…Прибыла делегация из Испании…
- Вы слышали о делегации из Аргентины?
- Не из Аргентины, а из Испании.
- Из Испании, да…
Некто авторитетный, громкий, с снисходящим взглянуть иногда вокруг сводом бровей, утверждал, что делегация прибыла с острова Кубы.
- А не из Саламанки?
- Нет, с Кубы, с Кубы, - говорили, проходя, всеведущие актрисы.
- Как, с Кубы? 12
Многочисленность топонимов, их принадлежность различным репликам многоголосого и личностно неопределенного диалога 13 создают у читателя впечатление нечеткой, неокончательной детерминации родины колоритной группы необычных гостей.
Наконец, "реальное" пространство как бы полностью устраняется в Зурбагане, откуда в равной мере "близко" до любой точки земли. Каур, шагнувший в Зурбаган сквозь поверхность картины и вышедший снова из двери на петроградскую лестницу, оказывается, преодолел "тысячи миль". Слуга Бам-Грана попал в Зурбаган с острова Тристан д'Акунья 14 . Закончившийся на кухне лед Бам-Гран предлагает Ремму взять "в Норвежском фиорде или у Сибирской реки". Мелодию "Фанданго" в Зурбагане превосходно можно слушать без всякого радио прямо из Барселоны, где "у Ван-Герда действительно лучший оркестр в мире". Использование топонимов, обозначающих объекты, удаленные друг от друга на многие тысячи километров, но легко доступные из мира Зурбагана, создает особый фантастический хронотоп этого мира и противопоставляет его жестко зафиксированному во времени и пространстве миру Петрограда.
С точки зрения своих атрибутивных и аксиологических характеристик мир Зурбагана не просто отличается от мира зимнего Петрограда, он ему принципиально противопоставлен. Практически все художественно значимые признаки этого мира образуют оппозиции с признаками петроградского мира. Если последний представляет собой мир севера , зимы, холода , снега , то в южном Зурбагане героя встречают лето, тепло, зелень и цветы. В Петрограде царит мрак, а лунный или искусственный свет только подчеркивает темноту, в Зурбагане же все залито ярким солнечным светом. В Петрограде человек влачит жалкое, скудное, голодное существование, а в Зурбагане бытовая сторона жизни не угнетает высокие порывы духа, жизнь не управляется низкими потребностями человеческого тела 15 . Закономерно поэтому то, что покинутый героем мир из Зурбагана предстает перед ним в виде картины, воплощающей перечисленные выше мотивы: "Я увидел изображение, сделанное превосходно: вид плохой, плохо обставленной комнаты, погруженной в едва прорезанные лучом топящейся печи сумерки; и это была железная печь в той комнате, из которой я перешел сюда". Данная картина явно противопоставлена той, которая изображает действительность Зурбагана и сквозь которую герой попадает к Бам-Грану: "Это была длинная комната, полная света, с стеклянной стеной слева, на круглом ореховом столе с блестящей поверхностью стояла высокая стеклянная ваза с осыпающимися цветами; их лепестки были рассыпаны на столе и полу, выложенном полированным камнем… Простота картины была полна немедленно действующим внушением стойкой летней жары". Обе картины являются, по сути дела, сжатой до двух измерений трехмерной реальностью каждого из миров, наблюдаемой извне, и противоположность их обусловлена противоположностью миров Петрограда и Зурбагана.
В целом мир Зурбагана, как уже было отмечено, получает, с точки зрения героя, ярко выраженную положительную оценку. В то же время персонаж не может остаться в этом, столь привлекательном для него мире. Сюжетное движение не закончено, так как герой по ряду признаков не совпадает с миром, где он оказался. И прежде всего персонаж отличается от него по признаку определенности хронотопа. Каур - человек из мира с определенным фиксированным хронотопом; будучи сам человеком детерминированным в пространственно-временном континууме (носитель русского языка и культуры, сложившийся как личность в определенную историческую эпоху, физически и духовно регламентируемый ею), он не способен, оставшись собой, отказаться от "своего" времени и пространства, выйти навсегда за их пределы. Мир же Зурбагана - это материализовавшийся, овеществленный мир мечты, он идеален в своей сущности; материализоваться он мог только за счет сведения к полной неопределенности пространственной и временной координат. Аналогичный способ материализации идеального мира можно обнаружить, например, в фольклоре, когда идеальный мир правды и добра помещается в тридевятое царство, за тридевять земель, а действие развертывается при царе Горохе 16 . Именно поэтому герой не может остаться в Зурбагане, подобно тому как оказавшийся в раю праведник, не закончивший еще земную жизнь, не мог бы остаться там навсегда, а должен был бы вернуться на землю. Каур находится в Зурбагане лишь тридцать минут, по истечении которых ему приходится покинуть этот город. Мы уже упоминали, что временный характер его появления в Зурбагане подчеркивается в тексте.
Финальный хронотоп фиксирует возвращение героя в петроградский мир. Он воспринимается читателем на фоне "условного" зурбаганского хронотопа, и это определяет ряд его особенностей. Время и пространство в рамках финального хронотопа опять жестко заданы, хоть автор обходится здесь вообще без топонимов и хрононимов. Зато о возвращении персонажа сигнализируют уже другие разряды собственных имен - антропонимы и эргоним, берущие на себя хронотопные функции вследствие своей очевидной закрепленности за исходным хронотопом. Так как пространство петроградского мира, в котором совершается действие, определено в рамках первого хронотопа, автор посредством апеллятивной лексики указывает на тождественность пространственной координаты в исходном и финальном хронотопах. Герой, таким образом, при возвращении из Зурбагана оказывается в той же точке пространства, с которой он начал сюжетное движение; исходная и финальная координата совпали. "Внизу лежал очень знакомый двор - двор дома, в котором я жил. Я осмотрел три двери, выходящие на площадку. На одной из них, под N7, была медная доска с фамилией моей квартирной хозяйки…" 17 . Эргоним (название ресторана) "Мадрид", упомянутый в рамках зимнего петроградского хронотопа, подтверждает пространственную тождественность этого хронотопа финальному, как и имя владельца ресторана Афанасия Терпугова 18 . Каур встречается с ним сперва во дворе Дома ученых, а затем после возвращения из Зурбагана, воспользовавшись ранее полученным приглашением, навещает его ресторан.
Со временем дело обстоит совсем иначе. Герой "перепрыгивает" почти на полтора года вперед в сравнении с исходным хронотопом. В диалоге с женой устанавливается точная дата действия - 23 мая 1923 г., которая акцентируется прямыми вопросами героя 19 :
- Какой теперь год?
- Двадцать третий год, - сказала она…
- Месяц?
- Май.
- Число?
- 23 мая 1923 года.
Образуется амбивалентность двух темпоральных привязок - с точки зрения исходного и с точки зрения финального хронотопа временные отрезки выглядят различно. Согласно первой, герой отсутствовал почти полтора года. Сюжетное движение персонажа происходит в соответствии именно с этой привязкой. Но в таком случае необъяснимыми являются и исчезновение почти полутора лет из петроградской жизни героя, и некоторые факты его жизни. Получается, что из бытия героя как бы изъят значительный временной интервал и все относящиеся к нему события. Так, зимой 1921 г. персонаж еще не женат, тогда как в 1923 г. он беседует с женой Лизой, встреча и брак с которой приходятся как раз на "исчезнувший" промежуток времени. Не случайно эта пропажа большого и важного куска их жизни так пугает Лизу: "Но ведь тебя не было два года! - проговорила она с ужасом, вертя пуговицу моего жилета". Согласно второй точке зрения, герой недавно вышел из дома: "Ты сама знаешь, что я не был дома тридцать минут", - отвечает жене Каур. Точное совпадение временных отрезков (тридцать минут), отмечающих присутствие героя в Зурбагане и отсутствие его дома (в пределах петроградского топоса), исключает раздвоение героя (физическое или ментальное) и параллельное сосуществование его с виртуальным двойником.
Персонаж с трудом пытается совместить в сознании разорванную временную ось: "Я ожил исчезнувшей без следа жизнью, с ужасом изнемогающего рассудка. Силы оставили меня; между тем два вышедших из пустоты года рванулись в сознание, как вода в лопнувшую плотину". Суть происходящего с героем состоит в том, что в его сознании слились два различных хронотопа, принадлежащие двум разным мирам, каждый из которых для героя в равной мере реален. Каур вспоминает и события последних двух лет, которые как бы выпали у него из памяти (и соответственно из сюжета), но вместе с тем понимает и реальность встречи с Бам-Граном (тем более что кожаный мешочек с золотыми монетами подтверждает материальный характер этой встречи). "…Я восстановил прошлое, не удивляясь ему, так как это было мое прошлое, и я отлично видел все его мельчайшие части, составившие эту минуту. Однако мне предстояла задача уложить в прошлое некую параллель. Физическое существо параллели выражалось желтым кожаным мешочком, который весил на моей руке те же два фунта, как и какое-то время тому назад. Затем я осмотрел комнату с полной связью между отдельными моментами мелькнувших двух лет и историей каждого предмета, как она ввязывает свою петлю в кружево бытия. И я устал, потому что снова пережил прошлое, как бы небывшее".
В итоге герой отказывается от однозначного логического разрешения возникшего временного парадокса, допуская одновременное сосуществование двух различных версий событий. Одно и то же событие, один и тот же предмет могут быть истолкованы и в той, и в другой версии. Так, лещ, которого подают Кауру в ресторане "Мадрид", одинаково может оказаться той самой рыбой, что была передана Терпугову в 1921 г. в голодном Петрограде, и вчерашней, купленной на рынке: