Что такое для нас Лермонтов? Как объяснить то ощущение грусти и нежности, тоски и гордости, которое охватывает, едва открываешь томик его стихов, едва бросаешь взгляд на странное молодое лицо с печальными глазами, лицо человека, обреченного на долгие страдания и такую короткую жизнь?
Почему именно Лермонтов? Не Тютчев, не Блок — поэты столь же громадного таланта, а именно Лермонтов стал непреходящей печалью и тайной любовью едва ли не каждого человека, и вот уже более полутора веков его стихи, его проза, его судьба воспринимаются миллионами людей как очень личное переживание, и каждый в свой час открывает Лермонтова для себя одного:
Не зная ни любви ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит
И нам горька остылой жизни чаша,
И уж ничто души не веселит
Так кончается стихотворение «Монолог», написанное пятнадцатилетним поэтом. Грустный, печальный, отчаявшийся Лермонтов — почему он так нужен всем? Может быть, потому, что в его отчаяньи звучит такое бурное жизнеутверждение, которого не найдешь в целых томах оптимистических стихов иных поэтов?
Сказать, что Лермонтов сохранил значение до нашего времени — значит ничего не сказать. Лермонтов — великий поэт нашего времени.
И скучно, и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
У кого из нас этого не было?
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом…
Разве это не про нас? Ведь и сейчас, в наше время, тот же духовный застой, то же обесценивание идеалов, та же горечь переполняют наши сердца. Только сказать мы про себя не смогли, сказать такое, что смог сказать и написать Он. Или все же смогли? Ахматова, Пастернак, Цветаева, Солженицын… Смогли, наверное. И все же почему один на десятки миллионов?! Да, смелых и честных много, а Лермонтов один. Главное в его творчестве — сверхчувствительность, способность чувствовать то, что чувствуют многие, но так, как не чувствует никто. Почти сверхъестественное чувство гармонии и дисгармонии — вот и пишет пятнадцатилетний мальчик гениальные стихи:
Там рано жизнь тяжка бывает для людей,
Там за успехами несется укоризна,
Там стонет человек от рабства и цепей!
Друг! Этот край… моя отчизна!
С тех пор, как читающая публика России узнала о поэте Лермонтове — до выстрела Мартынова оставалось четыре с половиной года. Всего четыре с половиной, и за это время — сотни стихов, «Герой нашего времени», «Демон»…
Мир лермонтовских героев уникален. Печорин… Символ безвременья, сила воли, твердый характер, энергия, способность и желание действовать и — разбитые сердца, погубленные жизни, черствеющая собственная душа — вот след, оставленный им в жизни.
«Я чувствовал себя выше окружающих, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял, и я выучился ненавидеть…».
Что это? Противоречие между природными качествами и окружающей атмосферой непонимания, удушающей пошлостью? Только ли общество виновато в появлении духовных изгоев?
Демон… Та же проблема. Та же сила личности, способность к действию, то же одиночество, то же отторжение, непризнание, неприятие толпы. По силе обобщения образ Демона не имеет равных в русской литературе.
Моя печаль бессменно туг,
И ей конца, как мне, не будет.
Так что это — вечный закон природы, понятый гением Лермонтова?
Вечна или нет проблема Демона и Печорина, но нашему обществу она, несомненно, свойственна. Сколько их у нас, непризнанных, непонятных, не реализовавших себя, отторгнутых или прямо изгнанных и охладевших душой!
Эмоциональное воздействие творчества Лермонтова огромно. Вспомним его «Валерик». Кровавая бессмысленная война:
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь.
Ручей телами запрудили..
И «мутная волна была тепла, была красна» от человеческой крови… Лермонтов задумывается над причинами войн и. задает «великий и вечный» вопрос:
Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!..небо ясно,
Под небом места много всем.
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он - зачем?
Это больше, чем осуждение войны, это осуждение всякой вражды между народами. Ответить на этот вопрос не смог ни XIX, ни XX век. Вся русская литература до наших дней не может ответить на это «зачем?». Наши теле - и радионовости напоминают сводки с фронтов, мы привыкли уже к тому, что льется кровь, что люди убивают друг друга. И протестует, бьется в тисках сердце»: «зачем?». Как надо было страдать, чтобы написать такое и погибнуть самому в неполных двадцать семь?! До сих пор отказываешься мириться с тем, что так, на полуслове, оборвалось его творчество, замолк его неповторимый голос; В небесах, торжественно и чудно, Спит земля в сияньи голубом…
Какая удивительная музыка речи! Ее не просто слышишь, ее впитываешь всем своим существом. Достоевский был уверен: «красота спасет мир». Трудно сказать, сбудется ли это, но если да, то Лермонтов будет в первом ряду спасателей человечества.