Искусство всегда ищет. Темы, образы, аллегории, символы, вообще форму представления того, чем проникается художник. Общие тенденции по обыкновению развиваются параллельно в нескольких видах искусств, которые зависят и от общего состояния культуры, и от проблем, которые волнуют художников в широком значении этого слова. Первое предопределяет форму. Второе — темы. Развитие науки в XIX веке и вера в то, что всему можно найти рациональное объяснение послужило причиной расцвета реализма в крайней форме — натурализма. И мир усложнялся: разрушались культурные границы между странами, ломались обычные устройства, и искусство, стараясь художественно понять эти изменения и вместе с тем вдохновляясь невиданным масштабом процессов, начало искать объяснение времени в иррациональном, а формы воплощения идей тоже создавались новые. Так возник модернизм. Но и в глобализации была своя граница - настало время, когда человечество пришло в ужас от неограниченности собственных возможностей в области разрушения как физического, так и духовного. Разрушались границы между высоким и низким, элитарным и массовым, игрой и реальностью - между всем. Хаос пришел в мысли художников. То, что вчера казалось благом, на глазах начало превращаться в страх. И художники, как люди душевно более чувствительные и впечатлительные, начали искать пути бегства от глобального в частные «локальные миры» постмодернизма, где вместо героической экспансии к большим идеалам, человек получил возможность пожить частной жизнью.
Свобода модернизма - свобода от существующих обстоятельств и внешних ограничений. Свобода постмодернизма - попытка освободиться от диктата глобальных идеалов.
Даже таких, как принцип «чистого искусства», или «искусства ради искусства». Разве имеет принципиальное значение, как конкретно называется агрессивное глобальное «что-то»?
Даже если отвлечься от течений (хоть архитектурных, хоть литературных), разные виды искусства имеют разные степени абстрактности. Самыми абстрактными из обычных, традиционных и признанных видов искусства считается музыка. Но Патрик Зюскинд в своем романе вывел на сцену вид искусства абстрактнейший чем музыка: искусство создания запахов. Символическое искусство, избранное писателем именно для того, чтобы подчеркнуть главный принцип «чистого искусства», которое при этом будто тяготеть к реализму. Но - как? Герой его произведения, чтобы воссоздать наилучшее благоухание самых привлекательных людей, убивает владельцев этих запахов. Он - гений, но его гениальность ужасная, как следствие деятельности любого фанатика, который получил безграничную власть над другими. Да и именно это искусство даже «в норме» уже предусматривает преобразование живого - цветов - на мертвые искусственные выжимки благоухания. Весьма детально изображает писатель этот непривлекательный технологический процесс, откровенно называя то, что делают с цветами, «убийством».
Жан-Батист Гренуй, главный герой романа - воплощение сразу нескольких принципов, против которых выступает автор и все течение постмодернизма.
Сколько раз были воспеты в литературе люди, которые жили «одной, но пламенной страстью», отрекшиеся подвижники, которые были готовы и собственную жизнь, и жизнь кого-либо принести в жертву определенной идее. Идеи прекрасного, например. Люди, которые желали разодрать на куски убийцу, вдруг буквально влюбляются в Гренуя, встретившись с его шедевром - духами, которые воссоздавали запах убитых красавиц.
Так, Гренуй создает чудо. И тем, кто не знает, какую цену было заплачено за создание его шедевра и настоящую цель этого человека - власть над другими, его «произведение искусства» может казаться прекрасным. И достойно ли искусство такой цены? И часто ли задумываемся мы, к каким личным целям стремятся некоторые безоговорочные Гении?
Искусство мысли - тоже искусство. Чтобы сделать атомную бомбу, создать политическую идеологию и воплотить ее в жизнь вместе с концлагерями, тоже надо быть гением. Но любая идея - художественная, научная, политическая, что несет в себе необходимость насилия, весьма похожа на духи Гренуя.
Его шедевром можно восхищаться, как любыми шедеврами такого типа. Можно обожествлять его вместе с автором-убийцей. Похожими шедеврами пестреет XX столетие. Таланты находят почитателей. Но разве легче от того жертвам отстраненной идеи? Да и сам химерический художник, оказывается, не получил ожидаемого удовлетворения от того, что создал: «То, чего он всегда страстно желал, а именно, чтобы его любили другие люди, в момент успеха стало ему невыносимым, так как сам он не любил их, он их ненавидел». И в конце концов его съедают в прямом (а на самом деле - символическом) значении, именно потому, что он своим Гением вызвал такую любовь. Все его высокое искусство было сплошным заблуждением, иллюзией, как сам его образ в глазах одураченных людей - этот гений на самом деле не имел ни собственного запаха, ни чего-то человеческого в своей природе. Не случайно П. Зюскинд неоднократно сравнивал его с клещом, т.е. с паразитом. Ни себе, ни другим ничего реально хорошего не может принести подобное искусство - такая мысль возникает, если внимательно читать роман.
Конечно, в романе «Парфюмер» есть и другие темы, так как зачем писать книгу о том, что можно передать несколькими словами? Но эта тема: символическое развенчание художественных принципов экспансивного модернизма - есть ведущей.