Н.В. Синицына, отмечая попытки в исследовательской литературе придать теории «Москва – Третий Рим» едва ли не тотальный характер и рассматривать ее как государственную идеологию XVII в., предостерегла от некорректных заключений: «Главной методологической предпосылкой <…> исследования должно быть простое и методологически безупречное правило – привлекать для выводов о значении и функционировании концепции в XVII в. лишь те тексты, где присутствует формула “Третьего Рима”, ее терминология, вербальное выражение». Между тем в исследовательской литературе «формула “Третьего Рима” используется как некий аксиологический знак, произвольно накладываемый на факты и идеи XVII в., без всяких ссылок на тексты, которые действительно содержали бы эту формулу. Происходит, в частности, подмена “Третьим Римом” мысли о “втором Константинополе”, “констанинопольском наследии”; смешиваются два комплекса идей <…>».[lxxx]
Своеобразие теории «Москва – Третий Рим» определяется несколькими моментами. Во-первых, это сама формула, ставшая обозначением доктрины; во-вторых, это идея смены трех царств – Римов при сохранении до конца времен Римского царства как метафизической, метаисторической реальности; в-третьих, это эсхатологически окрашенная идея невозможности возникновения четвертого Рима. Комплекс текстов, действительно содержащих теорию «Москва – Третий Рим», весьма невелик.
«Филофеева формула – единственный случай появления идеи тройственности среди московских историософских формул, таких, как “Москва – Новый Иерусалим”, “Новый Царьград”, “Новый Киев”».[lxxxi]
Филофеева формула имеет сугубо книжный характер, являясь искусственным конструктом; по мнению М.Б. Плюхановой, именно поэтоу она не получила широкого распространения в книжности: «Общеочевидно, что, кроме прочего, наименование Москвы Третьим Римом было результатом необходимости выразить представление о Москве как дважды Новом Риме, то есть Новом по отношению к Третьему Риму. Но при кажущейся простоте этого результата, он мог быть достигнут лишь через специальное индивидуальное умственное усилие, традиционнее и естественнее было бы выразить идею мировового центра государственности через принятое у славян имя “Царьград”. В формуле “Москва – Третий Рим” есть некая отчужденность от русского языкового обихода, некая необычная приближенность к собственно византийскому и европейскому образу исторического мышления. Вероятно, поэтому она не могла самозарождаться подобно формуле “Москва – новый Царьград” или “Новый Иерусалим”, а нуждалась в постоянном контакте со своим первоисточником, была именно Филофеевой формулой. В связи с этим не следует уделять ей исключительное внимание, имея цель представить себе Московское царство с точки зрения, характерной для XVI-XVII столетий. Формула “Москва – Третий Рим” не должна быть выпущена из поля зрения, но ее нужно воспринимать как одну и наиболее искусственную разновидность из всей совокупности формул, которыми оперировало историческое сознание Московского царства».[lxxxii]
Итак, никаких даже гипотетических оснований искать в петровском семиотическом проекте Петербурга отзвуки теории «Москва – Третий Рим» нет. Помимо всего сказанного, стоит заметить, что теория абсолютна равнодушна к римскому локусу и римским реалиям, столь значимым для державного основателя Петербурга. Это естественно, так как теория «Москва – Третий Рим» говорит о бытии православного царства, а не о Риме или Константинополе как культурных феноменах;[lxxxiii] имена городов для нее не болеечем метонимии трех царств.[lxxxiv]
Концепция Филофея отнюдь не стройная историософская схема, а довольно слабо структурированная и плохо отрефлектированная квази-схема. Падение первого Рима понимается в ней как отступление от веры, однако оно не приводит к завоеванию города/царства; напротив, падение второго Рима понимается как отступление от истинной веры в Послании Мисюрю Мунехину и как завоевание иноверцами-мусульманами в Послании великому князю, но при этом в первом тексте признается сохранение насельниками второго Рима православия (то есть отступничество оказывается временным, но карается более строго, чем отход от православия латинян). Эта размытость и позволяла ей быть столь долговечной, наполняться самым разным историософским содержанием в позднейшие столетия. В деградированном, утерявшим религиозный смысл виде она выродилась в комплекс национальной гордыни и исключительности, спародированный в одном из романов Виктора Пелевина: «Мы же и есть третий Рим. Который, что характерно, на Волге. Так что и в поход ходить никуда не надо. Отсюда наша полная историческая самодостаточноть и нацииональное достоинство».[lxxxv]
Список литературы
[i] Первая публикация в сб.: Художественный язык Средневековья. М., 1982.
[ii] Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки концепции «Москва – третий Рим» в идеологии Петра Первого (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 2002. С. 352-354. Выделено в оригинале.
[iii] Там же. С. 354.
[iv] Там же. С. 356-357.
[v] Там же. С. 361. Я намеренно отказываюсь (ограничиваясь оценкой лишь одного из ее пложений) от рассмотрения более поздней работы Б.А. Успенского о доктрине «Москва – Третий Рим» (Успенский Б.А. Восприятие истории в Древней Руси и доктрина «Москва – третий Рим» // Успенский Б.А. Избранные труды. Изд. 2-е, испр. и перераб. М., 1996. Т. 1), хотя в них содержатся очень важные дополнения, а отчасти и коррективы к той трактовке теории старца Филофея, которая представлена в статье «Отзвуки концепции “Москва – Третий Рим” в идеологии Петра Первого <…>». Во-первых, эта новая характеристика теории «Москва – Третий Рим» принадлежит только одному из авторов более раннего исследования. Во-вторых, в статье Б.А. Успенского уже не рассматривается возможное воздействие этой теории на символические акции, предпринятые Петром I, в том числе и на реализацию проекта Петербурга. Моей же целью является именно рассмотрение интерпретации Ю.М.. Лотманом и Б.А. Успенским рецепции теории «Москва – Третий Рим» в русской культуре Нового времени.
[vi] Петр I, вероятно, должен был знать Уложенную грамоту Московского собора 1589 г., содержащую перефразировку теории «Москва - Третий Рим», и ее издание в составе Кормчей книги 1653 г. (см. о формуле «Третий Рим» в этих памятниках: Синицына Н.В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). М., 1998. С. 299-305. Из неофициальных памятников, в которых отразилась теория Филофея, Петр мог знать псевдоисторическую «Повесть о зачале Москвы». В «Сказании о зачатии Москвы и Крутицкой митрополии» теория релуцирована и уже практически неразличима: сообщается, что на месте будущей Москвы князь Данил Иванович обнаруживает «хижину малу», в которой обитает римлянин Подон; см.: Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 2006. Т. 15. XVII век. С. 140.
Р. Николози, проведший скрупулезное исследование панегирической оитературы петровской эпохи, в личной беседе подтвердил мои предположения, что в этих сочинений отсутствуют отсылки к теории «Москва – Третий Рим».
[vii] См.: Послания Ивана Грозного / Подгот. текста Д.С. Лихачева и Я.С. Лурье; Пер. и коммент. Я.С. Лурье. М.; Л., 1951. (Серия «Литературные памятники»). С. 200.
[viii] Летописец Еллинский и Римский. СПб., 1999. Т. 1. Текст / Основ. список подгот. О.В. Твороговым и С.А. Давыдовой; Вступ. ст., археографич. обзор и критич. аппарат изд. подгот. О.В. Твороговым. С. 199 (список БАН, 33.8.13, л. 81а).
[ix] См. Истрин В.М. Книгы временньныя и образныя Георгия мниха. Хроника Георгия Амартола в славяно-русском переводе. Текст, исследование и словарь. Пг., 1920. Т. 1. Текст. С. 10.
[x] Синицына Н.В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). С. 244.
[xi] Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам: Тексты и комментарий: В 3 т. / Отв. ред.: Н.Н. Покровский, Г.Д. Ленхофф. М., 2007. Т. 1. Житие св. княгини Ольги. Степени I-X. С. 408-409, список ГИМ, Чуд. 358, л. 225-225 об.
[xii] Там же. Т. 2. Степени XI-XVII. Приложения. Указатели. С. 173-174, список ГИМ, Чуд. 358, л. 570-570 об.
[xiii] Там же. Т. 2. С.190, список ГИМ, Чуд. 358, л. 587. Ср. у Нестора Искандера: «Но убо да разумѣеши, окааннѣ, аще вся прежереченная Мѣфодием Патаромскым и Лвом Премудрым и знамения о градѣ сем съврьшишася, то и послѣдняа не преидут, но такоже съврьшитися имут. Пишет бо: “Русий же род съ прежде создателными всего Измаилта побѣдять и Седмохолмаго приимуть съ прежде законными его и в нем въцарятся и судрьжат Седмохолмаго русы, язык шестый и пятый, и насадит въ нем зелье и снѣдят от него мнози в отмщение святым”». - Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 2005. Т. 7: Вторая половина XV века. СПб., 2005. С. 68.
[xiv] Властители многих земель, в том числе из «стараго Риму отъ папы и отъ цесаря, и ис Царяграда от турскаго салтана» присылали к великому князю Московскому со словами о мире и любви (Степенная книга… Т. 2. С. 249, список ГИМ, Чуд. 358, л. 644.
[xv] Ленхофф Гейл Д. Степенная книга: замысел, идеология, адресация // Степенная книга… Т. 1. С. 135-136.
[xvi] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1962. Кн. 8. 1703 — начало 20-х годов XVIII века. Т. 16. С. 546.
[xvii] См. об этом подробнее: Моисеева Г.Н. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII века. Л., 1980. С. 24.
[xviii] Там же. С. 31.
[xix] Там же. С. 36.
[xx] Ленхофф Гейл Д. Степенная книга: замысел, идеология, адресация. С. 121.
[xxi] Появление орла во время осмотра Петром I места основания будущего города, описанное в анонимном сочинении петровского времени «О зачатии и здании уарствующаго града Санкпетербурга» (Беспятых 1991. С. 258-262), «отсылает к легенде об основании Константинополя (то есть к легенде об основании децентированной столицы, в традиции которой воспринимается Петербург». – Николози Р. Петербургский панегирик XVIII века: Миф – идеология – риторика / Пер. с нем. М.Н. Жаровой под ред. К.А. Богданова. М., 2009. С. 8; ср.: Вилинбахов Г.В. Основание Петербурга и имперская эмблематика // Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 18. Семиотика города и городской культуры. Петербург.Вилинбахов 1984. С. 53. О появлении орла при заложении Царьграда сообщает, в частности, «Степенная книга…».