Жить для себя одного нельзя — это духовная смерть. «Жизнь только тогда, когда живешь для других», — писал Толстой. В романе этот принцип настоящей жизни является главным. Каратаев считал жизнь настоящей только ту, которая не имеет смысла как отдельная жизнь. Она имеет смысл только как частица целого.
Князь Андрей такой частицей быть не может. Он человек действия, он выбился из ритма общества и вообще жизни. Болконский не плывет по течению, а скорее готов сам подчинить себе жизнь, но в этом он ошибается. Жизнь дана нам Богом, он управляет нами, и поэтому жизнь подчинить себе невозможно.
В то же время Пьер, все время плывущий по течению, понял для себя сущность жизни: «Жизнь есть все. Жизнь есть Бог. Все перемещается, движется, и это движение есть Бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь — любить Бога». Он осознал никчемность своей жизни, с ее кутежами и разгулами, однако он продолжает кутить и гулять. Хотя когда Пьер понимает, что надо жить для других, он пытается построить школы, облегчить жизнь крестьян, но, как мы видим, у него это не получается, потому что Пьер не делал никаких усилий, а поддался внезапному порыву, пыл которого скоро охладел. Толстой писал: «Не делай усилий, живи по течению — и ты не живешь». Безухов знал, что такое настоящая жизнь, но ничего не сделал, чтобы жить ею.
Князь Болконский, напротив, строит школы, снижает оброки, отпускает крепостных, то есть делает все то, что не доделал Пьер, однако и он не живет настоящей жизнью, потому что его принципом является: «надо жить для себя». Однако жизнь для одного себя — это духовная смерть.
В «Войне и мире» Толстой раскрывает, что есть настоящая жизнь, показывая это на примере Пьера Безухова и Андрея Болконского. Он показал, что жить, как князь Андрей, для себя одного нельзя, что нельзя, как Пьер, плыть по течению, не делая никаких усилий, но надо, как Андрей, «рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться». А спокойствие, в котором находился Болконский в Богучарово или Пьер в Петербурге, — душевная подлость. Но, как Пьер, надо любить жизнь «в бесчисленных, никогда не истощимых ее проявлениях». Надо жить, надо любить, надо верить.
«Живой человек тот, — писал Толстой, — который идет вперед, туда, где освещено… впереди его двигающимся фонарем, и который никогда не доходит до освещенного места, а освещенное место идет впереди его. И это жизнь. И другой нет». Человек должен искать и не найти покоя, должен стремиться к достижению своей цели. Счастливый тот человек, который всю жизнь добивается задуманного, всю свою жизнь посвятив чему-либо.
Но все-таки настоящая жизнь — это общая жизнь людей, «приводящая личный интерес в гармоническое согласие с общими интересами всех людей». Настоящая жизнь — это мир. Войны же противоречат человеческой сущности, войны — это зло, порожденное самими людьми. Ожегов писал, что жизнь — деятельность человека и общества, то есть взаимосвязанная деятельность того целого и его частичек, о которых писал в романе Л. Н. Толстой.
Надо жить, надо любить, надо верить.