- А вы знали, что я еду впеди вас? - спросил он, любуясь мальчишес- ки-прямым и правдивым взглядом, каким она смотрела ему прямо в глаза.
- Как же не знать? После второго паттерана я уже не сомневалась.
- О, я и забыл про них, - виновато засмеялся он. - Но почему вы по- вернули обратно?
Она подождала, чтобы Лань и Селим переступили через лежавшую поперек дороги ольху, взглянула ему в глаза и ответила:
- Потому что не хотела ехать по вашему следу; да и ни по чьим следам, - бтро поправилась она. - И вот после второго паттерана я повернула обратно.
Он сразу не нашелся, что ответить, и наступило неловкое молчан; оба ощущали эту неловкость, вызванную тем, что оба они знали и о ч гово- рить не могли.
- А вы имеете обыкновение бросать паттерамы? - спросила Паола.
- Это первый раз в моей жизни, - покачал он головой. - Но кругом та- кая пропасть подходящего материала, что трудно было удержаться,а и цы- ганская - песня преследовала меня.
- Меня она преследовалаегодня с утра, как только я проснулась, - сказала Паола, откинув гову, чтобы ветка дикого винограда не задела ее щеку.
А Грэхем, глядя на ее профиль, на венец ее золотисто-каштановых во- лос, на ее прекрасную шею, снова ощутил знакомую томительную боль и же- лание. Ее близость дразнила его. Золотистая амазонка Паолы вызывала в нем мучительные видения ее тела, когда она сидела на тонущем Горце, ког- да прыгала в водс высоты сорока футов или шла по комнате в своем жем- чужноголубом платье средневекового покроя и сводившим его сма стройным движением колена приподнимала тяжелые складки.
- Все э вздор, - заметила она, отрывая Грэхема от этих видений.
Он быстрответил:
- Слава богу, что вы ни разу не вспомнили про Дика.
- Вразве его не любите?
- Будьте честны, - твердо и почти сурово заявил он. - Все дело именно в том, что я люблю его. Иначе...
- Что? - спросила она.
Голос ее звучал решительно, но она смотрела не на него, а прямо перед собой, на острые ушки Лани.
- Не понимаю, отчего я все еще здесь. Мне следовало давным-давно уе- хать.
- Почему? - спросила она, не сводя глаз с ушей Лани.
- Говорю вам, будьте честны, - повторил он предостерегающим тоном. - Я думаю, мы и без слов понимаем дг друга.
Щеки Паолы вспыхнули, она вдруг повернулась к нему и молчпосмотрела на него в упор, затем быстро подняла руку, державшую хлыст, словно желая прижать ее к своей груди, но рука нерешительно замерла в вдухе и опять опустилась. Все же он видел, что глаза ее сияют радостным испугом. Да, ошибки быть не могло: в них были испуг и радость. И он, следуя особому чутью, которым одарены которые мужчины, переложил повод в другую руку, подъехал к ней вплотн, обнял ее, и, прижавшись коленом к ее колену, привлек к себе так изко, что лошади покачнулись, и поцеловал ее в губы со всей силой своего желания. Ошибки быть не могло. В этом жарком объятии, когда ихыхание смешалось, он с невыразимым волнением по- чувствовал на своих губах ответный трепет ее губ.
Но через миг она вырвалась. Краска сбежала с ее щек. Глаза сверкали. Она подняла хлыст как бы для того, что ударить, но опустила его на удивленную Лань и тут же так неожидао и стремительно вонзила шпоры в бока лошади, что та застонала и шарахнулась в сторону.
Он прислушивался к замиравшему на лесной дороге стуку копыт, чувствуя, чтоолова у него кружится и кровь стучит в висках. Когда за- молкли последние отзвуки дальнего топота, он не то соскользнул, не то упал с седла и сел на мшистыйамень. Грэхем был глубоко потрясен - го- раздо сильнее, чем считал э возможным до той минуты, когда она очути- лась в его объятиях. Что ! Жребий брошен! Он вскочил и выпрямился так порывисто, что Селим в испуге отпрянул от него и, натянув повод, громко захрапел.
То, что произошло, произошло совершенно неожиданно. Но это было неиз- бежно. Это не могло не случиться. Грэхем действовал не по заранее обду- манному плану, хоть теперь и понимал, что при своей пассивности и про- медлениях с отъездом должен был все это предвидеть. А теперь отъезд уже не поможет. Теперь все его терзания, его безумие и счастье состояли в том, что сомнений уже быть не могло. Зачем слова, когда его губы еще дрожали от воспоминания о том, что она сказала ему прикосновением своих губ? Он вновь и вновь возвращался к этому поцелую, на который она отве- тила, и тонул в море блаженных воспоминаний.
Он бережно тронул свое колено, которого коснулось ее колено, преис- полненный смиренной благодарности, понятной лишь тому, кто истинно лю- бит. Чудесным казалось ему, что такая удивительная женщина могла его по- любить. Это ведь не девчонка. Это зрелая женщина, опытная и отдающая се- бе отчет в своих желаниях. И ее У. дыхание прерывалось, когда она была в его объятиях, и ее уста ожили для его уст. Он получил от нее то, что ей отдал, - а ему даже не снилось, чтобы, он после стольких т мог дать так много.
Грэхем встал, сделал было движение, чтобы сесть на Селима, который обнюхивал его плечо, но остановился, задумавшись.
Теперь дело уже не в отъезде. Относительно этого вопрос ясен. Правда, у Дика свои права. Но права есть и у ПаолыДа и смеет ли он уехать пос- ле того, что произошло? Разве только еслона... уедет вместе с ним. Уе- хать теперь - это все равно, что поцеловать тайком и убежать. Если уж так вышло, что двое мужчин любят одну и ту же женщину, - а в такой треу- гольник неизбежно закрадывается предательство, - то, онечно, предать женщину постыднее, чем предать мужчину.
"Мы живем реальном мире, - говорил он себе, медленно направляя ло- шадь к дому, - и Паола, и Дик, и я живые люди; и мы реалисты - мы при- выкли прямо смотреть в лицо жизненным фактам. Ни церковь, ни законы, ни- какие мудрствования и установления здесь ни при чем. Мы трое должны все решить сами. Конечно, кому-нибудь будет больно. Но вся жнь - страда- ние. Умение жить состоит в том, чтобы свести страданиедо минимума. К счастью. Дик и сам держится таких же взглядов. Ничто не новпод луной. Бесчисленные треугольники бесчисленных поколений всегда как-то разреша- лись, значит, будет разрешен и этот. Все человеческие делв конце кон- цов как-нибудь да разрешаются..."
Он отбросил трезвые мысли и опять отдался блаженству воспоминаний, снова прикоснулся рукой к колену и ощутил на губах дыхание Паолы. Он да- же остановил Селима, чтобы посмотреть на сгиб своего локтя, о который опирался ее стан.
Грэхем увидел Паолу только за обедом, и она была такой же, как всег- да. Даже его жадный взор не мог отыскать в ней никаких следов сегняш- него великого события и того гнева, от которого побледнело ее ли и за- горелись глаза, когда она подняла хлыст, чтобы ударить его. Она была та же, что и всегда, - маленькая хозяйка Большого дома. Даже когда их взоры случайно встретились, ее глаза были ясны, спокойны, без тени смущения, без всякого намека на тайну. Положение ещоблегчалось тем, что приехали новые гости, приятельницы ее и Дика, корые должны были остаться на несколько дней.
На другое утро он встретился с ними и Паолой в музыкальной комнате у рояля.
- А вы, мистер Грэхем, не поете? - спросила некая миссис Гофман.
Как узнал Грэхем, она была редактором одного женского журнала в Сан-Франциско.
- О, восхитительно! - шутливо отозвался он. - Верно, миссис Форрест?
- вершенно верно, - улыбнулась Паола. - Хотя бы уже потому, что ве- ликодушно сдерживаете свой голос, чтобы окончательно не заглушить мой.
- Вам ничего больше не остается, как доказать истинность ваших слов, - заявил он. - На днях мы пели один дуэт, - он вопросительно взглянул на улыбавшуюся Паолу, - который мне особенно по голосу. - Грэхем опять взглянул на нее вскользь, но не получил никакого ответа: хочет она петь или нет. - Я счас пойду принесу ноты, они в другой комнате.
- Эта песня называется "Тропою цыган", - услышал он голос Паолы, ког- да выходил. - Очень ярк, увлекательная вещь.
Они пели гораздо сдержаннее, чем в первый раз, и голоса их звучали деко не с тем жаром и трепетом; но они спели дуэт звучнее и шире, больше в духе самого композитора и меньше давая места личному толкова-ию. Грэхем во время пения думал об одном и был уверен, что о том же д мает и Паола: их сердца поют другой дуэт, о котором даже не подозреют эти аплодирующие дамы.
- Держу пари, что вы никогда лучше не пели, - сказал он Паоле.
В ее голосе он услышал новые нотки, - он звучалеперь полнее, щед- рее, с той именно богатой звучностью, какой можно было ожидать от прек- расных форм ее шеи.
- А теперь, так как вы наверняка не знаете, что такое паттеран, я вам расскажу... - начала она.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
- Дик, дорогой юноша, вы же стоите прямо на карлейлевских позициях, - горил Терренс Мак-Фейн отеческим тоном.
В этот день в Большом доме обедали только мудрецы из "Мадроньевой ро- щи", и вместе с Паолой, Диком и Грэхемом за столом сидело всего семь че- ловек.
- Определить чью-либо позицию - еще не значит опровергнуть ее, - воз- рил Дик. - Я знаю, что моя точка зрения совпадает с Карлейлем, но это ничего не доказывает. Культ героев прекрасная вь. Я говорю не как су- хой схоластик, а как скотовод-практик, которому постоянно приходится иметь дело с методами Менделя.
- И я должен, по-вашему, согласиться с тем, что готтентот ничуть не хуже белого! - вмешался Хэнкок.
- Ну, это в вас говорит Юг, Аарон, - заметил Дик, улыбаясь. - Эти предрассудки - я имею в виду не врожденные, но привитые еще в раннем детстве окружающей средой - слишком сильны; и сколько бы вы ни фило- софствовали, вам с ними не справиться. Они так же неискоренимы, как вли- яние манчестерской школы на Спенсера.
- Что же, вы Спенсера ставите на одну доску с готтентотами?
Дик покачал головой.
- Дайте мне сказать, Хиал. Кажется, я могу объяснить свою мысль. Средний готтентот или средний меланезиец, в сущности, мало чем отличает- ся от среднего белого. Разница в том, что таких готтентотов и негров го- раздо больше, чем белых, среди которых есть значительный процент людей, превосходящих обычный средний уровень. Я их называю первой шеренгой, они увлекают за собой своих соотечественников, средних людей. Заметьте, что первая шеренга не меняет самой природы среднего человека и не развивает его интеллекта, но она лучше оснащает его для жизненной борьбы, открыва- ет перед ним больше возможностей, облегчает движение вперед всей массе.