- Ну, вы защищаете весьма сложную свободную любовь, - покачал головой Хэнкок.
- Верно. Но ведь и живущий в обществе человек - существо в высшей степи сложное.
- Однако есть же мужчины, есть любовники, которые умерли бы, потеряввою возлюбленную, - заявил Лео с неожиданной смелостью. - Они умерли бы, если бы ее не стало, и... тем более... если бы она осталась жить, но полюбила другого.
- Что ж, пусть такие и умирают, как умирали всегда, - хмуро ответил Дик. - Винить в их смерти никого не приходится. Уж так мы созданы, что наши сердца ин раз сбиваются с пути.
- Мое сердце никогда бы не сбилось, - заявил Лео с гордостью, не по- дозревая, что его тайна известна решительно каждому из сидевших за сто- лом. - Я знаю твердо, что дважды полюбить бы не мог.
- Верю, мой мальчик, - мягко отвечал Терренс. - Вашим голосом говорят все истинно любящие. Радость любви именно в ее абсолютности... Как это у Щелли... или у Китса: "Вся - чудо и беспредельное счастье". Каким жал- ким, флегматичным любовником оказался бы тот, кто мог бы допустить, что на свете есть женщина, хоть на одну сотую доли такая же сладостная, вос- хитительная, блестящая и чудесная, как его дама сердц и что он может когда-нибудь полюбить другую!
Выходя из столовой и продолжая разговор с ДарХиалом, Дик старался угадать: поцелует его Паола на сон грядущий или, кончив играть на рояле, тихонько ускользнет к себе? А Паола, беседуя с Лео по поводу его послед- него сонета, который он ей показал, рашивала себя: поцеловать ли ей Дика? И вдруг, неведомо почему, ей страшно захотелось это сделать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В тот вечер было мало разговоров. Паола пела, сидя за роялем, а Тер- ренс вдрупрервал на полуслове свои рассуждения о любви и стал прислу- шиваться к ее голосу, в котором звучало что-то новое; затем тихонько пробрался на другой конец комнаты и растянулся на медвежьей шкуре, рядом с Лео. Дар-Хиал и Хэнкок также перестали спорить, и каждыуселся в глу- бокое кресло, Грэхем, видимо, менее заинтересованный, погрузился в пос- ледний номер какого-то журнала; но Дик заметил, что он к и не перевер- нул ни одной страницы. Уловил Дик и новую глубину в голосе жены и стал искать ей объяснение.
Когда она кончила, все три мудреца устремились к ней и заявили, что наконец-то она отдалась пению всем своим существом и пела как никогда; они были уверены, что рано или поздно такая минута настанет. Лео лежал молчи неподвижно, подперев голову ладонями. Лицо его преобразилось.
- Это все наделали ваши разговоры, - отозвалась, смеясь, Паола, - и те замечательные мысли о любви, которые е внушили Лео, Терренс и... Дик.
Терренс потряс своей сильно поседевшей львиной гривой.
- Это не мысл а скорее чувства, - поправил он ее. - Сегодня вашим голосом пела сама любовь. И впервые, сударыня, я слышал всю его силу. Никогда впредь не жалуйтесь, что у вас маленький голос. Нет, он густой и округлый, как канат, большой золотой канат, которым крепят кабли арго- навтов в гаванях блаженных островов.
- За это я вам сейчас спою "Хвалу", - ответила Паола, - отпразднуем смерть дракона, убитого святым Львом, святым Теренцием... и, конечно, святым Ричардом.
Дик, не пропустивший ни одного слова из этого разговора, отошел, не желая в нем участвовать, к стенному шкафу и налил себе шотландского вис- ки с содовой.
Пока Паола пела "Хвалу", он сидел на одном из диванов, потягивал вис- ки и вспоминал. Два раза она пела так, как сегодня: один ра в Париже, во время его краткого жениховства, и затем на яхте - тут же после свадьбы, во время медового месяца.
Немного погодя он предложил выпить и Грэхему, налил виски ему и се; а когда Паола кончила, потребовал, чтобы они вдвоем спели "Тропойцы- ган".
Она покачала головой и запела "Траву забвенья".
- Разве, это женщина? - воскликнул Лео, когда она смолкла. - Это ужасная женщина! А он настоящий любовник. Она разбила ему сердце, а он продолжаее любить. И он не в силах полюбить вновь, оттого что не может забыть свою любовь к ней.
- А теперь. Багряное Облако, "Песня о желуде", - сказала Паола, с улыбкой обращаясь к мужу. - Поставь свой стакан, будь милым и спой свою песню о желуде.
Дик лениво поднялся с дивана, потряс головой, точно взмахивая гривой, и затопал ногами, подражая Горцу.
- Пусть Лео знает, что не он один здесь рыцарь любви и поэт. Послу- шайте вы, Терренс, и прочие песню Горца, полную буйного ликования. Горец не вздыхает о любимой - отнюдь нет. Он воплощение любви. Слушайте его.
И Дик, топая ногами и словно взмахивая гривой, на всю комнату заржал радостно, буйно.
- "Я - Эрос. Я попираю холмы. Моимовом полны широкие долины. Кобы- лицы на мирных пастбищах слышат мой зов и вздрагивают - они знают меня. Земля полна сил и деревья - соков. Это весна. Весна - моя. Я царь в моем сеннем царстве. Кобылицы помнят мой голос, ведь он жил в крови их ма- терей. Внемлите! Я - Эрос! Я попираю холмы, и, словно герольды, долинразносят мой голос, возвещая о моем приближении".
Мудрецы в первыйаз слышали эту песню Дика и громко зааплодировали. Хэнкок решил, что это прекрасный повод для нового спора, и уже хотел бы- ло развить, опираясь на Бергсона, новую биологическую теорию любви, но его остановил Терренс, заметив, как по лицу Лео пробежало выражение бо- ли.
- Продолжайте, пожалуйста, сударыня, - попросил Терренс, - и пойте о любви, только о любви; вы представить себе не можете, как звуки женского голоса помогают нам размышлять о звездах.
Немного спустя в комнату вошел О-Пой и, подождав, пока Паола кончит петь, неслышно приблизился к Грэхему и подал ему телеграмму. Дик недо- вольно покосился на слугу.
- Кажется, очень важная, - пояснил китаец.
- Кто принял ее? - спросил Дик.
- Я инял, - ответил слуга. - Дежурный позвонил из Эльдорадо по те- лефон Сказал - очень важная. Я принял.
- Да, важная, - повторил за ним Грэхем, складывая телеграмму. - Ска- жите, Дик, сегодня есть еще пое на Сан-Франциско?
- О-Пой, вернись на минутку, - позвал Дик слугувзглянув на часы. - Какой ближайший поезд на СанФранциско останавливается в Эльдорадо?
- В одиннадцать десять, - тут же последовал вет. - Времени доста- точно. Но и не так много. Позвать шофера?
Дик кивнул.
- Вам действительно нужно мчаться непременно сегодня? - спросил он Грэхема.
- Действительно. Очень нужно. Успею я уложиться?
- Как раз успеете сунуть в чемодан самое необходимое. - Он обернулся к О-Пою: - О-Дай еще не лег?
- Нет, сэр.
- Пошли его, он поможет мистеру Грэхему. И уведомьте меня, как только будет готова машина. Пусть Сондерс возьмет гоночную.
- Какой чудесный малый... статный, сильный, - вполголоса заметил Тер- ренс, когда Грэхем вышел.
Все оставшиеся собрались вокруг Дика. Только
Паола продолжала сидеть у рояля и слушать.
- Один из тех немних, с кем я бы отправился к черту на рога, риск- нул бы на самое безнадежное дело, - сказал Дик. - Он был на судне "Не- дермэре", когда оно село на мель у Панго во время урагана девяносто седьмого года. Панго - это просто необитаемый песчаный остров; он поднят футов на двенадцать над уровнем моря, и там увидишь только заросли коко- совых пальм. Среди пассажиров находилось сорок женщин, главным образом жены английских офицеров. А у Грэхема болела рука, раздулась толщиной с ногу: змея укусила.
Море безумствовало, лодки не могли быть спущены.
Две уже разбились в щепки, их команды погибли.
Четыре матроса вызвались донестконец линя до берега, и каждого из них мертвым втащили обратно на судно. Когда отвязали последнего, Грэхем, несмотря на опухшую руку, разделся и взялся за канат. И ведь добрался до берега, хотя волна его так швырнула, что он в довершение всего сломал себе больную руку и три ребра, но все же успел прикрепить ли, прежде чем потерял сознание. Еще шестеро, держась за линь, потащили трос. Чет- веро достигли берега, и из всесорока женщин умерла только одна, и то от испуга. У нее сердце не выдержало.
Я как-то стал расспрашивать его об этом случае. Но он молчал с уп- рямством чистопробного англичанина. Все, чего я от него добился, - это, что он быстро поправляется и нет никаких осложнений. Он полагал, что не- обходимость усиленно двигаться и перелом кости послужили хорошим проти- воядием.
В эту минуту в комнату с двух сторон вошли О-Пой и
Грэхем. И Дик увидел, что Грэхем прежде всего бросил
Паоле вопрошающий взгляд.
- Все готово, сэр, - доложил О-Пой.
Дик намерен был проводь гостя до машины, Паола же, видимо, решила остаться в доме.
Грэхем подошел к ней и пробормотал несколько банальных слов прощания и сожаления.
А она, еще согретая всем, что Дик только что про него рассказывал,алюбовалась им: легкой, гордой постановкой головы, небрежно откинутыми золотистыми волосами, всей его фигурой - стройной, гибкой, юношеской, несмотря на рост и ширину плеч. Когда он к ней подошел, ее взгляд уже не отрывался от его удлиненных серых глаз с несколько тяжелыми веками, при- дававшими лицу мальчишески-упрямое выражение. И она ждала, чтобы это вы- ражение исчезло, уступив место улыбке, которую она так хорошо знала.
Он простился с нею обыденными словами. Она так же высказала общепри- нятые сожаления. Но в его глазах, когда он держал ее руку, было то осо- бенное, чего она бессознательно ждала и на что ответила взглядом.
Она почувствовала это и в быстром пожатии его руки. И невольно отве- тила таким же пожатием. Да, он прав, между ними слова не нужны.
В то мгновение, когда их руки расстались, она украдкой посмотрела на Дика, потому что за двенадцать лет их супружеской жизни убедилась в том, что у него бывают вспышки молниеносной проницательности и какой-то почти пугающей сверхъестественной способсти отгадывать факты на основании едва уловимых признаков и делать выводы, нередко поражавшие ее своей меткостью и прозорливостью. Но Дик стоял к ней боком и смеялся какому-то замечанию Хэнкока; он обратил к жене свой смеющийся взор, только когда собрался проводить Гхема.