В творчестве Гоголя получает развитие критическое направление русского реализма. Герои поэмы «Мертвые души» уже не вызывают такого горячего сочувствия, как Чацкий, Онегин, Печорин… С позиции живой, народной России автор смеется над мертвецами и уродами своего времени. На первый план выступает яркая, гротескная деталь — типичная особенность гоголевской сатиры. Но за гоголевским смехом — всегда раздумья, потому что смешное и трагическое у него неразрывны. Чего стоит хотя бы прокурор, в гротескно-сатирической манере нарисованный Гоголем. Его левый глаз постоянно подмигивал, «как будто говорил: «пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу…» Но он и в другой комнате ничего не скажет, потому что духовно мертв. В своей среде, однако, он снискал репутацию «серьезного» человека. Этому в немалой степени способствовали «черные густые брови» и интригующая молчаливость. Таков один из представителей городской власти. При мысли о нем уже не смехом, а печалью светятся глаза читателя.
А почтмейстер? Играя в карты, нередко до утра, до петухов, сохраняет на лице мыслящее выражение. С неменьшим сарказмом рисует Гоголь и Собакевича. Каждый стул в его доме, «казалось, говорил: и я тоже Собакевич! или: и я тоже очень похож на Собакевича!». Если во второй части цитаты речь идет всего лишь о внешнем сходстве хозяина с вещью, то в первой — Собакевич откровенно уподобляется ее мертвой сути. Недаром Пушкин, услышав первые главы «Мертвых душ», вдоволь нахохотавшись, с горечью произнес: «Боже! Как грустна наша Россия».
Еще один, не менее интересный герой — Манилов. Осмотрим его кабинет. «На обоих окнах… помещены были горки выбитой золы, расставленные не без старания очень красивыми грядками». Понаблюдаем за тем, как курит Манилов. В минуту недоумения он выпускает дым «очень тонкою струею»; в состоянии растерянности — «через носовые ноздри»; иногда как будто даже пытается вытянуть из чубука мнение относительно того или иного обстоятельства» Но чубук, к удивлению хозяина, «только хрипел и больше ничего». Когда Чичиков уехал, Манилов курил трубку «до самого ужина», надеясь с ее помощью уяснить, что же все-таки означала эта странная «негоция» с мертвыми. Все это, конечно, смешно, карикатур - но. Но перед нами «образованный помещик», лучший из пяти, : изображенных в поэме. В смехе Гоголя — снова слезы.
В Коробочке поражает ее непробиваемая душевная косность, безграничная степень нравственного одичания. Чичиков приезжает к ней мокрым от дождя и мокрым уезжает, потому что «дубиноголовая» старушка не раз заставляла его потеть, прежде чем они порешили дело: пот «в три ручья катился по его лицу». Но Коробочка не единственная в своем роде. Людей этой породы, замечает автор, можно сыскать и в высшем свете. Смешное под пером Гоголя опять становится печальным.
Помещика Ноздрева автор ядовито называет «историческим», «видным», «многосторонним». Но стоит только вдуматься в переносный смысл этих определений — и «другим светом светится лицо». «Исторические» люди, подобные Ноздреву, совсем не нужны России, их «многосторонность» направлена во вред себе и другим. «Горазд он, как видно, на все», — говорит о нем Чичиков. Тут и смех, и слезы. Всего можно ожидать от ноздревых, и этим они страшны в гораздо большей степени, чем смешны. Неуемная кипучесть натуры только резче подчеркивает в нем пустоту и ничтожность интересов.
По мере развития действия в поэме все отчетливее и резче проступают печальные стороны русской действительности. Характеристики помещиков Гоголь начинает «сахарным» Маниловым, а заканчивает «заплатанным» Плюшкиным. «Эхва! А вить хозяин-то я», — не без лукавства говорит он Чичикову, который было принял его за ключницу. Перед нами действительно «хозяин», и не сразу поймешь, смешно это или трогательно. Если за «фу-фу» (мертвых душ) Собакевич назначил баснословную цену, а Коробочка едва не уморила «господина средней руки», то Плюшкин, повинуясь, своей нетерпеливой, всепожирающей алчности, «уступает их по самой низкой цене». Большими замками закрывает он амбары от крестьян — и от себя. В неразборчивой скаредности к вещам обесценивает их. Картины, покрытые слоем пыли, в его доме приравнены к подковам, дырявому ведру, клочку бумаги и прочему хламу. Многое скажут вдумчивому читателю два маниловских кресла, покрытых рогожей, ватрушки Собакевича размером в тарелку; шарманка Ноздрева, шкатулка Чичикова, старенький комод Коробочки…
Недоброжелатели Гоголя искали и не находили в его поэме положительного героя, «честного и благородного человека». А им был сам писатель, олицетворявший живую, мыслящую Россию.