Все же Дик работал, хотя это и не было заметно. Он много читал, и чи- тал с толком; и когда летом он отпвился на своей океанской яхте в экс- курсию, то пригласил с собой не компанию веселых сверстников, а профес- соров литературы, права, истории и философии с ихемьями. В университе- те долго потом вспоминали об этой "ученой" поездке. Профессора, вернув- шись, рассказывали, что провели время чрезвычайно приятно. Дик вынес из этого путешествия более широкое представление о ряде научных дисциплин, чем если бы слушал из года в год университетскикурсы. А то, что он опять сэкономил на этом время, дало ему возмоость по-прежнему пропус- кать многие лекции и усиленно заниматься в лабораториях.
Не пренебрегал он и чисто студенческими развлечениями. Профессорские вдовы усиленно за ним ухаживали, профессорские дочки влюблялись в него; он был неутомимым танцором, не пропустил ни одного студенческого сбори- ща, ни одной товарищеской пирушки, объехал все побережье с клубом банджо и мандолинистов.
И все-таки он не блистал никакими особыми талантами, ничем среди дру- гих не выделялся. Четыре-пять товарей играли на мандолине и на банджо искуснее его и с десяток танцевали лучше. На втором курсе он помог своей футбольной команде одержать побед считался хорошим, надежным игроком, но и только. Ему ни разу не удалось пройти с мячом всю длину поля, хо- тя он видел, что голубые с золотом лезут из кожи и трибуны неистовству- ют. Победу ему удалось одержать лишь в конце мучительно трудного матча, в грязи, под дождем, когда кончился уже второй полутайм, - тогда только голубые с золотом попросили Форреста бить в центр, и бить крепко.
Да, оникогда и ни в чем не достигал совершенства. Верзила Чарли Эверсон всегда мог репить его. Гаррисон Джексон кидал молот дальше его по меньшей мере на двадцать футов. Каррузерс побеждал его в боксе. Энсон Бардж клал его набе лопатки два раза из трех - правда, с большим тру- дом. В английском сочинении пятая часть курса была сильнее е. Эдлин, русский еврей, победил его в диспуте на тему: "Собственность есть кра- жа". Шульц и Дебрэ опередили его и весь курс в высшей математике, а япо- нец Отсуки несравненно лучше усваивал химию.
Несли Дик Форрест ничем не выделялся, то он ни в чем и не отставал от товарищей. Не обладая особой силой, он никогда не выказывал слабости или неуверенности. Однажды Дик заявил своим опекунам, восхищенным его неизменным прижанием и благонравием и возмечтавшим, что его ждет вели- кое будущее:
- Ничего особенного я не достигну. Буду просто всесторонне образован- ным человеком. Мне ведь и незачем быть специалистом. Оставив мне деньги, отец освободил ня от этой необходимости. Да я и не мог бы стать специ- алистом, дажесли бы захотел. Это не по мне!
Итак, строй его ума был столь ясен, что определял весь строй его жиз- ни. Он ничем чрезмерно не увлекался. Э был редкий образец среднего, нормального, уравновешенного и всесторонне развитого человека.
Когда мистер Дэвидсон в присутствии своих коллег высказал удо- вольствие по поводу того, что Дик, вернувшись домой, больше не совершает никаких безрассудств, Дик ответил:
- О, я могу держать себя в руках, если захочу.
- Да, - торжественно отозвался мистер Слокум. - Это вышло очень удач- но, что вы так рано перебесились и умеете владеть собой.
Дик хитро посмотрел на него.
- Ну, - сказал он, - это детское приключение не в счет. Я еще и не начинал беситься. Вот увидите, что будет, когда я начну! Знаете вы кип- линговскую "Песнь Диего Вальдеса"? Если позволите, я вам кое-что проци- тирую из нее. Дело в том, что Диего Вальдес получил, как и я, большое наследство. Ему предстояло сделаться верховным адмиралом Испании - и не- когда было беситься. Он был силен и молод, но слишком торопился стать взрослым, - безумец воображал, что сила и молодость останутся при нем навсегда и что, лишь сделавшись адмиралом, он получит право наслаждаться радостями жизни. И всегда он потом вспоминал:
На юге, на юге, за тысячи миль,
Друг с другом мы там побратались,
Мы жемчуг скупали у островитян,
Годами по морю шатались.
Каких тогда не было в мире чудес!
В какие мы плавали дали!
В те дни был неведом великий Вальдес,
Но все моряки меня знали.
Когда в тайниках попадалось вино,
Мы вместе вино это пили,
А если добыча в пути нас ждала,
Добычу по-братски делили.
Мы прятали меж островов корабли,
Уйдя от коварной погони,
На перекатах и мелях гребли, -
К веслу прикипали ладони.
Мы днища смолили, костры разведя,
В огне обжигали мы кили,
На мачтах вздымали простреленный флаг
И снова в поход уходили.
Как в белые гребни бушующих вод
Врезается якорь с размаха,
Так мы, капитаны, вперед и вперед
Летели, не ведая страха!
О, где мы снимали и шпагу и шлем?
В каких пировали тавернах?
Где наших нежданных набегов гроза?
Удары клинков наших верных?
О, в знойной пустыне холодный родник!
О, хлеба последняя корка!
О, буйного ястреба яростный крик!
О, смерть, стерегущая зорко!
Как девушки грезят и ждут жениха,
Тоскуют по прошлому вдовы,
Как узник на синее небо в окно
Глядит, проклиная оковы, -
Так сетую я, поседевший моряк:
Все снятся мне юг и лагуны,
Былые походы, простленный флаг
И сам я - отважный и юный!
Вы, трое почтенных людей, поймите его, поймите
так, как понял я! Послушайте, что он говорит дальше:
Я думал - и сила, и радость, и хмель
С годами взыграют все краше,
Увы, я бесславно весну упустил,
Я выплеснул брагу из чаши!
Увы, по решенью коварных небес
Отмечен я жребием черным, -
Я, вольный бродяга Диего Вальдес,
Зовусь адмиралом верховным!
- Слушайте, опекуны мои! - вскричал Дик, и лицо его запылало. - Не забывайте ни на миг, что жажда моя вовсе не утолена. Нет, я весь горю. Но я сдерживаюсь.е воображайте, что я ледышка, только потому, что веду себя, как полагается пай-мальчику, пока он учится, я молод. Жизнь во мне кипит. Я полон непочатых сил. Но я не повторю ошибки, которую делают другие. Я держу себя в руках. Я не накинусь на первую попавшуюся приман- ку. А пока я готовлюсь. Но своего не упущу. И не расплескаю чаши, а выпью ее до дна. Я не собираюсь, как Диего Вальдес, оплакивать упущенную молодость:
О, если б по-прежнему ветер подул,
По-прежнему волны вскипели,
Смолили бы днища друзья вкруг костров
И песни разгульные пели!
О, в знойной пустыне холодный родник!
О, хлеба последняя корка!
О, буйного ястреба яростныйрик!
О, смерть, стерегущая зорко! [3].
Слушайте, опекуны мои! Знаете вы, каково это - ударить врага, дать ему по челюсти и видеть, как он падает, холодея? Вот каких чувств я хо- чу. И я хочу любить, и целовать, и безумствовать в избытке молодости и сил. Я хочу изведать счастье и разгул в молодые годы, но не теперь, - я еще слишком юн. А пока я учусь и играю в футбол, готоюсь к той минуте, когда смогу дать себе волю, - и уж тут я возьму свое! И не промахнусь! О, поверьте мне, я не всегда сплю спокойно по ночам!
- То есть? - испуганно спросил мистер Крокетт.
- Вот именно. Я как раз об этом и говорю. Я еще держу себя в узде, яще не начал, но если начну, тогда берегитесь...
- А вы "начнете", когда окончите университет? Странный юноша покачал головой.
- После уверситета я поступлю по крайней мере на год в сельскохо- зяйственный институт. У меня, видите ли, появился конек - это сельское хозяйство.не хочется... хочется что-нибудь создать. Мой отец наживал, но ничего не создал. И вы все тоже. Вы захватили новую страну и только собирали денежки, как матросы вытряхивают самородки из мха, наткнувшись на девственную россыпь...
- Я, кажется, кое-что смыслю, дружок, в сельском хозяйстве алифор- нии, - обиженным тоном прервал его мистер Крокетт.
- Наверное, смыслите, но вы ничего не создали, вы - что поделаешь, факты остаются фактами, - вы... скорее разрушали. Вы были удачливыми фермерами. Ведь как вы дейвовали? Брали, например, в долине реки Сак- раменто сорок тысяч акров лучшей, роскошнейшей земли и сеяли на ней из годв год пшеницу. О многопольной системе вы и понятия не имели. Вы по- нятия не имели, что такое севооборот. Солому жгли. Чернозем истощали. Вы вспахивали землю на глубину каких-нибудь четырех дюймов и оставляли нет- ронутым лежащий под ними грунт, жесткий, как камень. Вы истощили этот тонкий ой в четыре дюйма, а теперь не можете даже собрать с него на семена.
Да, вы разрушали. Так делал мой отец, так делали все. А я вот возь отцовские деньги и буду на них созидать. Накуплю этой истощенной пши- цей земли, - ее можно приобрести за бесценок, - все переворошу и буду в конце концов получать с нее больше, чем получали вы, когда только что взялись за нее!
Приблизилось время окончания курса, и мистер Крокетт вспомнил об ис- пугавшем опекунов намерении Дика начать "беситься".
- Теперь уже скоро, - последовал ответ, - вот только окончу сельско- хозяйственный институт; тогда я куплю землю, скот, инвентар и создам поместье, настоящее поместье. А потом уеду. И уж тут держи!
- А какой величины имение хотите вы приобрести для начала? - спросил мистер Дэвидсон.
- Может быть, в пятьдесят тысяч акров, а может быть, и в пятьсот ты- сяч, к выйдет. Я хочу добиться максимальной выгоды. Калифорния - это, в сущности, еще не заселенная страна. Земля, которая идет сейчас по де- сятдолларов за акр, будет стоить через пятнадцать лет не меньше пяти- десяти, а та, которую я куплю по пятьдесят, будет стоить пятьсот, и я д этого пальцем не пошевельну.
- Но ведь полмиллиона акров по десятдолларов - это пять миллионов, - с тревогой заметил мистер Крокетт.
- А по пятьдесят - так и все двадцать пять, - рассмеялся Дик.
Опеку в душе не верили в его обещанные безумства. Конечно, он может потерять часть своего состояния, вводя все эти сельскохозяйственные нов- шества, но чтобы он мог закутить после стольких лет оздержания, каза- лось им просто невероятным.