Тошкой общее. Вообще чувствуется, что она на него плохо влияет.
"Фашисты!" Если я захочу, я умею убить фактом.
Наконец толпа ребят схлынула. Прошли все наши: и Рябов, и Зинка, и Тошка, а потом только появился Иван. Но он был не один. К нему пристала Ленка Попова. Я ему помахал рукой, но он скользнул глазами мимо меня и прошел, и что-то рассказывает ей, рассказывает... А она идет с ним рядом, размахивая своей новенькой синей сумкой на длинном ремне. Видно, считает, что очень у нее это красиво получается.
Я подумал, что Иван меня не заметил, и крикнул:
- Эй, Иван!
Он даже не оглянулся, а Ленка оглянулась, не выдержала, что-то сказала ему, и они пошли дальше.
Я пошел за ними. Надо было все же поговорить с Иваном.
И тут меня нагнал Эфэф. На улице он совсем не такой, как в классе. В классе он какой-то громкий и уверенный, а на улице превращается в обыкновенного человека небольшого роста, худенького. И пальто у него старое, вроде моего, и кепка со сломанным козырьком.
Он, конечно, великолепно видел, кто шел впереди нас, видел эту стриженую Ленку Попову, с ее распрекрасной синей сумкой, и Ивана Кулакова, который всеми силами старался ее развеселить, а иначе почему он так размахивал руками и так увлекся разговором, что столкнулся с прохожим. Значит, забыл обо всем на свете. А сам говорил: "Я твой лучший друг. Я за мужскую дружбу".
Ничего не скажешь, здорово получилось. Только на днях я ему расписывал, какая у нас надежная дружба с Иваном, а сегодня он видит эту любопытную картинку.
- Что ты такой печальный? - спросил Эфэф.
- Я? Наоборот, я очень веселый.
- Незаметно.
- А у меня внутренний смех.
- Внутренний смех всегда печальный, - сказал Эфэф. - Это я по себе знаю. Если меня кто-нибудь обидит, то я, чтобы заглушить эту обиду, смеюсь над собой.
- И помогает? - спросил я.
- Нет. Не помогает, - сказал он и вдруг добавил: - А женщины... женщины, так же, впрочем, как и мужчины, бывают иногда очень плохими: трусливыми, подлыми, плохими товарищами, но чаще, почти всегда, бывают прекрасными. Нежными, умными, преданными.