«Милостивый государь Константин Константинович.
У меня сегодня вечером соберутся для обсуждения программы Пушкинского вечера. Пожалуйте также и прочтите.
Если желаете быть сперва со мною вдвоем, пожалуйте часов в 7-мь. Все утро — по делам, пишу второпях и убегаю.
Весь Ваш Ор. Миллер»[xl].
В Пушкинском вечере 29 января 1881 г. в зале Кононова должны были участвовать, кроме Достоевского, Д. В. Григорович, Я. П. Полонский, И. Ф. Горбунов, О. Ф. Миллер, П. И. Вейнберг, А. А. Голенищев-Кутузов, А. И. Незеленов, А. Н. Плещеев, А. А. Потехин, К. К. Случевский и др.[xli]
Жизнь Достоевского оборвалась внезапно за день до 29 января. И тогда же, 29 января, на том же Пушкинском вечере, начались «поминки» по Достоевскому: «После увертюры на эстраду вышел профессор Миллер и обратился к публике с краткой речью. "Сегодня, — начал он, — день поминальный. Нам приходится поминать не только Пушкина, но и Достоевского. Еще недавно мы думали поминать Пушкина вместе с Достоевским, т. е. что он будет вместе с нами участвовать в Пушкинской поминке, читать его произведения, мы надеялись самым горячим образом приветствовать его здесь живого — теперь поминаем мертвого"»[xlii]. Собравшиеся почтили память обоих — и Пушкина, и Достоевского: «В начале второго отделения подняли занавес и на сцену внесли портрет Достоевского, убранный цветами и венками. Его окружили все участвующие, и О. Ф. Миллер, обратись к присутствующим, сказал: "Вот теперь, именно в это время должен был бы приехать Достоевский и быть горячо приветствован нами; теперь же мы можем видеть лицо его только на портрете". По желанию публики портрет Ф. М. Достоевского оставался весь вечер на авансцене»[xliii].
Случевский тут же отозвался на смерть Достоевского стихами, появившимися уже 1 февраля 1881 г. в «Новом времени»:
Три дня в тумане солнце заходило...
И на четвертый день безмерно велика,
Как некая духовная река,
Тебя толпа к могиле уносила...
И от свечей в руках, от пламени кадила,
От блеска наших слез, и от живых цветов,
Качавшихся на зелени венков, —
Бессмертие, прийдя, твой светоч засветило.
И приняла тебя земля твоей Отчизны!
Дороже стала нам одною из могил
Земля, которую без всякой укоризны,
Ты так мучительно и смело так любил!..[xliv]
Новый вариант этого стихотворения был прочитан О. Ф. Миллером 14 февраля 1881 г. на заседании Славянского благотворительного общества[xlv], он уже появился во второй книге стихов Случевского (1881). В результате изменений стихотворение до некоторой степени лишилось своеголирического напряжения, стало более эпичным, в нем появилось описание Пушкинского вечера 29 января:
И вечер наступая,
Увидел некое большое торжество:
Толпа собралась шумная, живая,
Другого чествовать, поэта твоего!..
Гремели песни с освещенной сцены,
Звучал с нее в толпу могучий, сильный стих
И шли блестевшие огнями перемены
Людей, костюмов и картин живых...
И в это яркое и пестрое движенье,
Где мягкий голос твой назначен был звучать,
Внесен был твой портрет, — как бледное виденье,
Нежданной смерти ясная печать!
И он возвысился со сцены — на престоле,
В огнях и звуках, точно в ореоле...
И веяло в сердца от этого всего
Сближением того, что живо, что мертво...[xlvi]
Случевский называет Пушкина «поэтом Достоевского» («поэта твоего» — в стихотворении), и это отражает представление Случевского о Достоевском как о продолжателе пушкинской традиции в русской литературе. В то же время Пушкин — это та точка соприкосновения Достоевского и Случевского, без которой нельзя не только воссоздать историю взаимоотношений Случевского с Достоевским, но и специфику восприятия Случевским Пушкина, на которого он, во многом, смотрел сквозь «призму» Достоевского.
Случевский неоднократно участвовал в 1881 г. в «поминках» по Достоевскому. Вскоре после смерти Достоевского, 3 февраля 1881 г., в газете «Голос» появилось сообщение, что на одном из заседаний Литературного фонда было сообщено В. П. Гаевским о решении учредить фонд имени Ф. М. Достоевского, деньги из которого будут предназначаться на воспитание детей бедных литераторов. В том же номере говорилось, что в ближайшее время состоятся чтения, на которых прозвучат произведения Достоевского, а весь денежный сбор пойдет в кассу Литфонда в счет капитала имени Ф. М. Достоевского для выдачи пособий для детей. 8 февраля 1881 г. Д. В. Григорович, заболевший после совещания, просил Случевского: «Не забудьте только, что Вы читаете отрывок из романа "Бесы". Сократите насколько возможно <...> и доставьте все это О. Ф. Миллеру для представления Попечителю на разрешение»[xlvii]. Эти чтения состоялись 6 марта в зале Кононова. Выступал вместе с Д. В. Григоровичем, О. Ф. Миллером, А. А. Навроцким, А. И. Пальмом, А. Н. Плещеевым, М. Г. Савиной и Случевский[xlviii]. 26 апреля 1881 г. состоялся очередной вечер в память Достоевского для учреждения стипендии его имени с участием Д. В. Григоровича, О. Ф. Миллера, А. Н. Плещеева, К. К. Случевского, А. И. Пальма, А. А. Потехина, П. И. Вейнберга и др.[xlix]
Еще раньше, в марте, на квартире у А. Г. Достоевской прошло несколько совещаний. План и состав первого полного собрания сочинений Достоевского обсуждали О. Ф. Миллер, H. Н. Страхов, А. Н. Майков, Д. В. Григорович, Д. В. Аверкиев, К. П. Победоносцев. Среди других был привлечен к этой работе и Случевский[l]. Вряд ли он мог предположить тогда, что 27 марта 1898 г. ему придется присутствовать на другом совещании — заседании особого отдела Ученого комитета Министерства народного просвещения, на котором будет принято решение исключить полное собрание сочинений Достоевского из списка книг, рекомендованных для народного чтения тем же Ученым комитетом в 1896 г.[li]
А пока что в вышедшем в 1883 г. первом томе полного собрания сочинений Достоевского H. Н. Страхов среди «погибших во цвете лет» от литературного террора, устроенного в шестидесятые годы «комитетом общественного спасения» «Современника», не забыл назвать и Случевского[lii].
К 1889 г. по просьбе вдовы писателя, Анны Григорьевны Достоевской, Случевский написал очерк о Достоевском — 25 января 1889 года Случевский приглашал Достоевскую присутствовать вместе с Д. Аверкиевым, Ап. Майковым, О. Миллером, А. Милюковым и Н. Страховым на чтении очерка (Страхов отказался по болезни)[liii]. Очерк Случевского вошел в третье (1889) и четвертое (1892) издания собрания сочинений Достоевского в виде предисловия. Судьбе было угодно, чтобы среди тех, кто первыми попытались очертить личность и творчество великого романиста, оказался сам Случевский, хотя он и в 1897 г., возвращаясь к своему путешествию в Старую Руссу, совершенному в 1887 г., повторял сказанные тогда слова о том, что пора по-настоящему оценить Достоевского еще не пришла: «Критическая оценка могучего таланта его еще не наступила, так как покойный находился в "боевой" линии того направления, которого держался, и всякая оценка будет более или менее субъективна, но что в нем сказалось пророческое ясновидение путем художественного творчества — это несомненно; стоит вспомнить "Бесов" и "Идиота" и то, что вершилось в нашем развитии потом, вслед за их написанием, чтобы убедиться в этом и в той горячей любви его к "милой больной", в те дни очень больной, — России, садящейся после изгнания бесов к ногам Христа»[liv].
Надо сказать, что Случевского с Анной Григорьевной Достоевской связывало не только общее стремление увековечить память Федора Михайловича изданием сочинений, устройством школы его имени в Старой Руссе (недаром портрет Случевского был помещен в «Музее памяти Ф. М. Достоевского» при Историческом музее)[lv], но и добрые личные отношения, и дружба их детей — дочь Случевского Ольга училась вместе с Любой Достоевской, в Любу Достоевскую был влюблен его сын Константин[lvi].Примечательно, что уже после смерти Случевского, 7 февраля 1907 г. А. Г. Достоевская рекомендовала И. Л. Леонтьеву-Щеглову сборник «Стихотворений Лейтенанта С.», знакомого ей и погибшего при Цусиме «юноши» К. К. Случевского (сына известного поэта), рассчитывая на Щеглова как на ценителя поэзии с тонким «литературным чутьем», а в письме от 29 марта поблагодарила его за согласие поместить рецензию на стихи в «Слове», где И. Л. Леонтьев-Щеглов был постоянным сотрудником[lvii].
В очерке о Достоевском Случевский указывал на пушкинскую речь Достоевского как на одно из самых крупных событий в жизни писателя: «Начав свое служение литературе в Москве с горячей, страстной любви к Пушкину, Достоевский и завершил его, после долгого скитания, в Москве же и на памяти того же Пушкина»[lviii]. Случевский подчеркивает, что «в этой речи имелось налицо гораздо более, чем "характеристика"»[lix], потому что Достоевский сумел высветить в Пушкине то, чего не замечали современники, — его речь явилась «действительным откровением <...> и сделала из праздника настоящее торжество»[lx].
Надо сказать, что Пушкинскую речь Достоевского Случевский мог лишь читать. На самом открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 г. ему побывать не пришлось. С 1874 г. он перешел из Министерства Внутренних дел в Министерство Государственных имуществ и в 1880 г. был командирован за границу для собирания сведений о ценах на рабочий труд, о состоянии земледелия в Германии и Франции[lxi]. Из Германии Случевский прислал О. Ф. Миллеру стихотворение «Тост Пушкину», датированное «Гейдельберг 21 мая 1880»[lxii]. В сопроводительном письме он просил Миллера прочесть стихотворение на «Славянском вечере»[lxiii], сообщал, что послал текст Суворину с просьбой не только напечатать в «Новом Времени», но и поручить «кому-нибудь прочесть в Москве». Повторяя то же пожелание Миллеру, он спрашивал и о том, «как адресовать телеграмму в Москву, кому, 25 или 26»[lxiv]. Однако просьба Случевского не была выполнена. Выступая 6 июня с речью о Пушкине в Петербурге, О. Ф. Миллер не прочел стихотворения Случевского: «Речь г. Миллера, видимо, произвела сильное впечатление <...> так же, как и прочитанное вслед за тем им же прекрасное, чисто музыкальное стихотворение г. Полонского»[lxv]. В «Новом времени» стихотворение тоже не было опубликовано, да и на Пушкинских торжествах в Москве прочитано не было.