Смекни!
smekni.com

Маленькая хозяйка большого дома (стр. 32 из 57)

Как в стародавние дни.

А сердце мужчины - женскому сердцу...

В шатрах моих свет погас, -

Но у края земли занимается ро,

И весь мир ожидает нас! [13]

Когда замер последний звук, Грэхем посмотрел на

Паолу, ища ее взгляда, но она сидела несколько мгновений неподвижно, опустив глаза на клавиши, и когда затем повернула к нему голову, он уви- дел обычное лицо маленькой хозяйки Большого дома, шаловливое и улыбающе- еся, с лукавым взором. И она сказала:

- Пойдем подразним Дика, он проигрывает.

Я никогда не видела, чты за картами он выходил из себя, но он ужас- но нелепо скисает, если ему долго не везет. А играть любит, - продолжала она, идя впереди Грэхема к картным столам. - Это один из его способов отдыхать. И он отдыхает. Раз и два в год он садится за покер и может играть всю ночь напролет и доиграться до чертиков.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

После того дня, когда они спели вместе цыганскую песню, Паола вышла из своего затворничества, и Грэхему стало нелегко сидеть в башне и вы- полнять намеченную работу. В течение всего утра до него доносились то обрывки песен и оперных арий, которые она распевала в своем флигеле, то ее смех и возня с собаками на большом дворе, то приглушенные звуки рояля в музыкальной комнате, где Паола теперь проводила долгие часы. Однако Грэхем, по примеру Дика, посвящал утренние часы работе и редко встречал- ся с Паолой раньше второго завтрака.

Она заявила, что период бессонницы у нее прошел и она готова на все развлечения и прогулки, какие только Дик может предложь ей, пригрозив, что, если он не будет сам участвовать в этих развлечениях, она созовет кучу гостей и покажет ему, как надо веселиться. В это время в Большой дом возвратилась на несколько дней тетя Марта, инач говоря - миссис Тюлли, и Паола снова принялась объезжать Дадди и Фадди в своей высокой двуколке. Лошадки эти были довольно капризного нрава, но миссис Тюлли, несмотряа свой возраст и тучность, не боялась ездить на них, если пра- вила Пла.

- Такого доверия я не оказываю ни одной женщине, - объяснила она Грэ- хему. - Паола - единственная, с кем я могу ездить: она замечательно уме- ет обходиться с лошадьми. Когда Паола была ребенком, она прямо обожала лошадей. Удивительно, как это она еще не стала цирковой наездницей!

И еще многое, многое узнал Грэхем о Паоле, болтая с ее теткой. О Фи- лие Дестене, своем брате и отце Паолы, миссис Тюлли могла рассказывать без конца. Он был гораздо старше ее и представлялся ей в детстве ка- м-то сказочным принцем. Филипп обладал благородной и широкой натурой, его поступки и образ жизни казались заурядным людям не совсем нормальны- ми. Он на кажд шагу совершал безрассудства и немало делал людям добра. Благодаря этим чертам характера Филипп не раз наживал целые состояния и так же легко терял их, особенно в эпоху знаменитой золотой горячки сорок девятого год Сам он был из семьи первых колонистов

Новой Англии, однако прадед его л француз, подобранный у Мейнского побережья после кораблекрушения; тут он и поселился среди матросов-фер- меров.

- Раз, только раз, в каждом поколении возрождается в каком-нибудь из своих потомков француз Дестей, - убежденно говорила Грэхему миссис Тюл- ли. - Филипп был именно этим единственным ввоем поколении, а в следую- щем - Паола. Она унаследовала всю его сабытность. Хотя Эрнестина и Льют приходятся ей сводными сестрами, тдно поверить, что в них есть хотя бы капля той же крови. Вот почему Паола не поступила в цирк и ее неудержимо потянуло во Францию: кровьрадеда звала ее туда.

О жизни Паолы во Франции Грэхем также узнал немало. Филипп Дестен умер как раз вовремя, ибо колесо его счастья повернулось. Эрнестину и Льют, тогда еще крошек, взяли тки; они не доставляли им особых хлопот. А вот с Паолой, попавшей к тете Марте, было нелегко, - и все из-за того француза.

- О, она настоящая дочь Новой Англии, - уверяла миссис Тюлли, - во всем, что касается чести, прямоты, надежности, верности. Еще девочкой она позляла себе солгать только в тех случаях, когда надо было выру- чить угих; тогда все ее новоанглийские предки смолкали и она лгала так же естяще, вдохновенно, как ее отец. У него была та же обаятельность, тже смелость, заразительный смех, живость. Но, помимо веселости и за- дора, он умел быть еще каким-то особенно снисходительным. Никто не мог оставаться к нему равнодушным.

Или люди становились его преданнейшими друзьями, или начинали его не- навидеть. Общение с ним всегда вызывало любовь или ненависть. В этом от- ношении Паола на него не похожа, роятно, потому, что она женщина и не имеет склонности, подобно мужчинам, сражаться с ветряными мельницами. Я не знаю, есть ли у нее нсвете хоть один враг. Все любят ее, разве только какие-нибудь женщины-хищницы завидуют, что у нее такой хороший муж.

В это время в открытое окно донесся голос Паолы, распевавшей под ар- кадами, и Грэхемулышался в нем тот теплый трепет, которого он уже не мог забыть. Затем Паола рассмеялась, миссис Тюлли тоже улыбнулась и за- кивала головой.

- Смеется в точности, как Филипп Дестен, - пробормотала она, - и как бабки и прабабки того француза, которого после крушения привезли в Пе- нобскот, одели в домотканое платье и отправили на молитвенное собрание. Вы заметили, что, когда Паола смеется, каждому хочется взглянуть на нее и тоже улыбнуться? Смех Филиппа производил на людей тако же впечатле- ние.

Паола всегда горячо любила музыку, живопись, рисование. Когда она бы- ла маленькой, она повсюду оставляла всякие рисунки и фигурки. Рисовала на бумаге, на земле, на досках, а фигурки лепила из чего придется - из глины, из песка.

Она любила все и вс и все ее любили, - продолжала миссис Тюлли. - Она никогда не бояла животных и относилась к ним даже с каким-то бла- гоговением; это у е врожденное - все прекрасное вызывает в ней благо- говение. Она всегда была склонна возводить людей на пьедестал, приписы- вать им необычайную красоту или моральные достоинства. Во всем, что она видит, она прежде всего ценит красоту - чудесный ли это рояль, замеча- тельная картина,ородистая лошадь или чарующий пейзаж.

Ей хотелось и самой творить, создавать прекрасное. Но она все никак не могла решить, что выбрать - зыку или живопись. В самом разгаре за- нятий музыкой в Бостоне - Паола училась у лучших преподавателей - она вдруг вернулась к живописи. А от мольберта ее тянуло к глине.

И вот, чувствуя в себе эту любовь ко всему прекрасну, она металась, не зная, в какой области она больше одарена, да и ес ли у нее к че- му-нибудь настоящее призвание. Тогда я настояла на полном отдыхе от вся- кой работы и увезла ее на год за границу. Тут у нее открылись необычай- ные способности к танцам. Но все-таки она постоянно возвращалась к музы- ке и живописи. Нет, это не легкомыслие. Вся беда вом, что она слишком одарена...

- Слишком разносторонне одарена, -обавил Грэхем.

- Да, пожалуй, - согласилась миссис Тюлли. - Но ведь от одаренности до настоящего таланта еще очень далеко. И я все еще, хоть убей, не знаю, есть ли у нее к чему-нибудь призвание. Она ведь не создала ничего круп- ного ни в одной области.

- Она создала себя, - заметил Грэхем.

- Да, она сама - поистине прекрасное произведение искусства, - с вос- хищением отозвалась миссис Тюлли. - О замечательная, необыкновенная женщина, и притом совершенно неиспорнная, естественная. В конце концов к чему оно ей, это творчество! Мне какая-нибудь ее сумасшедшая продел- ка... - о да, я слышала об этой исрии с купанием верхом... - гораздо дороже, чем все ее картины, как бы удачны они ни были. Признаться, я долго не могла понять Паолу. Дик называет ее "вечной девчонкой". На боже мой, когда надо, какой она умеет быть величавой! Я, наоборот, называю ее взрослым ребенком. Встреча с Дик была для нее счастьем. Казалось, она тогда действительно нашла себя. Вот как это случилось...

В тот год они, по словам миссис Тюлли, путешествовали по Европе. Пао- ла занималась в Париже живописью и в конце конв пришла к выводу, что успех достигается только борьбой и что деньги тетки мешают ей.

- И она настояла на своем, - вздохнула миссис Тюлли. - Она... ну, она просто выставила меня, отправила домой. Содержание она согласилась полу- чать только самое ничтожное и поселилась совершенно самостоятельно в Ла- тинсм квартале с двумя американскими девушками. Тут-то она и встрети- лась с Диком... Таких, как он, ведь тоже поискать надо. Вы ни за что не угадаете, чемн тогда занимался. Он содержал кабачок, - не такой, как эти модные кабачки, а настоящий, студенческий. В своем роде это был даже изысканный кабачок. Там собирались всякие чудаки. Дик только что вернул- ся после своих сумасбродств и приключений на краю света, и, как он тогда выражался, ему хотелось некоторое время не столько жить, сколько рассуж- дать о жизни.

Паола однажды повела меня в этот кабачок. Не подумайте чего-нибудь: они стали накануне женихом и невестой, и он сделал мне визит, - словом, все, как полагается. Я знавала отца Дика, "Счастливчика" Форреста, слы- шала многое и о сыне. Лучшей партии Паола и сделать не могла. Кроме то- го, это был настоящий роман. Паола впервые увидела его во главе команды Калифорнийского университета, когда та победила команду Стэнфорда. А в следующий раз она с ним встретилась в студии, которую снимала с двумя американками. Она не знала, миллионер ли Дик или содержит кабачок пото- му, что его дела плохи; да ее это и не интересовало. Она всегда подчиня- лась только велениям своего сердца. Представьте себе положение: Дика никто не мог поймать в свои сети, а Паола никогда не флиртовала. Должно быть, они сразу же бросились в объятия друг другу, ибо через неделю все было уже решено. Но Дик все-таки спросил у меня согласия на брак, как будто мое слово могло тут иметь какой-нибудь вес.

Так вот, возвращаюсь к его кабачку. Это был кабачок философов, ма- ленькая комнатка с одним столом в каком-то подвале, в само сердце Ла- тинского квартала. Представляете себе, что это было за учреждение! А стол! Большой круглый дощатый стол, даже без клеенки, весь покрытый бес- численми винными пятнами, так как философы стучали по нему стаканами и проливали вино. За него свободно усаживалось тридцать человек. Женщины не допускались. Для меня и для Паолы сделали исключение. Вы видели здесь Аарона Хэнкока? Он был в числе тех самых философов и до сих пор хваста- ется, что остался Дику должен по счету больше остальных завсегдаев. В кабачке они обыкновенно и встречались, эти шалые молодые умни, стучали по столу и говорили о философии на всех европейских языках. У Дика всег- да была склонность к философии.