«Гроза» вышла в свет в 1859 г. (накануне революционной ситуации в России, в «предгрозовую» эпоху). Ее историзм заключается в самом конфликте, непримиримых противоречиях, отраженных в пьесе. Она отвечает духу времени.
«Гроза» представляет собой идиллию «темного царства». Самодурство и безгласие доведены в ней до предела. В пьесе появляется настоящая героиня из народной среды и именно описанию ее характера уделено основное внимание, а мирок города Калинова и сам конфликт описываются более обобщенно.
«Их жизнь течет ровно и мирно, никакие интересы мира их не тревожат, потому, что не доходят до них; царства могут рушиться, новые страны открываться, лицо земли изменяться… – обитатели городка Калинова будут себе существовать по‑прежнему в полнейшем неведении об остальном мире… Принятые ими понятия и образ жизни – наилучшие в мире, все новое происходит от нечистой силы…находят неловким и даже дерзким настойчиво доискиваться разумных оснований… Сведения, сообщаемые Феклушами, таковы, что не способны внушить большого желания променять свою жизнь на иную… Темная масса, ужасная в своей наивности и искренности».
Страшна и тяжела для каждого попытка идти наперекор требованиям и убеждениям этой темной массы. Отсутствие всякого закона, всякой логики – вот закон и логика этой жизни. В своем непререкаемом, безответственном темном владычестве, давая полную свободу прихотям, ни во что не ставя всякие законы и логику, «самодуры» жизни начинают ощущать какое‑то недовольство и страх, сами не зная перед чем и почему. Они ожесточенно ищут своего врага, готовы напуститься на самого невинного, на какого‑нибудь кулигина: но нет ни врага, ни виновного, которого могли бы уничтожить: закон времени, закон природы и истории берет свое, и тяжело дышат старые кабановы, чувствуя, что есть сила выше их, которую они одолеть не могут… Они не хотят уступать, хлопочут только о том, как бы на их век стало…
Кабанова очень серьезно огорчается будущностью старых порядков, с которыми она век изжила, говоря о крахе устоявшегося мира: «И хуже этого, милая, будет», и в ответ на слова странницы: «Нам бы только не дожить до этого». Кабаниха веско бросает: «Может, и доживем». Она только тем и утешается, что еще как‑нибудь с ее помощью простоят старые порядки до ее смерти.
Кабановы и дикие хлопочут теперь о том, чтобы только продолжить прежнее. Они знают, что их своевольство еще будет иметь довольно простора до тех пор, пока все будут робеть перед ними; вот почему они так упорны.
Образ Катерины – важнейшее открытие Островского – открытие рожденного патриархальным миром сильного народного характера с просыпающимся чувством личности. Отношения Катерины и Кабанихи в пьесе не бытовая вражда свекрови и невестки, их судьбы выразили столкновение двух исторических эпох, что и определяет трагедийный характер конфликта. В душе вполне «калиновской» по воспитанию и нравственным представлениям женщины рождается новое отношение к миру, чувство, еще не ясное самой героине: «Что‑то со мной недоброе делается, чудо какое‑то! Точно я снова жить начинаю, или уж и не знаю». Проснувшуюся любовь Катерина воспринимает как страшный, несмываемый грех, потому что любовь к чужому человеку для нее, замужней женщины, есть нарушение нравственного долга. Она всей душой хочет быть чистой и безупречной, ее нравственная требовательность к себе не допускает компромисса. Уже осознав свою любовь а Борису, она изо всех сил противится ей, но не находит опоры в этой борьбе: «точно я стою над пропастью и меня кто‑то туда толкает, а удержаться мне не за что». Не только внешние формы домашнего обихода, но даже и молитва делается ей недоступна, так как она почувствовала над собой власть грешной страсти. Она чувствует страх перед собой, перед выросшим в ней стремлением к воле, неразделимо слившимся в ее сознании с любовью: «Конечно, не дай Бог этому случиться! А уж коли очень мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану, хоть ты меня режь!»
Сознание греха не оставляет ее в момент упоения счастьем и с огромной силой овладевает ею, когда счастье кончилось. Катерина кается всенародно без надежды на прощение, и именно полное отсутствие надежды толкает ее на самоубийство, грех еще более тяжкий: «Все равно уж душу свою погубила». Полная невозможность примирить свою любовь с требованиями совести и физическое отвращение к домашней тюрьме, к неволе убивают Катерину.
Катерина жертва не кого‑либо персонально из ее окружающих, а хода жизни. Мир патриархальных отношений умирает, и душа этого мира уходит из жизни в муках и страданиях, задавленная формой житейских связей, и сама себе выносит нравственный приговор, потому что в ней‑то и живет патриархальный идеал.