- Тридцать тысяч, это знаешь, сколько денег? - небрежно проговорил Тим, выразив таким образом свою благодарность.
- Только не для меня, - заявил Дик, стараясь умалить свою щедрость. - Тридцать тысяч в миллионе содержится тридцать три раза, а мои деньги за один год приносят миллион.
Одно Тиму не суждено было дожить до тех времен и увидеть, как его отец станет владельцем пивной. Два дня спустя после этого разговора не в меру ретивый кондуктор выставил мальчиков из пустого товарного вагона, когдпоезд стоял на мосту, перекинутом через высохший каменистый овраг. Дик взглянул вниз: дно оврага лежало на глубине семидесяти футов, - и он невольно содрогнулся.
- Место здесь есть, - сказал он, - но что, если поезд тронется?
- Не тронется. Удирайте, пока можно, - настаивал кондуктор. - Паровоз на той стороне набирает воду. Он тут всегда набирает.
Но именно в этот раз паровоз не стал брать воду. Следствие потом вы- яснило, что воды в водокачке не оказалось и машинист решил ехать дальше. Едва мальчики успели соскочить наземь из боковой двери вона и пройти несколько шагов по узкому пространству между рельсами и обрывом, как по- езд начал двигаться. Дик, всегда быстро соображавший действовавший, стал на четвереньки. Это дало ему возможность крепче уцепиться за мост и удержаться, ибо выступавшие части вагона проходили н его головой, не задевая его.
Но Тим, соображавший гораздо медленнее и еще ослепленный чисто кельтским бешенством, вместо того чтобы лечь на мост, продолжал стоять и крайне образно, в духе своих родичей, выражаться по адресу кондуктора.
- Ложись! Скорее! - икнул ему Дик.
Но Тим уже пропустил удобную минуту: поезд шел под уклон и быстро ус- корял ход. Стоя лицом к бегущим вагонам и чувствуя, чтза спиной у него нет опоры, а под ногами - пропасть, Тим наконец решипоследовать приме- ру Дика. Но едва он повернулся, как ударился плечом о бегущие вагоны и чуть не потерял равновесие. Каким-то чудом он все же удержался и продол- жал стоять. Поезд шел все быстрее. Лечь было уже нельзя.
Дик следил за всем этим, но не мог двинуться. Поезд набирал скость. Однако Тим не терял присутствия духа: стоя спиной к пропасти, а лицом к бегущим вагонам и упираясь ногами в узкие доски моста, он качался и ба- лансировал. Чем быстрее шел поезд, тем сильнее Тим качался; наконец, сделав над собой усилие, он нашел устойчивое положение и перестал раска- чиваться. - Все могло бы еще окончиться благополучно, если бы не послед- ний вагон. Дик понял это и с ужасом следил за его приближением. Это был "усовершенствованный вагон для лошадей" - на шесть дюймов шире, чем все остальные. Дик видел, что и Тим его заметил; видел, как товарищ напряг все силы, чтобы удержаться на том пространстве, которое теперь еще сок- ратилось чуть не на полфута; видел, как Тим откидывается назад все дальше, дальше, до последней возможности, и все же недостаточно далеко. Катастрофа была неизбежна. Если бы вагон оказался уже всего на один дюйм, Тим устоял бы. Один дюйм - он упал бы на рельсы позади поезда, а вагон прошел бы мимо. Но именно этот дюйм и погубил его. Вагон толкнул Тима, мальчик несколько раз перевернулся в воздухе и рухл головой на камни.
Там, внизу, он уже не шевелился. Упав с высо семидесяти футов, он сломал себе шею и размозжил череп.
Тут Дикпервые познал смерть - не упорядоченную и благопристойную смерть, какой она бывает среди цивилизованных людей, когда и врачи, и сиделки, и наркотики облегчают человеку переход в вечную ночь, а его близкие пытаются пышными обрядами, цветами и торжественными проводами скрасить его путешествие в царство теней, - но смерть внезапную и прос- тую, грубую и неприкрашенную; смерть, подобную смерти быка или жирной свиньи, убитых на бойне.
И еще многое открылось Дику: превратности жизни и судьбы; враждеб- ность вселенной к человеку; необходимость быстро соображать и действо- вать, быть решительным и уверенным в себе, уметь мгновенно приспособ- ляться к неожиданным переменам в соотношении сил, властвующих над всем живым. И, стоя над изуродованными оснками того, кто всего несколько минут назад был его товарищем. Дик понял, что нельзя доверяться иллюзиям - за них всегда приходится расплачиваться, и что только действительность никогда не лжет.
В Новой Мексике Дик случайно лопал на одно ранчо под названием Джингл-Боб, расположенное к северу от Росуэлла, в долине Пикос. Дику еще не было четырнадцати лет, но он скоро сделался всеобщим любимцем; это, однако, не помешало ему стать настоящим ковбоем, подобным тем, которые даже в официальных бумагах именовали себя: "Дики Конь", "Вилли-Олень", "Большой Карман",ли "Вырви глаз".
Здесь за полгода, проведенных на ранчо. Дик в совершенстве узнал ло- шадей и, будучи сильным и ловким, сделался отличным наездником, а также узнал людей, как они есть, - и это драгоценное знае сберег на всю жизнь. Но он узнал и многое другое. Вот, например,жон Чайзом, владелец Джингл-Боба, Bosque grande и еще многих других скотоводческих ферм до самой Черной речки и за ней; Джон Чайзом, "Коровий король", предвидя возниовение мелких фермерских хозяйств, скупил кругом все свободные учаки, на которых имелась вода, поставил ограды из колючей проволоки и сл полновластным хозяином над миллионами акров прилегавшей к ним зем- ли, которая без орошения не имела никакой цены. А из бесед у ночногоостра, сидя возле фургона с продовольствием, среди ковбоев, получавших в месяц не более сорока долларов (они не предусмотрели того, что предус- мотрел их хозяин). Дик отчетливо понял, почему Джон Чайзом сделался "ко- ровьим королем", а сотни его соседей нанимались к нему в качестве сельскохозяйственных рабочих.
Но у Дика был горячий нрав. Его кровьипела. В нем жила пылкая мужс- кая гордость. Готовый иногда разрыдаться после двадцати часов, проведен- ных в седле, он сдерживал себя, научился презирать жестокую боль, тер- завшую его еще полудетское тело, и мол терпеть, не мечтая о постели, пока закаленные гуртовщики не лягут первыми. С той же терпеливой выдерж- кой он садился на любую лошадь, какую ему давали, требовал, чтобы и его посылали в ночное, и в развевающемся непромокаемом плаще уверно мчался наперерез разбегающемуся стаду. Он готов был подвергнуть ебя любому риску и любил рисковать, но даже в такие минуты никогда не забывал о трезвой действительности. Дику отлично было известно, чтоюди - сущест- ва весьма хрупкие, они легко гибнут, разбиваясь о камни или затоптанные лошадиными копытами. И если он иной раз отказывался садься на лошадь, у которой на галопе заплетались ноги, то делал это не из страха, а пото- му что, как он заявил однажды самому Джону Чайзому, "если уж падать, так хоть за хорошие деньги".
Только отсюда, из этого имения. Дик шил написать своим опекунам. Но и тут был настолько осторожен, что отл письмо проезжему торговцу ско- том из Чикаго и адресовал его на имповара О-Чай. Хотя Дик и не пользо- вался своими миллионами, однако всегда о них помнил; опасаясь, как бы его состояние не досталось каким-будь отдаленным родственникам, кото- рые могли найтись в Новой Англии, он известил своих опекунов о том, что жив и здоров и через несколько лет непременно вернется домой. Он прика- зал им также не отпускать миссиСоммерстон и аккуратно выплачивать ей жалованье.
Но ему не сиделось на месте. И наконец он решил, что полгода на ранчо Джингл-Боб - это больше чем достаточно. Тогда Дик стал бродягой и иско- лесил всю территор Соединенных Штатов, причем ему довелось познако- миться во время своих скитаний с мировыми судьями, полицейскими чиновни- ками, законами о бродяжничестве и даже тюрьмами. И он узнал настоящих бродяг, странствующих рабочих и мелких преступников. Кроме того, он зна- комился с фермами и фермерами и изучал земледелие, а однажды в штате Нью-Йорк целую неделю ратал по сбору ягод у одного фермерадатчанина, который производил эксрименты с первой силосной установкой в Соединен- ных Штатах. Он учился всему этому не потому, что ставил себе учение как цель: в нем жила огромная, чисто мальчишеская любознательность и интерес решительно ко всему.лагодаря этому он приобрел много сведений о чело- веческой природе иизни общества. Эти знания, когда он их впоследствии переварил и систематизировал при помощи книг, сослужили ему неоценимую службу.
Приключения не предили Дику. Даже когда ему приходилось встречаться с острожниками в их лесных убежищах и узнавать их взгляды на жизнь и нравственность, эти взгляды на него не действовали. Он был точно путе- шественник среди земных племен. Уверенный в том, что у него есть двад- цать миллионов, он не испытывал желания красть и грабить, - да в этом и не было необходимости. Все на свете интересовало его, но он ни разу не попадал в такое положение или место, в котором хотел бы остаться навсег- да. В нем жила жажда видеть все больше, без конца наблюдать действи- тельность.
Прошло три года; ему минуло шестнадцать. Это был крепкий и закаленный подросток, весивший сто тридцать фунтов. Тогда Дик решил, что пора вер- нуться дом и взяться за книги. Так он совершил свое первое большое морское путешествие, поступив юнгой на судно, которое шло из Делавэра в Сан-Франциско, огибая мыс Горн. Это было трудное плавание, оно продолжа- лось сто восемьдесят дней, но в результате Дик прибавил десять фунтов.
Когда в один прекрасный день он вошел в комнату и направился к миссис Соммерстон, она вскрикнула и послала за поваром О-Чаем: пусть скажет - действительно ли это Дик. Она вскрикнула во второй раз, когда протянула ему руку и его огрубевшая от канатов мозолистая ладонь сжала ее нежные пальцы.
Во время первой встречи с опекунами, которые спешно собрались, узнав о его приезде. Дик держался застенчиво, почти конфузился. Но это не по- мешало ему вказаться вполне определенно.
- Вот как обстоит дело, - начал он. - не дурак, знаю, чего хочу; и как я захочу - так и будет. Я совсем он на свете, не считая, конечно, таких добрых друзей, как вы; и у меня есть свои взгляды на жизнь и на то, что я в ней намерен делать. Вернулся я домой вовсе не из чувства долга перед кем-то, а потому что пришло время; скорее - из чувства долга перед самим собой. Три года странствий принесли мне большую пользу, и теперь я хочу продолжать образование - я разумею, уже по книгам.